Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Касслер Клайв

— Старик, если бы мне пришлось приводить классический пример того, что являет собой состояние суицидальной депрессии, я бы в качестве живого экспоната взял тебя. — Джонс рукой обозначил свое желание присесть рядом. — Вы позволите рядом с вами?

— Зачем спрашивать? Это муниципальная собственность, — без всякого воодушевления сказал Сигрем.

Джон тактично уселся в метре от Сигрема, отвалился на спинку, удобно вытянул перед собой ноги, а руки положил на колени, чтобы придать себе как можно более миролюбивый вид, несколько разрушаемый видом тяжелого табельного оружия, висевшего на бедре.

— Знаете, если уж я решил бы уйти из жизни, то выбрал бы ноябрь, вот уж, поистине, самый паршивый месяц, — вкрадчиво и как-то даже раздумчиво сказал Джонс. — Апрель — мой самый любимый месяц. Тут тебе травка, листики, цветы распускаются — красота да и только. А вот придет ноябрь, начнут задувать эти голодные ветра, которые пробирают до костей, как ни пытайся укутаться… А небо? Вы когда-нибудь обращали внимание на то, какое в Вашингтоне небо в ноябре? Один его цвет — это вполне достаточное основание для того, чтобы сдохнуть. Нет, вы как хотите, а для самоубийства не придумаешь лучшего, чем ноябрь, времени.

Сигрем не глядя на собеседника покрепче сжал кольт и лишь затем повернулся, чтобы выяснить, какие же действия собирается предпринять черный полицейский.

— Судя по вашим словам, — сказал Сигрем, вы собаку, наверное, съели в вопросах самоубийств?

— Ну, не целую собаку, разумеется… — тактично возразил Джонс. — Если хотите знать, сейчас, когда вы наберетесь-таки храбрости и пустите себе пулю в лоб. сейчас я впервые смогу воочию увидеть, как именно человек уходит из жизни. А то прежде мне приходилось иметь дело, так сказать, с последствиями. А они ужасны. сэр. Сами посудите: приезжаешь на место — первым делом нужно указать на рисунке все видимые повреждения. А чтобы повреждения перенести на бумагу, требуется как следует труп изучить. А уж это — сущий ад. На теле сплошь одни только синяки, кровоподтеки, трупные пятна, если имеем дело с утопленником, так у него, как правило, рыбы глаза выедают… Любят, знаете, почему-то рыбы жрать глаза утопленника. Черт их разберет, что они в этих глазах такого находят… А то еще есть среди самоубийц такая порода — прыгуны. Тут совсем недавно видел молодого человека, прыгнувшего с тридцатого этажа. Он приземлился на ноги, большие берцовые кости торчали из спины…

— Я меньше всего нуждаюсь в том, — огрызнулся Сигрем, — чтобы черномазый фараон рассказывал мне страшные истории.

На мгновение в глазах Джонса блеснул недобрый огонь, однако полицейский справился с приливом ярости.

— Уж и не говорите, чего только в жизни не бывает… — как ни в чем не бывало сказал офицер, нарочито медленно вытащил из кармана платок и промокнул вспотевший круглый лоб. — А скажите мне, господин…

— Господин Сигрем. Не считаю нужным скрывать свое имя. Тем более, что теперь уже все равно…

— Скажите мне, господин Сигрем, как именно вы решили поступить? Я имею в виду, будет ли это выстрел в рот, в лоб, или в висок, а? Или, может быть, в глаз? Знаете, когда-то это считалось своего рода шиком — стреляться в глаз.

— Какая разница, результат один и тот же.

— Не скажите, не скажите… — Джонс изобразил в голосе некоторое разочарование, — Я не смею давать советов, господин Сигрем; но я бы не рекомендовал стреляться в лоб или в висок. Вообще я не советовал бы вам использовать кольт столь смехотворного калибра. На глаз, я бы сказал, тридцать восьмой калибр. Крови будет много, тут я не сомневаюсь, однако совсем не уверен, что такой игрушкой вы сумеете себя убить. Один парень шарахнул себе в висок из сорок пятого калибра, представляете? Сорок пятый калибр — это серьезно. Нажал на курок, грохнул выстрел. И что же? Половины мозгов как не бывало, левый глаз улетел искать недостающие мозги, а парень-то живехонек… Вылечили, сейчас на инвалидности, в полном порядке… Представьте, все в розовых пенистых мозгах, левый глаз неизвестно где, вокруг суетятся полицейские, врачи, он просит, прямо-таки умоляет, пристрелить его, а эти гады делают все совсем наоборот… Так что помяните мое слово: самое лучшее — стрелять в рот. Глубоко вставляешь дуло и нажимаешь курок. Гарантированно отлетает задняя часть черепа, ну и мозги, разумеется, тоже. Хоть какая-то гарантия смерти.

— Если ты сейчас не заткнешься, — Сигрем повел дулом кольта в сторону полицейского, — я и тебя убью.

— Убьете меня? — уточнил Джонс. — У таких, как вы, Сигрем, кишка тонка, это на лице написано. Такие, как вы, не могут убивать.

— Глупости, убить может всякий.

— Ну, в некотором смысле я согласен. Убить не особенно трудно. Но только психопат не думает о последствиях.

— Слушай, а ведь ты, пожалуй, еще и философ?

— Мы, тупые черные копы, любим дурачить белых людей.

— Извини, если что сказал обидное… Джонс равнодушно пожал плечами.

— Вам кажется, господин Сигрем, что только у вас настоящие проблемы. Хотел бы я, чтобы у меня были ваши проблемы. Взгляните на себя со стороны. Вы белый, судя по вашей одежде вполне состоятельны, очевидно у вас есть семья и хорошая работа. Теперь скажите, согласились бы вы оказаться на моем месте, поменяться цветом кожи, стать черным копом: у которого шесть детей, жить в блочном доме, который был построен еще в прошлом веке, и выплачивать деньги за квартиру еще тридцать лет? Что вы на это скажете, господин Сигрем, тяжелая ли у вас жизнь по сравнению с моей. Ну же?

— Тебе никогда не понять.

— А что тут понимать? Нет и не было ничего такого в мире, из-за чего имело бы смысл убивать себя. Конечно, сперва ваша жена чуть поплачет, но потом она отдаст оставшуюся после вас одежду в Армию Спасения, а месяцев через шесть она будет в постели с другим мужчиной, а от тебя не останется ничего кроме фотографии в альбоме. Вы хоть вокруг-то себя оглянитесь. Весна, солнце… И всего этого вы можете лишиться. Вы слушали, что Президент говорил по телевизору?

— Президент?

— Он выступал около четырех, рассказал о том, что сделали его парни и вообще парни в последние годы. Через три года будет осуществлен пилотируемый полет на Марс, ученые наконец-таки сумели разгадать секрет рака, только представьте! Еще Президент показывал фотографии какого-то корабля, который был только что поднят с океанского дна, где пролежал с начала века. Только подумайте, подняли корабль с глубины в три мили.

Сигрем недоверчиво уставился на Джонса.

— Что вы сказали? Подняли со дна корабль? Какой корабль?

— Я не запомнил.

— «Титаник»? — шепотом спросил Сигрем. — Это был «Титаник»?

— Точно, именно так его назвали. Много лет назад он наскочил на айсберг и потонул. Если не ошибаюсь, я даже видел как-то телефильм про «Титаник». Там еще играли Барбара Стенвик и Клифтон Уэбб… — Джонс замолчал и в некоторой нерешительности посмотрел на Сигрема, на лице которого обозначилось выражение крайнего смущения.

Сигрем протянул Джонсу свой кольт и отвалился на спинку скамейки, мечтательно задрал голову к небу.

Тридцать дней… Всего тридцать дней нужно для того, чтобы при наличии бизания апробировать сконструированную систему и ввести «Сицилианский проект» в рабочее состояние, все-таки, непросто иногда получается в жизни… Ведь если бы только праздно настроенный черный полисмен не потрудился свернуть с дорожки и взглянуть на одиноко сидящего на парковой скамейке человека, то несколько минут назад никакого Сигрема уже в природе бы не существовало…

Глава 50

— Скажите мне, а вы-то сами отдаете себе отчет, выдвигая столь чудовищные обвинения?!

Марганин посмотрел на вежливого невысокого мужчину с холодными голубыми глазами. Адмирал Борис Слоюк, больше похожий на продавца из ближайшего магазина, но уж никак не на главу второй по значению разведывательной структуры Советского Союза, приготовился слушать.

— Товарищ адмирал, я полностью отдаю себе отчет, что в данном случае на карту поставлена вся моя карьера и, может быть, жизнь, но за время службы я привык ставить интересы родины выше личных страхов и амбиций.