Дикие питомцы - Медланд Амбер

Сначала, конечно, приходится пережить довольно неприятный период под названием: «А что, если я педофил?» Но дальше все классно. Меня очень захватил его стиль, все это аллегорическое изображение Америки…

Теперь понимаешь, почему я так расстроилась, когда Марси заявила, что как мать не может это читать? Я бы на ее месте как раз подумала, что как мать обязана это прочесть. Тесс прятала от меня эту книжку, но добилась противоположного эффекта. Я, помнится, ужасно хотела походить на Лолиту.

Сэму кажется, что промелькнувшее в голосе Айрис презрение адресовано ему. Он не помнит тот случай, о котором она говорит. Якобы Марси перед всем классом заявила, что Айрис ошибочно принимает «Лолиту» за любовный роман в то время, как на самом деле девочка была совсем ребенком, а Гумберт – насильником. Последнюю фразу Айрис произносит с дурацким американским акцентом, гнусавя и растягивая слова. Сэму это не нравится. Продолжает она уже своим обычным голосом – говорит об эмпатии, табу, отвращению к эротике, американском пуританизме. Перескакивает с темы на тему, а Сэм тем временем подмечает, как она машет руками, повышает голос, округляет глаза, желая подчеркнуть свою точку зрения, и внутри у него просыпается подозрительность. Такое ощущение, что этот монолог она однажды уже произносила.

В пятницу на улице сыро, небо низко нависает над землей. Накануне они слишком много выпили. Ходили с парой друзей Сэма петь в караоке «Прибавь звук». Сэм заметил, что Айрис нервничает, и пошел к бару заказать напитки. А потом увидел, что она болтает с Ником, и насторожился. Но Айрис явно была в ударе, смеялась ярко накрашенным ртом, рассказывала, как они с Сэмом встретились и в каком жутком состоянии она была. Ну и парень! Во дает! – приговаривала она, передразнивая его американский акцент.

Ник рассмеялся, да и сам Сэм тоже. И все же было бы здорово, если бы она не пересказывала эту историю всем и каждому. Ему не понравилось, как Ник таращился на нее. И он обнял ее рукой за плечи.

Она просто шутит. Мы и прежде друг друга знали. Учились на одном курсе.

Правда? Ник чокнулся с ней бутылкой «Короны» и подмигнул Сэму.

Теперь у Сэма болит голова. Он сидит за столом и гадает, сколько мозговых клеток вчера уничтожил. В четыре Айрис целует его в щеку и говорит – мне пора, я сегодня работаю няней. Пожелай мне удачи.

Айрис уходит, и кажется, что она забрала с собой все жизненные силы Сэма. Он пьет «Ред Булл», но вкус у напитка неприятный, химический. В четыре он начинает смешивать коктейли. Ему и в голову не приходит, что она может не вернуться. Коктейли получаются слишком сладкими, но Сэм все равно их выпивает. Тоник они почти допили, вся горечь ушла на Айрис.

На следующий день возвращаются Тина и Линн, вручают ему дурацкие сувениры. Сэм перебирается обратно в свою комнату и не выходит из нее все выходные, сидит в трусах и играет в ГТА. Курит в форточку и сует бычки в щель в подоконнике. Когда на его героя в пятый раз набрасывается проститутка, он вдруг понимает, что ждет, чтобы Айрис первая ему написала, а это детский сад какой-то.

Тогда он отправляет ей сообщение: Воскресенье, закусочная «Сити», 2 часа дня.

В закусочную Айрис приходит вся какая-то расхристанная. В трениках, с мокрыми волосами. Сэм не знает, можно ли ему ее поцеловать, хотя вообще-то они всю неделю целовались. Смущение он прячет, заказывая жаренный на гриле сыр и кувшин лимонада.

Как работа? – спрашивает она.

Он чешет в затылке – стоит мне разобраться с одним отрывком, как другой тут же начинает разваливаться. В общем, Сэмштейн на финишной прямой. Никаких сигарет, никакой выпивки. Кстати, это хорошо, что ты сбежала, потому что спать больше все равно негде. Сама квартира уже превратилась в антиутопию. Айрис улыбается, слабо, правда, но улыбается, и Сэм развивает мысль. Я словно Спиди Гонсалез с пишущей машинкой. У вас в Англии знают Спиди Гонсалеза? Кстати, по-моему, это довольно оскорбительный персонаж – сомбреро и все такое. Трамп мог бы взять его в качестве талисмана. А, еще мне звонил Дон Делилло[26]. Он, понимаешь ли, мне завидует, но я сказал ему – Дон, знаю, это трудно, чувак, но искусство требует жертв. Взгляни на мою левую руку, Дон.

Сэм выгибает руку клешней. Айрис ловит ее и подносит к губам, а потом роняет на стол. Сэм на мгновение застывает в изумлении, а затем прикладывается к своей кружке. Он не понимает, что происходит, и не знает, как прояснить ситуацию. Раздеваясь, Айрис становится совсем другим человеком. Хочется спросить: «Эй, не знаешь, куда подевалась та странная девушка из Британии?» Но вряд ли она хорошо это воспримет. Приносят еду. Они кое-как поддерживают разговор. Айрис откусывает от куска жареного сыра, а потом отодвигает от себя тарелку. И снова спрашивает, как продвигается его работа, но Сэму кажется, что вопросы она подготовила заранее.

Кто это учил тебя так выбивать кетчуп из бутылки? Он ни хрена в жизни не понимает. Дай-ка руку, говорит Сэм.

Смотри. Он проводит ее пальцами по выбитой на стекле цифре 57. Чувствуешь? Отлично! Стукни вот тут. Да посильнее. Как будто своими игрушечными барабанными палочками.

Айрис смотрит, как кетчуп плюхается из бутылки в ее тарелку и растекается вокруг сыра.

Это твои палочки. Ты ими пока не пользовался?

Еще как пользовался, соседки были в ярости. Господи, я шучу. Не смотри на меня так.

Вид у Айрис растерянный, и он едва не теряется сам, но поскорее отворачивается. Лезет в карман, достает телефон, протягивает его ей. На экране ролик с Ютьюба: Коржик убеждает марионеток протестовать против оранжевой куклы Трампа. Айрис коротко улыбается, но Сэму этого недостаточно.

Ты когда-нибудь перестаешь думать? – спрашивает он, забирая у нее мобильный. Это же невероятно выматывает.

Чаще всего я слышу себя, только когда говорю. А в голове у меня стоит белый шум, как в самолете. Проследив за взглядом Сэма, Айрис замечает девушку, склонившуюся над бильярдным столом. Ты, когда по улице ходишь, не спотыкаешься, нет? Сэм роняет кубик льда обратно в стакан, смеется и вытирает рот. Айрис продолжает говорить.

Знаешь это чувство, когда в голове становится пусто? Эйфория бегуна, подвисание – все по-разному называют. Ты как бы ныряешь в этот момент, погружаешься в него. И забываешь о времени… Словно умираешь, но существовать при этом не перестаешь. Просто продолжаешь идти вперед, не видя никаких границ, но все равно оставаясь собой. Только ты – и никакого лишнего груза. Забвение. Утраченное эго. Мне кажется, это.

Заб-ве-ние, повторяет Сэм, нарочно растягивая звуки, как, по ее представлению, подобает американцам.

В пятницу, прежде чем отправиться на собеседование, Айрис сначала погуглила работа няней в Нью-Йорке, а потом, начитавшись советов, удалила из резюме все строчки, кроме Оксфорда и Колумбийского университета. А еще написала себе рекомендательное письмо от семьи О’Мэйли. С которой якобы на протяжении долгого времени сотрудничала на общественных началах.

Специализируюсь на детях с высоким интеллектом и поведенческими проблемами.

Работодатели жили в Верхнем Ист-Сайде, прямо напротив Парка. Было жарко, и Айрис пожалела, что не оделась иначе, но у нее не нашлось легкой одежды, в которой она бы чувствовала себя уверенно.

Мелисса объявила, что няня ей нужна на два дня в неделю, чтобы немного снизить нагрузку. На ногах у нее были, по ее выражению, «домашние туфли» – расшитые бисером тапочки.

У нас тут кругом кипенно-белые ковры, объяснила она, ведя Айрис по коридору. Айрис старалась не думать о том, когда она в последний раз мыла ноги. В душ она залезает раз в пару дней, но ни на что другое сил уже не остается.

Хочу уладить вопрос с детьми до сентября, продолжала Мелисса. Потом мы снова будем очень заняты.

Айрис опустилась на бежевый диван. Мелисса села напротив и нерешительно попыталась заглянуть ей в глаза. Айрис сразу же почувствовала себя жутко грязной, словно все ее тело было покрыто тонкой пленкой телевидения и секса. Недавно Сэму пришла фантазия поесть ванильного мороженого с ее живота. После он согласился, что подобные игры сильно переоценивают, к тому же от них пачкаются простыни. У тебя слишком теплая кожа, заявил он. Оно в тебя прямо впитывается.