Геннадий Шпаликов - Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.

«Какая вы сейчас?»

Какая вы сейчас?Мне легче, но не лучше.Я думаю о вас,И это меня мучит.

Наивно, но с утра —Для жителей безжалостно —Ору я вам: — Ура!Услышьте же, пожалуйста!

УМНАЯ ЛЕДИ

Умная леди сидит на балконе,Умная леди смотрит на пони.Сено жует длинноухий пониИ смотрит, как леди сидит на балконе.

СТО ВОРОН И СТО СОРОК, И ЕЩЕ ОДИН СУРОК

Сценарий мультфильма[9]

Вижу — тоненький ледок,Вижу — беленький снежок.Как он выпал — не заметил,Если выпал, значит, в срок.

Сто ворон и сто сорокПрокричали: «Выпал в срок!»«Выпал в срок», — сказал сурок,Молчаливый, как пророк.

На рябине — белый снег,На калине — белый снег.А на елке, а на елке,А на елке — больше всех!

Но под снегом проводаПровисают — вот беда!Оборвутся провода —Что тогда?

Буря мглою — мы без света —Небо кроет — все впотьмах!Ни привета, ни ответа,И волнение в домах!

Все замолкнут телефоны,Заметет метель порог.Где сороки? Где вороны?Где скрывается сурок?

Сто ворон и сто сорок —Сто надежд и сто подмог.И — еще один сурок!Помогите, если можно,Я бы вам всегда помог.

Сто ворон и сто сорокПроводами — прыг да скок!А мороз жесток, жесток,Провода — плохой шесток!

Но мороз им не преградаПосреди большой зимы.Если надо — значит, надо,Если нужно — вот и мы!

Сто ворон и сто сорок —Сто надежд и сто подмог!

А четыре сотни крыльев —Это просто эскадрилья!Это полк спасителей —Снегоочистителей!

Снег ложится на кусты —Провода опять чисты,Натянулись провода —Отошла от нас беда.

Сто ворон и сто сорокОказались людям впрок.А внизу стоял сурок,Он никак взлететь не мог,Потому что грызуныОт рождения грузны.

СОН

Там, за рекою,Там, за голубою,Может, за Окою —Дерево рябое.

И вода рябая,Желтая вода,Еле выгребая,Я по ней гребу.

Дерево рябоеНа том берегу.

Белая вода —Ты не море,Горе — не беда,Просто горе.

КВАЗИМОДО[10]

О, Квазимодо, крик печали,Собор, вечерний разговор,Над ним сегодня раскачалиНе медный колокол — топор.

Ему готовят Эсмеральду,Ему погибнуть суждено,Он прост, как негр, как эсперанто,Он прыгнет вечером в окно.

Он никому вокруг не нужен,Он пуст, как в полночь Нотр-Дам,Как лейтенант в «Прощай, оружье»,Как Амстердам и Роттердам,

Когда кровавый герцог АльбаТе города опустошилИ на тюльпаны и на мальвыЗапрет голландцам наложил.

А Квазимодо, КвазимодоИдет, минуя этажи.Молчат готические своды,Горят цветные витражи.

А на ветру сидят химеры,Химерам виден далекоВесь город Франса и Мольера,Люмьера, Виктора Гюго.

И, посмотрев в окно на кучиЗевак, собак, на голь и знать,Гюго откладывает ручку,Зевает и ложится спать.

«То ли страсти поутихли…»

То ли страсти поутихли,То ли не было страстей,Потерялись в этом вихреИ пропали без вестейЛюди первых повестей.

На Песчаной — все песчанно,Лето, рвы, газопровод,Белла с белыми плечами[11],Пятьдесят девятый год,Белле челочка идет.

Вижу четко и нечетко —Дотянись — рукой подать:Лето, рвы и этой челкиКрасно-рыжей благодать.

Над Москвой-рекой ходили,Вечер ясно догорал,Продавали холодильник,Улетали за Урал.

«Разговор о чебуреках поведем…»

Разговор о чебуреках поведем,Посидим на табуретах, попоемО лесах, полях, долинах, о тебе,О сверкающих павлинах на воде.

Ах, красавица, красавица моя.Расквитаемся, уеду в Перу я,В Перу, Перу буду пить и пировать,Пароходы буду в море провожать.

По широкой Амазонке поплывуИ красивого бизона подстрелю.Из бизона я сошью себе штаны,Мне штаны для путешествия нужны.

Вижу я — горят Стожары, Южный КрестНад снегами Кильманджаро и окрест.И река течет с названьем Лимпопо,И татарин из Казани ест апорт.

Засыпает, ему снится Чингиз-хан,Ю. Ильенко[12] и Толстого Льва роман,И Толстого Алексея кинофильм,Ахмадулина, Княжинский[13], Павел Финн[14].

Бывают крылья у художников

Бывают крылья у художников,Портных и железнодорожников,Но лишь художники открыли,Как прорастают эти крылья.

А прорастают они так,Из ничего, из ниоткуда.Нет объяснения у чуда,И я на это не мастак.

ТРИ ПОСВЯЩЕНИЯ ПУШКИНУ

Люблю державинские оды,Сквозь трудный стихБлеснет строка,Как дева юная легка,Полна отваги и свободы.

Как блеск звезды,Как дым костра,Вошла ты в русский стих беспечно,Шутя, играя и навечно,О легкость, мудрости сестра.

Влетел на свет осенний жук,В стекло ударился как птица.Да здравствуют дома, где нас сегодня ждутЯ счастлив собираться, торопиться.Там на столе грибы и пироги,Серебряные рюмки и настойки,Ударит час, и трезвости врагиПридут сюда для дружеской попойки.Редеет круг друзей, но — позови,Давай поговорим, как лицеисты —О Шиллере, о славе, о любви,О женщинах — возвышенно и чисто.Воспоминаний сомкнуты ряды,Они стоят, готовые к атаке,И вот уж Патриаршие прудыИдут ко мне в осеннем полумраке.О, собеседник подневольный мой,Я, как и ты, сегодня подневолен.Ты невпопад кивай мне головой,И я растроган буду и доволен.

Вот человеческий удел —Проснуться в комнате старинной,Почувствовать себя Ариной,Печальной няней не у дел,Которой был барчук доверенВ селе Михайловском пустом,И прадеда опальный домШагами быстрыми обмерен,Когда он ходит ввечеру —Не прадед — Аннибал-правитель,А первый русский сочинительИ — не касается к перу.

«Стихи — какие там стихи…»

Стихи — какие там стихи?Обыденность, я захлебнулся.Как вечера мои тихи,Я в дом родной издалека вернулся.

Мой дом родной — и не родной,Родные, вы не обижайтесьИ не расспрашивать старайтесь,Не вы, не вы тому виной.

Мой дом родной — и не родной,Я узнаю твои приметы,Опять встают передо мнойТвои заботы и предметы.

Я разговоры узнаю,И слушаю — не удивляюсь,И хоть душою удаляюсьВ квартиру старую мою.

Она была нехороша,В ней странно все перемешалось.Она подобьем шалашаВ дому арбатском возвышалась.

Мы жили в этом шалаше —Сначала вроде странно жили,Хотя поссорились уже,Но все-таки еще дружили.

Вся неумелость этих летИ неустроенность уклада —…………………………….За то благодарить не надо…

И жизнь поэта тяжелаИ прозаична до предела,И мечешься, как обалделый,Чредою лет — одни дела.

«Хоронят писателей мертвых…»