Маркус Зузак - Я — посланник

Ричи. Марв. Одри.

Из меня выползает некое предчувствие, а вслед за ним волочится и твердое знание: увы, задания придется выполнять по порядку. Одри явно не зря заявлена последней в списке, это абсолютно точно. А первый там — Ричи.

— Именно. Ричи, — соглашаюсь я и с предчувствием, и со знанием.

И быстро иду вперед. Направляюсь я к дому Ричи, на Бридж-стрит — причем самым коротким путем. Ноги все быстрее и быстрее несут меня к цели.

«Интересно, я так спешу, потому что хочу скорее добраться до послания Одри?» На этот вопрос не находится ответа.

Надо сосредоточиться на Ричи.

Передо мной встает его лицо. Я как раз прохожу под ветками дерева, отбрасывая лезущие в глаза листья. И голос — как он комментирует наши игры в карты. Вспоминаю, как Ричи радовался нашей рождественской затее — ну, что Марв должен Швейцара в морду поцеловать.

«Ричи, — удивляюсь я. — Какое послание я должен ему доставить, интересно знать?»

Я уже почти дошел.

Поворот на Бридж-стрит уже совсем близко.

И тут сердце мое останавливается, падает — и захлебывается стуком.

Да, повернув за угол, я вижу дом Ричи. А передо мной стоит жуткий вопрос — и дышит мне в лицо.

На кухне в доме Ричи горит свет. Гостиная тоже освещена. Но один важный вопрос стоит и не желает уходить!

Какой? Да вот этот: «Ну а дальше-то что?»

Все предыдущие задания относительно простые, — ведь эти люди были мне незнакомы. Ну, за исключением мамы, — хотя, сидя в итальянском ресторане, я совершенно не знал, что жду именно ее. Так вот, поскольку люди были мне не известны, у меня и выбора-то особого не было. Я просто ждал, когда подвернется удачный случай, — вот и все. Но вот с Ричи, Марвом и Одри — с ними все по-другому. Я их знаю как облупленных. Зачем мне шататься вокруг их домов? Я что, сумасшедший?

И тем не менее, взвесив все, я решаю перейти на другую сторону улицы, сесть под дубом и ждать.

И сижу так уже битый час. Если честно, ничего особенного не происходит. Ну, стало понятно, что родители Ричи уже вернулись из отпуска (я видел, как его мама мыла посуду).

Время идет, и вскоре свет остается только на кухне. В остальных домах окна тоже не горят — словно вымерли все. Только фонари светят.

А в доме Санчесов я вижу движение. Одинокая фигура появляется на кухне и садится за кухонный стол.

И я понимаю — это Ричи.

Мне приходит в голову шальная мысль — зайти в гости. Но прежде чем я успеваю встать, с дальнего конца улицы доносятся звуки шагов.

И вскоре надо мной останавливаются двое мужчин.

Мужчины едят пироги.

Один из них смотрит вниз и говорит — с привычным, равнодушным презрением:

— Нам сказали, что ты, Кеннеди, наверняка тут будешь околачиваться.

Качает головой и отбрасывает пирожок — явно купленный на ближайшей заправке. Тот глухо стукается о землю, и мужик продолжает:

— Ты, я смотрю, у нас реальный обалдуй. Безнадежный при этом. Согласен?

Я смотрю на него снизу вверх и не знаю, что сказать.

— Ну так как же, Эд? — вступает в разговор второй.

Звучит, конечно, смешно, но без вязаных шлемов их совсем нелегко узнать.

— Дэрил?

— Да.

— Кейт?

— Точно.

Дэрил присаживается на корточки и выдает мне пирожок.

— Как в старые добрые времена, — объясняет он.

— Точно, — отвечаю я — все еще в состоянии полнейшего шока. — Спасибо.

Воспоминания о последнем визите этих парней с шумом врываются в голову. Теснятся неприятные картины, в которых смешались кровь, разговоры и грязный кухонный пол. Нет, надо все-таки спросить.

— А вы не… Черт, а ведь это трудно выговорить.

— Что? — интересуется Кейт, садясь сбоку от меня. — Не собираемся ли мы начистить тебе чайник?

— Ну да, — киваю я.

В знак доброй воли Дэрил берет мой пирожок, разворачивает его и выдает обратно.

— Нет, Эд, что ты. Сегодня обойдемся без спортивных упражнений.

И он хихикает, явно припоминая что-то приятное. Мы с ним сидим, словно старые боевые товарищи. И смотрим друг на друга.

— Однако, Кеннеди, если ты вдруг начнешь хамить, смотри мне.

И Дэрил устраивается поудобнее. На руках и на лице — шрам на шраме. Но парень все равно выглядит неплохо. Привлекательно. А вот Кейт — полная противоположность. Щеки все в заживших прыщах, нос острый, подбородок свернут на сторону.

Я оглядываю его и изрекаю:

— Слушай, а вот тебе лучше маску не снимать. А то прям смотреть страшно.

Дэрил искренне хохочет. А вот Кейту, мягко говоря, не до смеха. Но вскоре он перестает дуться, и мы снова сидим как старые приятели. А ведь, кстати, это не так далеко от истины. У нас — у меня, у этих ребят — есть некий общий опыт. Неважно какой, неважно, что мы были по разные стороны, — главное, что опыт общий.

Некоторое время мы просто вот так сидим и жуем пироги.

— А соус есть? — интересуюсь я.

— Вот видишь? А я говорил! — обвиняюще взглядывает Кейт на Дэрила.

— Что?

— Что — что? Я же говорил, соус надо взять, — объясняет Кейт. — Но этот скупердяй послал меня к черту.

Дэрил гордо вскидывает голову и заявляет:

— Между прочим, соус опасен. — И его палец утыкается в мою рубашку: — Смотри, что надето на нашем друге? Видишь? Какого она цвета?

— Да знаю я, какого она цвета! Не нужно со мной снисходительным тоном разговаривать!

— Что? Опять? Когда это я с тобой снисходительным тоном разговаривал?

Они переругиваются через мою голову, а я знай себе поедаю остывший пирог.

— Да вот прямо сейчас! — злится Кейт. И пытается вовлечь меня в беседу: — А ты что скажешь? — Он глядит на меня пристально. — Правда ведь, Дэрил разговаривал со мной снисходительно?

Я решаю, что лучше ответить на вопрос Дэрила:

— На мне белая рубашка.

— Вот именно, — кивает Дэрил.

— Что значит «вот именно»?

— Вот именно, Кейт, значит, что в такой рубашке для Эда опасна сама мысль о поедании пирога с соусом! — Да, теперь он точно разговаривает в снисходительном тоне. — Соус может потечь, капнуть на эту чудесную белую рубашку, и наш несчастный друг будет вынужден отправить чертову тряпку в стирку! А оно нам надо?

— Подумаешь, стирка! — продолжает отчаянно полемизировать Кейт. — Заложит кучу всего в машинку, пока будет мыть свою псину! На мытье вонючей твари уйдет несколько часов, чтоб мне лопнуть!

— Так, я попросил бы Швейцара в таком ключе не упоминать! — протестующе заявляю я. — Он вам ничего не сделал!

— Вот именно, — снова кивает Дэрил. — Оскорблять чужую собаку, Кейт, — это лишнее.

Кейт мгновенно остывает и признает свою ошибку. И, опустив голову, вздыхает:

— Да, ты прав. — Даже извиняется: — Прости, Эд.

Похоже, на этот раз им строго-настрого наказали вести себя со мной прилично. Чтобы как-то это компенсировать, они постоянно ссорятся между собой.

Перебранка, кстати, продолжается довольно долго. Но в конце концов Кейт и Дэрил вспоминают о моем присутствии и дружно извиняются. А потом мы беседуем в темноте ночи, и за шиворот нам стекают капли молчания.

Мы положительно счастливы. Дэрил травит анекдоты — про мужиков в баре, про женщин с пистолетами, а потом про жен, сестер и братьев, которые за миллион долларов с удовольствием легли бы в постель с молочником.

Да, мы счастливы. И тут в кухне Ричи гаснет свет.

Я вскакиваю и сердито говорю:

— Замечательно!

И сурово оглядываю чемпионов по глупым дискуссиям, выговаривая за то, что сегодня ночью упустил свой шанс.

Они, однако, совершенно не намерены признавать вину.

— Шанс на что? — удивляется Дэрил.

— А то ты не знаешь! — парирую я.

Он лишь качает головой.

— Нет, Эд. Я действительно не знаю. Но я знаю, что это твое следующее послание, а у тебя пока нет четкого плана действий, — говорит он.

Голос его звучит дружелюбно и буднично, но я кожей чувствую в нем что-то еще.

«А ведь правда», — думаю я.

И понимаю, что еще послышалось мне в голосе Дэрила.

Он прав. Я действительно не знаю, что делать. Просто строю догадки и надеюсь, что ответы обнаружатся сами собой.

Дэрил и Кейт молча стоят под дубом.

С левой стороны я слышу голос — это Кейт.

Он заползает в уши — такой хрипловатый, добродушный, всезнающий.

Он слышен рядом, совсем рядом:

— Так что ты здесь делаешь, Эд?

Подползая, слова увеличиваются в размерах и настырно лезут в уши:

— Зачем стоять и ждать у моря погоды? Ты же прекрасно знаешь, что нужно делать…

Мгновение молчания, и на меня обрушивается целый поток слов. Они наводняют слух и текут, текут:

— Ричи — твой друг, Эд. Близкий друг. Тебе не нужно ничего придумывать. И ждать тоже не надо. Даже решать нечего. Ты и так знаешь, абсолютно точно, что нужно делать. Разве нет?