Итало Кальвино - Кот и полицейский. Избранное

– Всего доброго!

Лифт проваливается в свою шахту.

– Уже обратно, синьора Паулатим?

– Всего доброго!

Фасовочная машина неутомимо выбивает компрессы и приступы кашля.

– Ауфф! Всего доброго, синьора Паулатим!.. Ауфф!

Бегут трубочки, лежа, стоя, лежа, стоя.

– Всего доброго, синьора Паулатим!

– Всего доброго!

С сухим хрустом свертывается бумага пакетов.

– Всего доброго, синьора Паулатим!

– Всего доброго!

Скачут по воздуху пакеты.

– Хоп! Хоп! Всего доброго, синьора Паулатим!

– Всего доброго!

Молотки бомбардируют гвозди.

– Пам! Пам! Всего доброго, синьора Паулатим!

– Всего доброго!

Ящики семенят к грузовику.

– Всего доброго, синьора Паулатим!

– Всего доброго!

Подошвы швейцара от неожиданности не могут принять горизонтального положения и успевают только растерянно качнуться вперед.

– Всего доброго, синьора Паулатим!

– Всего доброго!

Дверца машины уже распахнута.

– Слушаю, синьора Паулатим.

– Домой, быстро!

Светофоры, зеленые и красные, зеленые и красные, бессмысленные обрывки картин, застывших и убегающих, – все теряет и вновь обретает форму вместе с каждой набегающей и соскальзывающей вниз жемчужиной слепой ярости, а дорога бежит, бежит сквозь ломти света и тени, и вот, наконец, литые ворота «Виллы Оттавия» распахиваются после третьего сигнала клаксона.

– Доброе утро, синьора Паулатим!

– Доброе утро!

Шланг на газоне осторожно орошает траву.

– Доброе утро, синьора Паулатим!

– Доброе утро!

Давая дорогу колесам, шарахаются по гравию аллеи грабли.

– Доброе утро, синьора Паулатим!

– Доброе утро!

Вниз с террасы галопируют по коврам выбивалки.

– Доброе утро, синьора Паулатим!

– Доброе утро!

Полумрак вестибюля расчерчен каннелюрами колонн, как красно-белая лакейская ливрея.

– Доброе утро, синьора Паулатим!

– Доброе утро!

Звякает хрусталь на столе, сервируемом горничными.

– Доброе утро, синьора Паулатим!

– Доброе утро!

Тряпка поломойки протягивает и стирает радужную полосу на мраморе лестницы.

– Доброе утро, синьора Паулатим!

– Доброе утро!

В комнате аккуратное супружеское ложе аккуратно покрыто вышитым покрывалом. Здесь – успокоение.

Ящик тумбочки у кровати, едва выдвинувшись, открывает слоновую кость на рукоятке маленького револьвера. Револьвер переходит в сумочку. Сумочка не закрывается. Револьвер возвращается в ящик. Снова отправляется в сумочку. Запирается в сумочке.

Из другой комнаты доносятся разыгрываемые на фортепьяно гаммы. У маленького Джанфранко урок музыки. Гаммы на фортепьяно.

Гаммы прерываются на полутакте. Молодой бледный учитель музыки, как на пружине, вскакивает со стульчика.

– О! Доброе утро, синьора Паулатим!

– Привет, мама!

– Пойди поиграй в саду, Джанфранко.

– Ура! До свидания, профессор!

– Э-э… синьора Паулатим… Мы повторяли экзерсисы, синьора Паулатим…

Впалые щеки учителя ни с того, ни с сего заливает краска. Одна клавиша с робкой нервозностью начинает выбивать: «Тлинь, тлинь…»

– Э-э… синьорино делает успе… Что вы сказали? О синьора… Боже, синьора… Почему вы так на меня смо… Как мож…

«Тлинь, тлинь» обрывается.

– Синьора Паулатим! Я… я… Синьора!

Целая группа тяжело придавленных клавишей громко вскрикивает: «Блён-блён-блён!»

– Синьора Паулатим! Оттавия! Я…

Тем временем счетные машины по-прежнему выбивают шестьдесят чисел в минуту.

– Всего доброго, коммендаторе Паулатим!

– Всего доброго!

Пресс по-прежнему штампует тысячу семьсот компрессов в час.

– Всего доброго, коммендаторе Паулатим!

– Всего доброго!

Пакеты с готовыми трубочками по-прежнему пакуются по триста пятьдесят штук ежечасно.

– Всего доброго, коммендаторе Паулатим!

– Всего доброго!

Пакеты, заклеенные этикетками, по-прежнему скачут по воздуху до ящиков в упаковочном цехе.

– Хоп! Всего доброго, коммендаторе Паулатим!

– Всего доброго!

Крышки ящиков по-прежнему заколачиваются ударами молотков.

– Пам! Пам! Пам!

– Всего доброго!

Грузовики наполняются ящиками.

– Всего доброго, коммендаторе Паулатим.

– Мою машину, быстро!

– Куда прикажете, коммендаторе Паулатим?

– Домой!

Все светофоры красные. Они вспыхивают красным один за другим.

Ворота «Виллы Оттавия» не успевают вовремя распахнуться.

– Доброе утро, коммендаторе Паулатим!

– Доброе утро!

Струя из шланга рассыпает блестки по зелени газона.

– Доброе утро, коммендаторе Паулатим!

– Доброе утро!

Выбивалки поднимают облака пыли.

– Доброе утро, коммендаторе Паулатим!

– Доброе утро!

Стол уже накрыт.

– Доброе утро, коммендаторе Паулатим!

– Доброе утро!

На лестнице опилки высушивают мрамор.

– Доброе утро, коммендаторе Паулатим!

– Доброе утро!

Ящик тумбочки синьоры открыт. Не видно маленького револьвера с рукояткой из слоновой кости. В ящике другой тумбочки лежит большой маузер. Большой маузер перебирается в карман пиджака. Вынимается из кармана пиджака. Возвращается в ящик. Снова скрывается в кармане. Из другой комнаты не слышно рояля, хотя в этот час у маленького Джанфранко должен быть урок музыки. Слышно какое-то непонятное шушуканье. Непонятное шушуканье.

– А! Оттавия! Ты! Как ты можешь!

Руки учителя, внезапно разомкнувшие объятия, падают локтями на клавиатуру: «Блям!»

Порыв ветра от захлопнутой двери срывает с пюпитра ноты и разносит их по всей комнате.

На улице выбивалки все еще прыгают по коврам.

– Всего доброго, коммендаторе Паулатим!

– Всего доброго!

Грабли уже стерли следы протекторов.

– Всего доброго, коммендаторе Паулатим!

– Всего доброго!

По милости слишком усердного шланга газон наполовину затоплен.

– Всего доброго, коммендаторе Паулатим!

– Всего доброго!

В самом дальнем углу сада огромная вольера с кондиционированным воздухом полна тропических птиц. Колибри с хвостами, переливающимися всеми цветами радуги, голубые фазаны, пестрые африканские куропатки пробуждаются от своего оцепенения, недовольно вытягивают шеи, распускают крылья, топорщат перья и принимаются пищать, свиристеть, чирикать.

Пыль, поднятая выбивалками, снова садится на ковры.

– Всего доброго, синьора Паулатим!

– Всего доброго!

Грабли запираются в будке.

– Всего доброго, синьора Паулатим!

– Всего доброго!

Шланг лежит, свернувшись, будто змея, впавшая в спячку.

– Всего доброго, синьора Паулатим!

– Всего доброго!

В самом дальнем углу сада вольера с коллекцией птиц тропических стран. Туканы с огромными оранжевыми клювами и птицы-лиры с воздушными хвостами хлопают крыльями и кричат от удивления: в столь необычный час к ним никогда не заглядывают гости.

А пресс по-прежнему штампует компрессы, пакеты с этикеткой «Паулатим» по-прежнему наполняют ящики, ящики по-прежнему набиваются в грузовики.

Коммендаторе Паулатим подносит ствол большого маузера к виску, перечеркнутому пластмассовой дужкой очков. Райские птицы, какаду, колибри замирают в молчании.

Синьора Паулатим вытаскивает из сумочки маленький револьвер с рукояткой из слоновой кости.

– Коррадо, посмей только застрелиться – убью!

Рука коммендаторе Паулатим, сжимающая большой маузер, медленно скользит вдоль шва на брюках.

Стрелки продолжают трепетать в банках манометров, пишущие машинки выбивают: «В ответ на Ваш запрос…», ковры убираются с террасы, пакеты скачут: «Хоп! Хоп!», белая ливрея сменяется полосатой, бело-красной.

Синьора Паулатим подносит дуло маленького револьвера с ручкой из слоновой кости к виску, украшенному медно-красным локоном. Пересмешники и удоды замолкают.

Поднимается тяжелый маузер, зажатый в руке коммендаторе Паулатим.

– Оттавия, посмей только застрелиться – убью!

Револьвер с ручкой из слоновой кости медленно скользит по складкам меховой накидки.

Маленький Джанфранко играет в мяч с дочерью садовника. Мяч откатывается к самой вольере.

– Ой, смотри, там папа и мама!

– Что они делают?

– У них дуэль. Они стреляются на дуэли.

– Сейчас они будут стрелять, да? Скажи, они будут стрелять?

– Нет, очень близко подошли друг к другу.

Оба револьвера падают на гравий.

– Что же, они обнимаются? Почему уходят?

– Давай возьмем пистолеты.

– Давай.

– Во что играем?

– В маленьких преступников.

– Давай.

Птицы хлопают индиговыми и изумрудными крыльями по стеклам вольеры с кондиционированным воздухом и испускают оглушительные трели. Ребята направляют на них револьверы и начинают скакать, изображая воинственный танец краснокожих.