Мацуо Монро - Научи меня умирать

– Слушай, а не ты это сделал? – спросила она.

– Ты в своем уме? Я что, похож на убийцу?

– Если бы все убийцы были похожи на убийц, они бы уже перевелись. Как динозавры. Если бы те меньше высовывались, может, дожили бы и до наших дней. Убийцы сделали правильные выводы из этого. Они не высовываются.

Резонно. Не про динозавров, конечно, а про убийц.

Она немного помолчала. Я подумал, что сейчас, наверное, глаз у нее косит особенно заметно.

– А может, убийца все-таки ты? Знаешь, как бывает в триллерах. Живет себе человек тихо-мирно, никого не трогает. А потом бац! У него съезжает крыша. Раздвоение личности. Одна половинка не знает, что вытворяет другая. Одна, к примеру, сидит днем в офисе, а вторая по ночам режет начальников. Как тебе такая теория? Между прочим, все сходится. Началось с пустяка – обезьяны мерещились. Потом дело дальше зашло… Вроде как доктор Джекил и… как его?

– Говнюк, – мрачно сказал я. – Мистер Говнюк.

– Ну, примерно.

– Не говори чушь. Я не убийца.

– Ты в этом уверен?

– Да.

– Как и в том, что разговариваешь с обезьянами?

Я не мог понять, говорит она серьезно или издевается. В любом случае, ее слова мне не понравились. Ее теория и правда все объясняла. У меня заныло внизу живота.

Доктор Джекил и мистер Говнюк.

А если она права?

Что, если она права?

Тогда я опасный для общества псих. Меня отправят в специальную клинику, где такие же психи сидят в палатах с зарешеченными окнами. Принудительное лечение. Уколы, электрошок… Я слабо представлял себе, как живется психам-преступникам в этих заведениях. Но в одном был уверен – репу мне там сажать не придется. Об этом останется только мечтать.

Правда, поверить в это трудно. Одно дело кино, другое – жизнь. Сомневаюсь, что такое раздвоение вообще возможно. То есть, раздвоение до такой степени.

Надо было сразу идти к врачу. Как только увидел эту обезьяну. Теперь поздно. «Доктор, я вот сомневаюсь, не убил ли я трех человек в моменты помутнения рассудка. Может, пропишите мне успокоительное?»

– Не расстраивайся. Может быть, убийца я, – сказала Вик.

– Что?

– Ну ты ведь не можешь гарантировать, что это не я убила тех парней. Я была с тобой в клинике тогда, я знала, где ты находишься сегодня… Запросто.

– Глупости…

– Как знаешь. Больше вариантов у меня нет. Только не вали все на знакомых Ямады. Это дело касалось только нас троих. Теперь касается нас двоих. Вроде как метод исключения. Ямаду из списка подозреваемых придется исключить.

Я понял, что она просто забавляется. Ей было весело. Точнее, ей было все равно, поэтому она могла позволить себе повеселиться. Да, именно так.

Она скоро уйдет. И оставит меня одного разгребать это дерьмо.

А что, если убийца действительно она? Я искоса посмотрел на нее. Она безмятежно смотрела беззвучные новости. Нет, я не верил, что она способна на это. Вернее, способна, но вряд ли стала бы заниматься подобными вещами. И потом, убить – да. Но уродовать трупы?.. Для этого надо быть больше чем просто психом. Надо быть свихнувшимся ко всем чертям психом. Как Ямада. Или… Как я?

Что, если она права?

Я снова посмотрел на Вик. Ясно, что продолжать разговор бесполезно. Она будет и дальше забавляться. Она уже не здесь.

Влип. Очередной раз я мог сказать себе это со всей определенностью.

Парень, ты здорово влип.

Готя-готя.

Еще один вопрос нашему игроку: кто же зарезал всех этих людей? Вашего начальника, по известным причинам, мы исключаем из списка кандидатов на почетное звание серийного убийцы. Он доказал свою невиновность. Итак, ваш ответ? Раз-два-три…

Не знаю. Я уже ничего не знаю. И, пожалуй, не хочу знать.

Очень жаль, но вам придется покинуть игру. Вы не получаете приз. Вы вообще ни хрена не получаете.

– Ты сделаешь то, о чем я тебя просила? – выключив телевизор, спросила Вик.

Теперь в комнате стало совсем темно. Виден был только темно-серый прямоугольник окна. Вик превратилась в бестелесный голос.

Я вспомнил, что совсем скоро должно произойти то, что гораздо серьезнее и важнее моих дерьмовых сомнений. Вик умрет.

Вик умрет.

Так какого же хрена ты думаешь только о том, как спасти свою задницу?

Вик скоро умрет. Она умирает уже сейчас.

Почему же тебя заботит только собственная шкура?

– Эй, не молчи… Ты сделаешь?

– Открытки отцу?

– Да.

– Сделаю.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Утром тебя ожидает неприятное зрелище. Ты готов?

– Кажется, да.

– Приходилось видеть мертвых?

– Нет.

– Плохо. Я не знаю, как буду выглядеть после хлороформа… Надеюсь, что это будет не слишком мерзко.

Она немного помолчала. А я мог запросто замораживать воду в ладонях.

– Чтобы позвонить в полицию или врачам, тебе придется выйти на улицу. Дверь не закрывай. Телефон через дорогу. Направо… Увидишь.

– Увижу, не волнуйся.

– И… Котаро… Понимаю, что это глупость, но… Приходи иногда ко мне, хорошо? Нет ничего безнадежнее, чем заброшенные могилы. Хоронить меня не прошу. Знаю, что это может у тебя не получится… Но хотя бы приходи, ладно?

– Конечно.

Я кусаю себе губы.

Я сжимаю стакан так, что стекло вот-вот лопнет.

Я хочу, чтобы оно лопнуло. Хочу, чтобы осколки вошли в ладонь, разрывая кожу и сухожилия.

– И прости меня за то, что втянула тебя в это. Я была сукой.

– Нет. Ты не была сукой.

– Все равно прости.

– Ты тоже меня прости Вик.

– Тебе не за что просить прощения. Если бы дело было только в одиночестве, ты бы мог помочь. Но одиночество – это лишь следствие. Так что, как бы ты ни старался, ни к чему бы это не привело. Не вини себя. Все, что ты можешь сделать, – изредка вспоминать обо мне и отправлять открытки отцу. Не так много, правда?

Я мог только кивнуть.

В комнате снова стало тихо. Я медленно сосчитал до десяти. Потом в обратном порядке, стараясь ни о чем не думать. Лапа, сжимавшая горло, чуть ослабила свою хватку.

– Котаро… – позвала Вик из темноты.

– Что?

– Ты по-прежнему не хочешь со мной переспать?

Я вспомнил, как она стонала в клинике, вспомнил ее губы, мягко берущие соломинку, вспомнил ее крик «трахни меня» там, на берегу моря…

Внизу живота тяжело и сладко заныло. Может, это было безумием, но я ее хотел. В этом желании не было ни капли жалости или стремления выполнить последнюю волю умирающего. Но и животного зова плоти в нем было немного. Ровно столько, чтобы мозг начал вырабатывать эндорфины и смог запустить механизм эрекции.

Просто сейчас это была последняя возможность сказать без слов что-то очень важное. Я оставался, она уходила. Но мы оба знали, что выигравших в этой игре нет. Ее ждала неизвестность, меня – ожидание неизвестности…

Наши хищные губы…

…наши переплетенные тела на полу темной комнаты…

…наши медленные плавные движения…

…пот на нашей коже…

…наши стоны и хриплое дыхание в ночной тишине…

…Все это было последним пожеланием друг другу мужества перед лицом бездны.

Глава 21

Вик ушла незаметно.

Я лежал на спине, глядя в темноту, и вдруг почувствовал, что остался один в комнате. Не было слышно ни шагов, ни шуршания одежды… Она просто растворилась.

Я провел ладонью по лицу. Оно было мокрым от слез. Да, мы оба плакали. Я и Вик. Мы были такими маленькими, а бездна, разверзшаяся перед нами, такой огромной… И нам было страшно. Страшно от того, что никакого мужества не хватит, чтобы этот страх преодолеть.

Кажется, в эту ночь я заглянул за черту. И то, что я там увидел, уничтожило меня. Одним лишь взглядом.

Я перевернулся на бок и дотянулся до бутылки. Потом кое-как сел, прислонившись к стене. И начал пить прямо из горлышка. Мне смертельно хотелось напиться.

Но виски превратилось в воду. Я не чувствовал ни вкуса, ни крепости. Механически подносил горлышко ко рту, делал глоток, опускал руку с бутылкой вниз, чтобы через минуту повторить этот цикл. Но опьянение не приходило. Я был трезв, как буддийский монах.

Один раз мне послышалось, что Вик прошла мимо двери комнаты. Шаги были почти неслышны. Лишь тихо скрипнула половица. Может быть, это и не Вик. Обычные звуки старого дома…

А может, это прошла смерть. Прокралась в комнату, где ее ждала Вик. Чтобы побеседовать по душам. А потом взять за руку и повести за собой.

Мне не хотелось об этом думать.

Как не хотелось представлять себе, что сейчас делается за стеной.

Там, в нескольких шагах от меня, за тонким слоем бетона, происходило что-то чудовищное. Творился темный обряд, веками окутанный мрачной тайной. Человеческое жертвоприношение… Смерть сидела у изголовья Вик. Сидела и ждала, когда, наконец, возьмет то, что причитается ей по праву.

Когда дверь в комнату приоткрылась с резким скрипом, я с трудом подавил вопль.