Павел Хюлле - Вайзер Давидек

– Желтокрылый! – крикнули мы почти одновременно, а Шимек, самый прыткий, бросил, словно приказ:

– В склеп, снова за ним будет погоня!

Это была не лучшая идея, так как, даже взобравшись на склеп, нельзя было увидеть, что происходит возле колокольни. Но мы мчались, будто гонятся за нами, а не за безумцем, который убежал от санитаров и прятался где-то поблизости. Минуты три эхо колоколов отражалось от стены леса, потом наступила тишина. «Там уже кто-то есть, – прошептал Петр, – наверно, за ним гонятся!» И действительно, через минуту среди трескуче раздвигаемых и ломающихся веток мы увидели Желтокрылого, бегущего в нашу сторону. Он запомнил склеп, однако, приблизившись на расстояние нескольких шагов и увидев три пары уставившихся на него глаз, драпанул в сторону насыпи, где кончалось кладбище и начиналась ложбина с первыми садовыми участками. Должно быть, он не узнал нас, поглощенный бегством от преследователей, а может, перепугался, во всяком случае, вместо того чтобы нырнуть вглубь склепа, где его не нашел бы даже отряд милиции или санитаров, побежал дальше, преследуемый хромым причетником и еще каким-то мужчиной, который не был ксендзом и которого никогда прежде мы не видели. Фонтаны песка летели из-под ног Желтокрылого. Трава склоняла перед ним свои стебельки, а кусты раздвигались сами, чтобы облегчить ему бегство.

Одного он только не предвидел, не знал или попросту об этом забыл – что ложбина уже не та прежняя ложбина, заросшая высокой, по колени, травой, дикой пшеницей, терновником, где в солнечные дни бесшумно ползали ужи, а куропатки вышмыгивали из-под ног, словно крылатые снаряды. Он наткнулся на первую же колючую проволоку, упал, встал, раздвинул ее руками и побежал дальше, но людишки с мотыгами, граблями, заступами, людишки с досками и кистями в руках уже увидели его – как он бежит, оглядываясь назад, уже почуяли собачьим нюхом радостную музыку своих сердец и уже спешили со всех сторон, чтобы загородить ему путь и поймать в сеть с гнусным удовлетворением в глазах. Мы побежали следом за причетником и незнакомым мужчиной, чтобы увидеть, как будут развиваться события. Желтокрылый заметил приближающиеся фигуры, на миг замер и побежал назад, прямо на причетника. Сопровождающий причетника мужчина, надо признать, очень профессионально в нужный момент подставил ногу, и Желтокрылый рухнул как подкошенный прямо под ноги причетнику. Если бы он тогда сразу вскочил и побежал в нашу сторону – был бы спасен, но все случилось иначе. Поднимался Желтокрылый медленно. Мужчина успел прыгнуть ему на спину, и они сцепились, как бешеные псы, но через минуту Желтокрылому удалось отскочить. Он снова побежал – но, на свою беду, прямо на огородников, которые успели уже образовать широкий полукруг и сжимали теперь клещи облавы.

И тогда мы увидели Желтокрылого совершенно в другой ипостаси. Он уже не убегал, а стоял посреди замкнувшегося круга, слегка наклонив голову, словно борец, и ждал неподвижно. Преследователи остановились, не зная, что делать дальше.

– Кто-нибудь быстро в приход, к телефону! – закричал причетник. – Нужно позвонить в милицию или в больницу!

Толстяк, тот самый, что прицепился к нам с Вайзером, когда мы несли ужей, отложил мотыгу и двинулся в сторону кладбища. В тот же момент двое самых храбрых огородников приблизились к Желтокрылому.

– Спокойно, – говорил первый, – ничего тебе не будет.

– Да-да, – подтвердил второй, – ничего не будет, если дашь себя отвести!

Но Желтокрылый был на этот счет другого мнения. Он бросился на них молниеносным прыжком, у одного выхватил палку, а другого свалил ударом локтя в живот. Оба поспешно отступили, и Желтокрылый стоял теперь как самурай посреди окруживших его врагов и с поднятой палкой в руках выглядел величественно и прекрасно.

– Опасный псих, – сказал кто-то из мужчин, – подождем, пока приедет милиция.

– Мало, что ли, нас, – возмутился другой, – на одного психа?

И тогда мы увидели самую красивую часть зрелища – ведь все это было как зрелище: взрослые мужчины в возрасте наших отцов с мотыгами и граблями, а в центре – Желтокрылый как герой легенды или романа. Мужчины подходили все ближе, и Желтокрылый стал в позицию, расставив ноги.

– Он, наверно, когда-то был фехтовальщиком, – определил Шимек, поднимая голову. – О, смотрите!

Да, Желтокрылый умел не только грозить гибелью Земле и ее обитателям, в драке палками он оказался на несколько классов выше своих врагов. Он подпрыгивал, вертелся во все стороны, молниеносно парировал удары, обрушивая в ответ свои, довольно меткие. Треск сломанных черенков смешивался с криками нападающих, в какой-то момент показалось, что их взяла, что они уже обрушили на него свой сельскохозяйственный инвентарь, но это была только иллюзия. Они отступили – кто с синяком под глазом, кто в изодранной одежде, – Желтокрылый же стоял в центре и торжествовал. Огородники с минуту посовещались. Потом набросились на него еще ожесточеннее, но, как и в предыдущий раз, не сладили с ним и снова отступили, потрепанные и избитые.

Вдруг в сторону победителя полетел камень. Потом второй. Потом третий. Желтокрылый ловко уворачивался, некоторые снаряды отбивал палкой, но их становилось все больше, и падали они все гуще и со всех сторон. Сначала один угодил ему в шею. Второе попадание было болезненным – в сгиб руки, и с минуту он мог держать палку только одной рукой. А потом камень попал ему в голову, еще раз в шею и еще раз в голову, и дальше трудно уже было уследить, так как камни сыпались градом и огородники подходили все ближе, пока наконец не подошли вплотную, хотя он еще защищался, и теперь видны были только поднимающиеся и опускающиеся палки и искаженные лица с оскаленными зубами. Сколько могло пройти времени, прежде чем с рембеховского шоссе донесся вой сирены? Помню только, что на протяжении всех этих длинных, как вечность, минут палки и черенки от лопат и мотыг поднимались и опускались, помню также, что, когда машина «скорой помощи» с больничным крестом на дверце забуксовала в песке насыпи, по которой не ходили поезда, и из кабины повыскакивали санитары в белых халатах, я уже мчался на кладбище, преследуемый криками Шимека и Петра, бежал к деревянной колокольне, отвязывал веревку, заткнутую за почерневшую балку рукой причетника, и тянул ее изо всех сил, тянул, подпрыгивая и снова приземляясь, тянул как безумный, потому что первый раз в жизни я почувствовал себя безумным, тянул и плакал, плакал и тянул и снова плакал, пока не подбежали ко мне Шимек и Петр и не оторвали меня от этой веревки силой, так как я к ней уже почти прирос, оторвали меня и поволокли в лес на Буковой горке. Помню также, что я не сказал им ни слова и поехал один на пляж в Елитково. Сидел там до сумерек у грязного и вонючего залива. По пляжу бродили поодиночке безработные рыбаки и длинными шестами проверяли густоту «рыбного супа» у берега. Маяк в Бжезно уже вращался, а суда на рейде зажигали опознавательные огни. Вдалеке, в стороне Сопота, светился огонек костра. Далее если бы ко мне подошел Вайзер, даже если бы он сам попросил меня о чем-нибудь, я бы остался нем.

Шимек вышел из кабинета директора. Подмигнул нам. Это означало – все в порядке, мол, как условились. Я услышал свою фамилию. Увидел, что гимнастерка на сержанте застегнута на все пуговицы, а директор поправил галстук, который теперь уже не напоминал якобинский бант, или выжатую тряпку, или компресс на горле, а был обыкновенным галстуком, купленным в торговом центре во Вжеще.

– Ну как? – спросил М-ский. – Мы что-нибудь вспомнили? Или предпочитаем побеседовать с прокурором в камере? – заключил он с угрозой.

– Да-да, конечно.

– Ну так говори, – сержант примиряюще поднял руку, – говори, что знаешь.

– Все сначала рассказывать?

– Нет, – вмешался директор, – ты должен рассказать, что было с платьем Вишневской.

– Но это было не платье, это был просто лоскут.

– Хорошо, лоскут – так где вы его нашли после взрыва?

– Там есть такой старый дуб, под ним и нашли. Сержант пододвинул ко мне карту.

– Где?

– Вот здесь, здесь этот дуб, а вот здесь, – показал я пальцем, – лежал лоскут.

– Кто нашел? – спросил М-ский быстро.

Я сделал паузу, как бы вспоминая эту подробность.

– Шимек.

– Ну хорошо. – Лицо М-ского ничего не выражало, хотя я понимал, как он должен быть доволен. – А где вы сожгли этот лоскут?

– В карьере.

Сержанту последний ответ явно не понравился.

– Здесь в округе нет никаких карьеров, что ты плетешь?

– Хорошо. – Директор не позволил мне продолжить. – Это поляна с эрратическими валунами, – обратился он к сержанту, – все здесь ее так называют.

– А когда это было? – допрашивал дальше М-ский.

– В тот самый день вечером.

– Это ты нес обрывок платья, да?

– Я, а откуда вы знаете?

М-ский торжествующе улыбнулся:

– Видишь, от нас ничего не укроется. Который это был час?