Маурин Ли - На краю Принцесс-парка

Марте было уже почти семьдесят. Она стала совсем седой и слегка сгорбилась, а лицо ее было покрыто сплошной сетью морщин, но работала она так же, как раньше. Несколько лет назад Фред отказался от «Молт-Хаус», передав все дела Джиму и его жене Барбаре. Старики по-прежнему жили на втором этаже бара, и довольно часто Марту просили помочь по хозяйству. По словам Марты, Барбара была бездельницей.

– Подумать только, когда-то она была медсестрой, – говорила старушка. – Я считала Агнес ленивой, но она по крайней мере исправилась, когда вышла замуж и родила детей. А Барбара даже боится рожать!… Какое ты будешь вино – белое или красное?

– Белое.

Марта мастерски открыла бутылку и разлила вино по стаканам, после чего начала вставлять в торт двадцать одну свечу.

– Сколько человек у вас за столом? – спросила она.

– Двадцать. Половина мальчиков, половина девочек… О, кажется, уже больше! – воскликнула Руби, когда в дверь позвонили. – Здесь в основном приятели Греты по работе, а также несколько друзей Хизер. Возможно, попозже заглянут Чарльз с Конни – если они найдут кого-нибудь, кто присмотрит за их сыновьями.

– Они могли бы остаться с нами на кухне, – заметила Марта. – Мы по-стариковски пожалуемся друг другу на жизнь, вспомним старые добрые времена… Жаль, что Бет нет с нами, – а то все было бы совсем, как раньше.

– Она звонила сегодня, поздравляла Грету.

– Как у нее дела?

– Нормально, – слукавила Руби, решив, что Бет не хотела бы, чтобы Марта узнала все. -Джейк учится в Бостонском университете, и трое других ее ребятишек, похоже, тоже получились очень умненькими – намного умнее моих. Теперь у Дэниела собственная юридическая фирма, и они приобрели новый дом с центральным отоплением, двойным гаражом и даже бассейном.

Похоже, это произвело на Марту впечатление.

– Так, значит, Бет сделала правильный выбор, когда вышла за Дэниела?

Руби сухо улыбнулась – она одна знала, какой несчастной была Бет. Руби вспомнила первое письмо, которое пришло из Литл-Рока, – в нем описывалось, как красив город, какой хороший там климат и какие отличные вещи продаются в магазинах. Брат Дэниела Натан учил Джейка играть в бейсбол… Словом, все казалось замечательным – но потом Руби дошла до постскриптума, который произвел на нее такое сильное впечатление, что она запомнила его практически наизусть.

«Руби, – писала Бет, – я так несчастна, что мне постоянно хочется умереть. Мама Дэниела меня невзлюбила, и ты ни за что не догадаешься почему – потому что у меня слишком светлая кожа! (Слово «светлая» было подчеркнуто.) Она говорит, что мы с Джейком «чересчур белые». Мы тут совсем чужие – белые ненавидят нас за то, что мы цветные, а чернокожим мы не нравимся потому, что недостаточно черны. Единственный человек, с которым мы ладим, – это Натан. Жду не дождусь, когда Дэниела демобилизуют и он вернется домой».

Но после того как Дэниел вернулся, положение улучшилось лишь незначительно. Муж Бет посвящал все свое время работе и борьбе за права афроамериканцев, так что она чувствовала себя ужасно одинокой. Южные штаты были царством сегрегации: магазины, рестораны, автобусы, даже школы были разделены на черный и белый секторы. Бет писала, как ей хочется вернуться в Ливерпуль, но для этого она слишком сильно любила Дэниела.

– О, послушай! – вдруг воскликнула Марта. – Это Билл Хэйли и «Зэ Комете», они поют «Рок круглые сутки».

– Должно быть, кто-нибудь подарил Грете эту пластинку.

– Фрэд говорит, что я на старости лет впадаю в детство, но мне нравится рок-н-ролл.

– Мне он тоже нравится. Как ты думаешь, когда подавать еду?

– Может, после девяти? – предложила Марта.

Руби стала раскладывать на подносе сосиски в тесте.

– Наверное, надо было подать уже давно, но что-то я сегодня замоталась. Надеюсь, пятидесяти сэндвичей будет достаточно… Часть с лососем, часть с сыром. Я еще вчера порезала сыр и сделала слоеный пирог. – Руби рассмеялась. – Бог ты мой! Если бы монахини, которые меня воспитывали, увидели меня сейчас, они были бы счастливы. Я всегда ненавидела уроки кулинарного дела – вообще-то я ненавидела все, чему они меня учили, но, тем не менее, каким-то образом усвоила все это.

В девять часов она торжественно вплыла в шумную, полную людей и сигаретного дыма гостиную и поставила все, что принесла, на боковой столик. Большинство из гостей танцевали, кто-то болтал в углу, а одна парочка сидела в кресле, слившись в страстных объятиях, – но, когда молодой человек увидел закуски, он сразу отстранился от девушки.

– Я принесу торт позже! – громко сказала Руби, но ее, похоже, никто не услышал.

Чарльз и Конни все же пришли, но сразу сказали, что остаться надолго не могут. Они попросили присмотреть за сыновьями соседку, и женщина согласилась, но предупредила, что хотела бы в десять посмотреть свою любимую телепередачу.

– Я бы очень хотела, чтобы у нас был телевизор, – вздохнула Марта. – Но Фред говорит, что это пустая трата времени. Кто-кто, а Фред знает об этом все, так что я склонна ему верить.

– У одного из моих жильцов, мистера Хэмилтона, есть телевизор, – сообщила Руби. – Как-то я убирала в его комнате и включила эту штуку, но ничего не произошло. Я испугалась, что сломала ее.

Чарльз заявил, что, по его мнению, телевизоры не приживутся:

– Люди слишком умны, чтобы вечера напролет сидеть и пялиться в маленький экранчик.

Конни усмехнулась в ответ:

– Тогда я не отношусь к числу умных людей: я абсолютно не возражала бы против покупки телевизора. Я бы очень хотела посмотреть «Каков мой курс», а ребятам наверняка понравятся детские передачи.

– Значит, завтра же идем разводиться, – суровым тоном произнес Чарльз, но тут же улыбнулся.

Спустя некоторое время Руби внесла в гостиную торт с двадцать одной трепещущей свечой. Следом шла Марта и громко пела: «С днем рожденья тебя…»

– Руби, знаешь, твои дочери по праву гордятся своей матерью, – сказала Марта, когда Конни с Чарльзом уже ушли и они вдвоем сидели на кухне.

– Марта, но это всего лишь вечеринка!

– Я не только о вечеринке – им есть за что гордиться тобой и помимо этого. Всего, что ты имеешь, ты добилась сама, практически без мужа, не говоря уже о других родственниках, которые могли бы помочь тебе в трудную минуту. И ты воспитала таких замечательных дочерей. – Марта остановила на Руби теплый взгляд. – Я никогда не забуду тот день, когда ты зашла в мой паб по объявлению насчет уборщицы. У тебя был такой вид, словно ты в одежде только что вылезла из ванны. Фред сказал, что, дав тебе шесть пенсов, я совершила глупость, – он считал, что мы никогда больше не увидим ни тебя, ни денег. Но я знала, что ты вернешься. – Пожилая женщина похлопала Руби по руке. – Хотела бы я знать, жива ли еще твоя мать. Если жива, то она поступила как круглая дура, отказавшись от такой дочери.

– О Марта, прекращай! – воскликнула покрасневшая Руби. – Ты выпила слишком много вина и стала чересчур сентиментальной. Сейчас ты еще расплачешься…

Судя по всему, Марта собиралась продолжить свои излияния, но в этот момент в дверь кухни постучали, и вошла миссис Маллиган – плотная женщина за пятьдесят, одетая в твидовый халат. На ее мышиного цвета волосы была натянута плотная сетка, а лицо было намазано толстым слоем крема. Миссис Маллиган занимала комнату на втором этаже вот уже пять лет и все это время непрерывно жаловалась на все подряд, – и, судя по всему, с этой же целью она пришла и сейчас.

– Миссис О'Хэган, я хотела бы знать, долго ли еще будет продолжаться этот шум? – жалобным тоном проговорила она. – Уже десять часов, и некоторым людям хочется спать.

– Миссис Маллиган, я же заранее предупредила вас, что у нас будет вечеринка, – спокойно ответила Руби. – Мало того, я уже извинилась за возможный шум, помните? Сегодня пятница, и завтра выходной. Моей дочери исполняется двадцать один год, и, боюсь, шум будет продолжаться до полуночи. После этого все разойдутся по домам.

– Миссис О'Хэган, это просто невыносимо.

– Боюсь, я ничем не смогу вам помочь.

– Вы могли бы просто почитать книгу, – сурово произнесла Марта.

– О Боже, как ты это терпишь?! – воскликнула она, когда миссис Маллиган, недовольно сверкнув глазами, скрылась за дверью.

Руби пожала плечами:

– Я попросту не обращаю на нее внимания. Она выражает недовольство всем на свете – если не шумом, так едой или другими жильцами. Видите ли, мистер Оливер храпит, а мистер Хэмилтон слишком громко включает телевизор. По крайней мере она стирает и гладит свои вещи сама – в отличие от мужчин.

– А ты представь, каково в ее возрасте жить в чужом доме! У нее есть дети?

– Нет. Знаешь, Марта, – Руби понизила голос, боясь, что их могут подслушать, – кто-то сказал мне, что муж миссис Маллиган привел домой женщину вдвое моложе ее, и перед ней встал выбор – примириться с этим или уйти.