Дмитрий Леонтьев - Бегство в мечту

— Зря старик переживает. Теперь уже никуда не денутся. Не все же «вхолостую» работать, мелких воришек да наркоманов задерживать… Надо изредка и что-то посерьезней «поднимать». Для разнообразия.

— Задерживаем-то мы и тех, кто «посерьезней», — вздохнул Андрей. — Да вот только не хотят они что-то сидеть… Вроде и делаем все добротно, даже нет-нет, а и обойдем где-нибудь «острый угол» законодательства, ан нет — опять увернулись… Знаешь, Коля, мне все больше и больше хочется, чтобы в этом мире что-то зависело и от меня лично. Устал я от непробиваемости «верхов»…

— Становись президентом или сенатором, — просто посоветовал напарник. — Или, на худой конец, «новым русским» — этим тоже все наши законы по… Ну, где-то по пояс будут…

— Рад бы в рай, да грехи не пускают. Где ж я первоначальный капитал возьму? Дай в долг тысяч сто долларов, может, тогда и попытаюсь.

— Дядюшка Скрудж Макдак начинал с десяти центов, — наставительно заметил Королев. — Правда, в Америке и в сказке…

Туманов вошел в кабинет и поднял трубку телефона местной связи.

— Степаныч, — попросил он дежурного, — пришли кого-нибудь из постовых, чтобы Селантьева привели… Нет, не лень, просто солидности добираю… Ну, спасибо…

— На фиг послал? — ехидно поинтересовался Королев. — Это тебе не кино. «Уголовный розыск — элита и гордость милиции». Топай за задержанным сам.

Двери кабинета распахнулись, и молодой постовой ввел высокого, сутулого человека с унылым лицом, на котором больше трети места занимал нос-картошка.

— Товарищ старший лейтенант, — звонким голосом доложил постовой, — задержанный Селантьев по вашему приказанию доставлен.

— Спасибо, Роман, — поблагодарил постового Туманов и предложил задержанному стул: — Располагайтесь, Игорь Павлович.

— Туманов, — дрогнувшим голосом попросил Королев. — Можно тебя в коридор на пару слов?

— Что происходит? — прошептал он в коридоре на ухо Туманову. — В дежурке начальство из главка, или Степаныч на старости лет спятил? Если начальство — ты мне лучше сразу скажи, я из отдела подальше смоюсь, от греха… Ты состояние моих бумаг знаешь…

— Не волнуйся, — похлопал его по плечу Андрей, — и начальства нет, и Степаныч в своем уме… У меня день рождения выпадает на его следующее дежурство.

— А-а, — с явным облегчением вздохнул Королев. — А я уж перепугался… Мне, значит, сей блат аж до самого дня рождения не светит… Ладно, пойду схожу за задержанным сам.

Андрей вернулся в кабинет и сел за стол.

— И долго меня будут здесь мурыжить? — кисло поинтересовался Селантьев. — Сперва мне ваш начальник два часа какую-то ерунду рассказывал, теперь вы за головомойку приметесь? У вас нет прав, чтобы…

— У нас все есть, — мягко перебил его Туманов. — Как в Греции. Все, кроме ваших чистосердечных показаний.

— Мне не в чем каяться. Было бы у вас что на меня — давно бы предъявили.

— Вот и хорошо. Сейчас я вас опрошу, и мы это зафиксируем.

— Ничего я не стану подписывать.

— Почему? — удивился Андрей. — Если вы ни в чем не виноваты и мы этот факт закрепим на бумаге, вам это пойдет только на пользу. А статья «отказ от дачи показаний» в данном случае только оставит пятно на вашем кристально-чистом имидже.

Селантьев с недоверием покосился на оперативника и сказал:

— Значит, так… Ничем криминальным я не занимаюсь. После последней «ходки» завязал. Из задержанных никого не знаю. Ни о каком оружии не слышал. Ребятишек, которые что-то про меня плетут, вижу в первый и, надеюсь, в последний раз. Вчерашний день я целиком провел у сожительницы на даче. Смотрел телевизор. Все.

— Вот и хорошо, — обрадовался Туманов. — Сейчас мы это запротоколируем.

Он быстро заполнил анкетные данные на протоколе, записал показания Селантьева и, подписавшись, подтолкнул протокол к задержанному:

— Подписи здесь, здесь и вот здесь…

— Знаю, не первый раз замужем, — буркнул Селантьев, цепкими глазами впиваясь в строчки протокола.

Прочитав написанное несколько раз, невразумительно хмыкнул и быстрым движением поставил рядом с галочками несколько закорючек, обозначающих подпись.

— Все? — недовольно спросил он. — Теперь я свободен?

— Все, — подтвердил Андрей. — Ах, да!.. Чуть не забыл… Игорь Павлович, вы говорите, что никого из задержанных не знаете? А ведь с одним из них — с Меркуловым — вы вместе отбывали срок в 1975 году и даже находились с ним в дружеских отношениях… Небольшая неувязка. Я должен был напомнить вам об этом в самом начале нашей беседы, но как-то у самого из головы вылетело… Теперь и себе работы добавил, и у вас лишнее время отнял… Придется переписать.

— И впрямь, — «припомнил» Селантьев, — Как это я забыл, а? Да-да, давно это было… Пожалуй, стоит переписать… А старый протокол порвать, да?

— Вот этого не могу, — огорчился Андрей. — Формальность, конечно, но теперь это официальная бумага. Но вы же сами понимаете: что для нашего уголовного кодекса такое мелкое расхождение значит? Тьфу — и забыл. Следователи тоже люди — понимают, что нельзя каждую мелочь запомнить, память ведь не беспредельна. Сейчас я быстренько напишу новый протокол. При каких обстоятельствах, вы говорите, познакомились с Меркуловым?

— Это говорите вы, — поправил Селантьев. — Ладно, пишите…

Закончив второй протокол, Андрей придвинул его задержанному, и после столь же тщательного изучения была поставлена еще одна подпись.

— Вот и хорошо, — Туманов убрал протоколы в ящик стола и вдруг звонко хлопнул себя по лбу. — Ах, я, склеротик старый! Опять забыл! Вот ведь жизнь оперативника: так забегаешься, что даже свою фамилию забываешь. Парнишка-то!.. Парнишка!

— Что «парнишка»? — зло спросил Селантьев. — Что еще?

— Семен Вагинов, — напомнил Андрей. — Вы сказали, что видите его в первый раз. А это же сын вашего соседа — Александра Петровича Вагинова. Во дворе говорят, что у вас с ним очень неплохие отношения. У вас и у него и судимости схожие, и образ жизни подобающий… Забыли вы, наверное, парнишку. По квартире друга какой-то шкет бегает — разве уследишь? Да и приглядываться ни к чему. Бегает и бегает себе… Но расхождение между вашими первичными показаниями и реальными фактами надо стереть. Не поймут. Сейчас мы быстренько напишем правду и снова станем чисты и правдивы, аки голуби небесные…

— Хорошо копаете, — одобрил Селантьев. — Быстро. Только мишура все это. Выеденного яйца не стоит. За забывчивость, как ты, начальник, и сам сказал, у нас не сажают… Может, сразу вспомнишь, что еще «забыл»?

— Не я, — поправил Туманов, — а вы, Игорь Павлович. Вам и вспоминать. У меня-то память «дырявая». Потихонечку-помаленечку вспоминаю. Может, потом что еще и вспомню… Исключительно, чтоб вам помочь…

Постепенно были «вспомнены» показания соседей по даче сожительницы Селантьева, видевших, как вчера днем он отъезжал на серой машине в четыре часа, отпечатки пальцев Селантьева на стакане и бутылке из-под водки, изъятые экспертом с дачи, на которой изготовлялось оружие, а также одна из судимостей Селантьева, полученная за изготовление и распространение холодного оружия.

— Что было — то уже быльем поросло, — спокойно заметил Селантьев, подписывая последний протокол. — За отбытое вторично не судят. Отъезжал я, как уже и говорил, за шпротами и водкой в магазин, а на этой даче, про которую вы говорите, я был только один раз, в гостях у Меркулова. Посидели, водочки выпили, былое вспомнили. Никакого оружия я там не видел и чем Меркулов занимается — не знаю. Это меня глупые пацаны к делу «пришивают» с перепугу, видать. Раз судимый — значит, чем-то подобным промышляет. Фантазия у ребятишек играет… Меркулов-то с товарищами, небось, молчат?

— До поры до времени, — согласился Андрей. — Вы же знаете, как это бывает, Игорь Павлович: пока в деле жидко — молчат, гуще стало — кричат. А кашу погуще заварить мы умеем.

— Этого у вас не отнять… Ну что, теперь все? Я могу идти?

— Пока только в камеру. Показания на вас есть, сами понимаете: мы вынуждены проверить поступивший сигнал.

— Я так с самого начала и предполагал, — кивнул Селантьев. — Но вся эта комедия будет хороша только для прокурора. А до него дело не дойдет. Чист я, начальник. Ни-че-го у вас на меня нет. И не будет.

Туманов неопределенно пожал плечами, и задержанного увели. Андрей достал из ящика стола предыдущие протоколы и просмотрел их еще раз. «Что ж, — подумал он, — для суда это будет неплохим психологическим фактором. И отнюдь не в его пользу. Курочка клюет по зернышку, а дело составляется по малюсеньким фактикам, которые впоследствии перерастают в единую картину-мозаику… Теперь перейдем к "покупателям"».

В этот момент в дверь постучали, и на порог кабинета шагнул здоровенный, но какой-то угловатый детина с дебильно-слащавой улыбкой на рыхлом лице.