Джон О'Хара - Жажда жить

У секретарши губернатора имелся список жителей Форт-Пенна, которых каждый губернатор по меньшей мере раз в год непременно приглашал к себе домой. Список включал в себя сливки местного общества, и имена мистера и миссис Тейт были обведены в нем кружком, то есть они входили в круг избранных — людей, которые могли не допустить Карла (совершенно независимо от того, является ли он губернатором) в клуб Форт-Пенна и не допустить их обоих в клуб Несквехелы. Сами по себе они не имели для Карла и Ирмы никакого значения, но в клуб Форт-Пенна входили самые влиятельные люди штата (половина из них не были местными жителями, представляя в клубе Филадельфию, Питсбург, Скрэнтон и другие отдаленные города); что же касается клуба графства, то лучшего места, куда пригласить на обед жен политиков, не сыскать. В общем, Ирме приходилось делать хорошую мину, но все равно ей совершенно не хотелось видеть, как Грейс Тейт берет Карла под руку. И коль скоро Дункельбергеры благополучно вращаются в кругу членов обоих клубов, Ирме не приходится думать о Тейтах чаще, чем раз в год или даже раз в два года, когда она принимает их у себя дома. Но сейчас она просто вынуждена делать хорошую мину.

Это было нелегко. Грейс Тейт и Карл остановились у феррисова колеса обозрения, и Ирма с Сидни Тейтом последовали их примеру.

— Прокатиться никто не желает? — предложила Грейс.

— Нет, нет, Грейс, не надо, — запротестовал Сидни, и это были его первые слова, показавшиеся Ирме вполне разумными, все остальное время он старался завязать беседу, выступая в роли гида так, будто Ирма первый раз в жизни попала на ярмарку. Про себя она давно уже решила, что Сидни Тейт — обыкновенная пешка; работы у него нет, деньги принадлежат жене, и ему не остается ничего, кроме как быть вежливым.

— Почему же? — спросила Грейс.

— Потому что губернатору Дункельбергеру пора возвращаться, — ответил Сидни.

— Да нет, отчего же, — возразил губернатор, — можно и поразвлечься.

— Ну, если губернатор за, то и я, конечно, тоже. А как вы, миссис Дункельбергер? — повернулся к ней Сидни.

— Нет, я пас, да и тебе, Карл, не стоит, — сказала Ирма. Она сразу увидела, что к колесу, завершающему полный круг в ожидании свободной кабинки, выстроилась длинная очередь. — Ждать мы не можем, а люди стоят уже давно, и не хотелось бы проходить вперед.

— Это верно, — согласился Сидни.

— Да ничего, никто против не будет, — возразила Грейс и сделала шаг к мальчику и девочке, стоявшим первыми в очереди: — Не пропустите нас с губернатором вперед?

— Конечно, мэм, — откликнулся мальчик.

— Конечно, мэм, — эхом произнесла девочка.

— Большое спасибо. Ну, что я говорила? Прошу вас, губернатор.

— Думаете, эта штуковина выдержит мой вес? — осведомился тот, благодарно улыбнувшись мальчику и девочке.

— Разумеется, — сказала Грейс.

— Карл! — Ирма не повысила голоса.

— Ладно, все же, наверное, лучше остаться на земле, — вздохнул губернатор. — Как-нибудь в другой раз, миссис Тейт. Мы как, возвращаемся в дом?

Ему было стыдно не столько потому, что он вот так сразу уступил Ирме — это давно вошло в привычку, — сколько потому, что произошло это на глазах Грейс Тейт. Ему показалось, что она скривила губы в презрительной усмешке, но, может, действительно только показалось. В конце концов, над ней тоже взяли верх, а может, она вообще не придала этой сцене никакого значения. Так или иначе, Грейс сразу же вновь взяла губернатора под руку и приладилась к его шагу. Точно возлюбленные, подумал он. Никто из присутствующих не принял бы их за возлюбленных; даже человеку со стороны они показались бы дядей и племянницей или отцом и дочерью. Но Карлу хотелось представлять себя и Грейс именно возлюбленными. «Вот так мы и пошли бы вдвоем в лес, отыскали потаенное местечко, и она бы мне помогла, и я бы понравился ей, и она хотела бы еще, как хотели девушки в те памятные дни». Время от времени, нечасто, конечно, он встречался с женщиной — не с проституткой (она брала слишком много для проститутки) — она приезжала из Нью-Йорка и останавливалась на Четвертой улице, в небольшом коттедже из красного кирпича, снятом на имя его ближайшего друга Эда Уотчела, у которого в Аллентауне было еще одно холостяцкое жилище. Шлюха всегда называла Карла либо мистером Дункельбергером, либо дорогушей. С ней было безопасно во всех смыслах — она была здорова и не болтлива. Она приезжала на поезде или в Аллентаун, или в Форт-Пенн по первому звонку Эда. «Эд, что-то ты выглядишь усталым, пожалуй, тебе стоит навестить доктора Фрэнка», — говорил Карл своему другу, и Эд охотно с ним соглашался, а несколько позже перезванивал: «Полчаса назад я был у доктора Фрэнка. Он только что ушел». Это означало, что дама на месте и будет ждать либо у него в квартире, либо в красном коттедже до тех пор, пока Карл сможет выбраться. Если Перси, шоферу Карла, и казалось, что визиты к мистеру Уотчелу затягиваются дольше, чем того требует партия в лото или кружка-другая пива, то мысли свои он держал при себе; к тому же Карл и сам пытался рассеять любые подозрения, наведываясь к Эду четыре-пять раз в неделю, когда «доктора Фрэнка» там не было. Быть может, в один прекрасный день у Эда окажется миссис Тейт. И раз, всего лишь раз, Карл будет с ней.

По дороге домой от феррисова колеса обозрения они раз пять останавливались, чтобы поприветствовать участников празднества, и миссис Тейт и губернатор Дункельбергер толковали о предметах сколь значительных, столь и общих: много ли времени ушло на то, чтобы сколотить и расставить по всей ферме столики и лавки, какое количество рабочих рук на это понадобилось, насколько больше народу пришло на фестиваль сравнительно с предварительными расчетами.

— Ну вот мы и дома, — сказала Грейс, переступая через порог. — Как насчет чая со льдом и сандвичей, миссис Дункельбергер?

— Спасибо, но нам пора, — сказала Ирма.

— Ну что ж, коли так… Жаль, что детям не удалось с вами встретиться. Они расстроятся.

— А сколько им? Ведь у вас, кажется, трое?

— Два сына, одному тринадцать, другому девять, и дочь, ровно посредине, ей одиннадцать. Мальчики, по-моему, на лодочной станции, а Анна с гувернанткой. Она весь день продавала билеты на катание на лошадях, по-моему, лишь ради того, чтобы убедиться, что ее лошадка самая лучшая.

— Им повезло, что они растут на ферме. Здоровый образ жизни, — заметила Ирма.

— Да, — согласилась Грейс. — Овощи все, или почти все, свои, и еще мы держим шесть, если не ошибаюсь, коров джерсейской породы, так что и молоко пьем свое — помимо того, что идет на продажу.

— Пять, — поправил жену Сидни. — Одна яловая.

— А вы, я смотрю, следите за хозяйством, Сидни, — вмешался в разговор губернатор.

— Не то слово. Для голштинцев у нас есть доярка, но с джерсийками я сам управляюсь. У нас сорок пять голов голштинской породы…

— Вы сами доите коров? — спросила Ирма.

— Пятерых, миссис Дункельбергер, дважды в день. Сегодня вечером пропущу, но завтра утром как обычно.

— Боюсь, им придется привыкать к кому-то другому, когда вы окажетесь на флоте.

— На флоте? — переспросила Грейс.

— Кляпом мне, что ли, собственный рот затыкать? Болтаю слишком много.

— Не важно, я же говорил вам, что она и так все узнает, — рассмеялся Сидни. — Я потом тебе все объясню, дорогая.

— Ладно, коль скоро я уже все растрезвонил, пора выдвигаться, — губернатор протянул руку Грейс.

— Спасибо, что заглянули, губернатор. Жаль, что не можете остаться на ужин. Заезжайте как-нибудь к нам пообедать, миссис Дункельбергер. На машине до нас недалеко.

Все направились к выходу. Дункельбергеры сели в машину, Тейты махали им вслед до тех пор, пока автомобиль не свернул на проселочную дорогу, и только тогда вернулись в дом.

— Так ты все-таки попал на флот, Сидни? Это окончательно решено?

— Он говорит, да. Вроде бы получил заверения, которые ничуть не хуже официальной бумаги, так что готовь нашивки и все такое прочее.

— Чудесно, я так за тебя рада, Сидни. — Грейс расцеловала мужа.

Хлопнула входная дверь.

— Это миссис Баркер с Анной, — сказала Грейс.

— Привет, мама. Папа, привет. Я заработала три доллара шестьдесят центов, — объявила девочка.

— Здорово! — воскликнула Грейс. — Поздравляем.

— Замечательно, Анна. Три шестьдесят.

— Ровно три доллара шестьдесят центов, — повторила девочка.

— А теперь расскажи маме и папе, как тебе это удалось, — предложила миссис Баркер. — Я так ею горжусь. Очень практичный ребенок.

— Три шестьдесят — больше никто не заработал, — начала Анна. — Следующий после меня кто-то с долларом семьюдесятью пятью. Но им не хватило ума. Увидев, как много мальчиков и девочек ждут своей очереди покататься, я придумала одну хитрую штуку, отвела Джинджера в конюшню, и, понимаешь, мамочка, мы с Джо расседлали лошадку, сняли уздечку, сбрую и запрягли в тележку. А потом я вернулась на место, и так у меня получилось за раз три покупателя вместо одного, и еще я брала пять лишних центов, если кто-нибудь захочет взяться за вожжи; вообще тележка вмещает четверых, но я, конечно, не в счет, я же работаю. Вот и получается пятнадцать центов за круг или двадцать, если кто захочет сам править.