Владимир Кунин - Повести

- Что же делать с квартирой? Надо что-то с квартирой решать, - трет виски Нина Елизаровна. - Появится маленький…

- Маленькая, - поправляет ее Настя.

- Деньги, деньги… - говорит Лида. - Сейчас за деньги…

- Ма, давай красное дерево толкнем - на него жуткие цены сейчас! - оживляется Настя.

- А на что не жуткие? - усмехается Лида.

- Единственное, что от дедушки осталось, - грустно говорит Нина Елизаровна. - Да и не купит никто в таком виде. Реставрировать надо. Опять деньги! Господи-и-и! Да когда же мы жить-то начнем по-человечески?! Ну сколько можно? Ну смешно же прямо! Говорят, говорят, говорят! Уши ведь уже вянут!

Не спит Бабушка - внимательно слушает. С тоской оглядывает свою широченную кровать красного дерева…

- Ладно тебе, мамуль… - Настя прижимается щекой к руке Нины Елизаровны. - И так разместимся как-нибудь.

- Мам, у нас выпить нечего? - спрашивает Лида.

- После Александра Наумовича? Ты с ума сошла.

- Спокуха, девочки! - и Настя достает из-за дивана бутылку с итальянским вермутом. - Когда я увидела, что папа уже в мажоре, я тут же заныкала это.

На дне бутылки плещется граммов сто, не больше. Настя разливает «Чинзано» по двум рюмкам - сестре и матери:

- Вуаля! Кто - добытчик? Кто - волчица?!

- А себе, волчица?

- В глухой завязке. Или дети, или поддача!

- Мамуля, давай треснем за Настюху и… Пей, пей, мама! И будем исходить из реальных возможностей… Нам надеяться не на кого.

- Будь счастлива, дочура, - смахивает слезу Нина Елизаровна.

- Настюхочка! Будь здорова, киска! Вперед! - Лида выпивает свою рюмку: - Внимание! Только следите за мыслью. Если шкаф поставить вот так… А мамин диван вот сюда…

- Правильно! - кричит Настя. - То здесь встанет кроватка! Да?

- Оф корс, май систер! Стеллаж запихивается в нашу комнату…

- А комодик? - спрашивает Нина Елизаровна.

- На помойку! Тогда Настина раскладушка совершенно свободно встает рядом с кроваткой и…

- Ну, правильно, - прерывает Лиду Нина Елизаровна. - И судно с бабушкиными делами можно будет выносить только мимо маленького.

- Ма-лень-кой!.. Сколько раз тебе говорить!

- Какая разница, если ребенок будет постоянно дышать миазмами?!

- Чем? - Настя впервые слышит это слово.

- Ну, что в судне бывает из-под бабушки.

- А-а-а… Но не вечно же это будет? Когда-то же придет и конец. - И тут, судя по тому, как одновременно замолчали мать и сестра, Настя понимает, что этого говорить не следовало. - То есть я хотела сказать…

- Ну что ты за сучка, Настя! - зло говорит Лида. - Как у тебя язык повернулся?!

- Это же твоя б а б у ш к а… - тихо говорит Нина Елизаровна.

- Сами же говорили: «исходя из реальных возможностей»… - виновато бормочет Настя.

В своей комнате Бабушка слышит Настин приговор и в панике поднимает трясущуюся правую руку. Цепляется скрюченными пальцами за веревку от колокола и резко дергает…

Но привычного «Бом-м-м!!!» не раздается. Тяжелый медный язык корабельной рынды отрывается и падает Бабушке точно на голову.

По истощенному, парализованному тельцу Бабушки пробегает предсмертная судорога, а в угасающем мозгу молниями несутся обрывки видений…

…Окровавленный Дедушка отшвыривает ее от своих ног…

…Подписывает, подписывает Бабушка протоколы! Друг ползет к ней, плачет, умоляет…

…Наматывает волосы Бабушки на руку помощник Друга, расстегивает ширинку форменных галифе…

…Вышки с часовыми… Строй заключенных женщин… Конвой… 3а строем одиннадцатилетняя Нина играет с маленькими заключенными детьми…

И все! И кажется - умерла Бабушка…

Но Бабушка открывает глаза! Оглядывает комнату, фотографии… Поднимает правую руку, очень осмысленно рассматривает ее. Потом поднимает левую! И, наконец, встряхивает своей маленькой птичьей головкой с жидкими седыми волосенками…

Мало того - она пытается приподняться на локте, и это ей удается.

Она садится, осторожно спускает тоненькие подагрические ноги на пол и, придерживаясь за столик, встает в полный рост!..

Удрученные концом разговора, Нина Елизаровна, Настя и Лида молча сидят за столом напротив двери в бабушкину комнату.

Скрипнула дверь… Все трое переглядываются, прислушиваются и вдруг видят, как эта дверь начинает медленно открываться!

От страха и неожиданности они застывают и немеют. Только глаза у всех троих становятся все больше и больше!

Распахивается дверь, и в ее проеме, словно в картинной раме, появляется Бабушка - седая, патлатая, в несвежей ночной рубахе с потеками…

Чтобы не закричать благим матом, Нина Елизаровна зажимает рот руками…

Лида в кошмаре хватается за голову…

Настя сидит, не в силах оторвать глаз от этого невероятного явления!..

Бабушка стоит в проеме двери с фингалом под глазом, и вид у нее, прямо скажем, мерзкий. И наглый. И наступательный. И жалкий…

- Вот теперь, когда Бог наконец надо мной смилостивился, - произносит Бабушка скрипучим от долгого молчания голосом, - я на вас всех такое напишу… в эНКаВэДэ!..

Сидят неподвижно три парализованные кошмаром женщины - сорока девяти лет, двадцати шести и пятнадцати…

И только самая младшая, Настя, постепенно приходит в себя и, не отрывая от Бабушки глаз, негромко говорит:

- Черт побери… Неужели это опять может повториться? Исходя из реальных возможностей…