Кэти Гласс - Будь моей мамой. Искалеченное детство

Я кивнула.

— Иногда просто нужно прерваться, правда?

— Да, я понимаю. — Я слабо улыбнулась: будет ли когда-нибудь у меня отпуск, обещанный еще в прошлом году?

Мне стало жаль миссис Райс. Она никогда не имела дела с ребенком с таким сложным характером и с такими нарушениями психики, как у Джоди, и я прекрасно понимала, что именно она доводит ассистента преподавателя до полного душевного расстройства. Джоди постоянно была на грани срыва, постоянно ждала опасности: бороться или бежать[3]. Услышав малейший шум, она оборачивалась, готовая отразить удар. Когда долгое время проводишь с таким ребенком, как Джоди, то очень скоро сам начинаешь жить в постоянном ожидании неприятностей, и расслабиться или отдохнуть становится практически невозможно.

Я чувствовала, как Джоди все больше и больше входит в мою жизнь, вместе с болью, страхом и горем, которые ей достались.

ГЛАВА 27

Тишина

Томас Элиот писал, что апрель — самый суровый месяц в году, и поэт оказался чертовски прав. С наступлением апреля пасмурные дни и беспросветно серое небо не давали настроиться на лучшее. Зима казалась бесконечной, так как все еще стоял холод. Трудно было поверить, что приближается годовщина прибытия Джоди к нам.

Я поправила воротник пальто и приостановилась у окошка туристического агентства. Мне грезились горящие путевки на Карибы. Вот бы погрузиться всем вместе в самолет и рвануть туда, на солнышко! Мой кошелек это выдержит, но выдержит ли Джоди? Она стала так бояться взрослых, что даже вид продавца из газетного киоска теперь вызывал у нее панику, хотя раньше Джоди вполне могла общаться с этим человеком. Лететь в самолете, среди множества незнакомых людей, для нее было исключено, а я сомневалась, что авиакомпания организует нам чартерный рейс.

Я отошла от заманчивой вывески и поднялась в магазин. Зазвонил мобильный — это из школы.

— Простите, Кэти, — сказала секретарша. — Джоди плачет. Она уверена, что за ней пришел отец и хочет забрать ее. Вы можете приехать?

Пришлось вернуться к машине.

К счастью, на дорогах было пусто, и через двадцать минут я уже подходила к школе. Оттуда доносился пронзительный вопль — Джоди. Я нажала кнопку звонка, и секретарша велела мне пройти в медпункт. Джоди мертвой хваткой вцепилась в батарею, глаза смотрели безумно, все тело содрогалось.

— Не отпускай меня с ним, не надо, Кэти, пожалуйста! — взмолилась она.

Новый ассистент, мисс Уокер, которая поладила с Джоди, присела рядом с ней и ласково заговорила, пытаясь успокоить, но я видела, что ребенок не слышит ее.

Я подошла, но Джоди отстранилась от меня.

— Никто не заберет тебя, Джоди, — сказала я твердо. — Его здесь нет. Честное слово — ты же знаешь, я всегда говорю только правду… — Она собралась закричать, но я ей не позволила: — Нет, Джоди. Хватит. Я серьезно. Здесь никого нет. Успокойся, отойди от батареи, чтобы я тебя обняла.

Ассистент наблюдала за мной. Джоди переводила взгляд то на нее, то на меня, то на дверь. Потом немного ослабила хватку.

— Умница, так-то лучше.

Наконец она совсем разжала руки. Я подошла ближе и обняла ее. Мисс Уокер незаметно выскользнула из комнаты.

— Он был здесь, — ревела Джоди, — в моей первой школе. Он приходил забирать меня, — а потом мы садились в его машину.

Остальные слова поглотили рыдания, но теперь я понимала, что произошло. Прошлое снова вторглось в настоящее, воспоминания, которые казались Джоди реальностью, всплыли теперь так явно, словно все происходило сейчас.

— Все хорошо, солнышко, честное слово. Больше такого не повторится. Обещаю. Тише, тише.

Когда она успокоилась, я отвела девочку в машину, и мы вернулись домой. Было одиннадцать утра, но Джоди захотела лечь спать. Каждые полчаса я заглядывала к ней — она не просыпалась. В два часа я решила разбудить ее, чтобы потом она смогла заснуть ночью.

Джоди перевернулась и лежала на спине, ее глаза смотрели на потолок.

— Тебе лучше? — спросила я, но она не реагировала.

Я открыла шторы, достала из шкафа джинсы и свитер и положила одежду на кровать.

— Одевайся, сейчас мы перекусим, а потом можем немного покататься в парке на велосипеде. Хочешь?

Обычно она сразу отвечала, хочет она чего-то или нет, но сейчас не проронила ни звука и даже не пошевелилась. Я внимательно посмотрела на нее, потом села на кровать:

— Джоди, как ты, солнышко?

Ее взгляд был сосредоточен на какой-то одной точке на потолке. Я попыталась расшевелить ее:

— Давай же… Одевайся… Я сделаю тебе бутерброд, и мы пойдем гулять. — Она по-прежнему не реагировала, и не похоже было, что она вообще слышит меня.

Я решила, что лучше всего будет просто оставить ее, надеясь, что она все-таки подумает о парке и предстоящей поездке. Прошло четверть часа, она не появилась, и я снова поднялась. Джоди оставалась в той же позе: лежала на спине, глядя в потолок. Я села рядом и стала говорить, что понимаю, как ей тяжело, но в конце концов все наладится и у нее впереди еще целая жизнь. Она ничего не ответила и не пошевелилась. Я попробовала говорить жестче, потом стала уговаривать, а потом просто выдернула подушку у нее из-под головы — но все было впустую. Голова просто плюхнулась на кровать, и теперь я не на шутку забеспокоилась. Я выбежала из ее комнаты, не закрыв дверь, и бросилась к телефону в своей спальне, чтобы позвонить Джилл.

— Это может быть посттравматический шок, — сказала она. — Стресс, который Джоди испытала, спровоцировал блокировку мозга как самозащиту.

— Это пройдет?

— К утру она точно придет в себя. Лучше дай ей поспать. Если ночью понадобится помощь, позвони дежурному соцработнику, подумаю, обойдется.

Я вернулась в комнату Джоди и еще раз попробовала растормошить ее. Потерпев неудачу, я все же задернула шторы и вышла, оставив дверь приоткрытой. Когда пришли дети, я все им рассказала. Мы по очереди проверяли ее каждые полчаса, но никаких изменений не происходило, и все мы ходили на цыпочках, выключили музыку и убавили звук телевизора. Когда поздно вечером я собиралась лечь, она уже закрыла глаза и спала. Я оставила свет и приоткрыла дверь.

В четыре утра меня разбудил тихий голос за дверью:

— Кэти, Эми написала в кровать.

Я вскочила и обняла ее:

— Ничего. — Хотя бы одна из ипостасей Джоди вернулась.

Я переодела ее, поменяла простыни, а она продолжала бормотать тонким голоском:

— Эми — хорошая девочка. Она сказала Кэти: «Эми хочет на горшок…»

Я не возражала. Все лучше, чем пугающая тишина. Уложив Джоди, я оставила ее в обнимку с мишкой, она сосредоточенно сосала палец. Наутро я с удивлением обнаружила, что передо мной все еще Эми.

— Хватит болтать таким глупым голосом, — не выдержала Люси — по утрам она никогда не бывала в хорошем расположении духа.

Я бросила на нее предупреждающий взгляд.

— Я думаю, все изменится, когда мы поедем в школу, — сказала я.

Но час спустя, когда я поцеловала Джоди на прощание и отпустила с мисс Уокер, она ковыляла в стиле Эми, с неуклюжестью младенца, только что научившегося ходить.

По пути домой я застряла в пробке, позвонила Джилл и сообщила наши новости. Она попросила как можно скорее прислать записи, которые я делала в своем журнале, чтобы передать их Эйлин, судебному представителю и доктору Берроуз. Я закончила перепечатывать их только после обеда. Приготовила поесть, и в этот момент раздался звонок. Только бы не из школы, только бы не из школы… Я еще даже по дому ничего не успела сделать, да и в магазин нужно было сходить.

Звонили из школы.

— Здравствуйте, Кэти, — сказала секретарша, и я приготовилась услышать плохие новости. — Мистер Вест попросил сообщить вам, что сегодня Джоди ведет себя очень хорошо.

— Спасибо. — Я вздохнула с облегчением. — Большое спасибо.

Джоди продолжала хорошо себя вести и вечером, но это было лишь затишье перед бурей. На следующий день она безутешно рыдала, и, как ни пыталась, я не смогла узнать почему. Я сидела у нее на кровати, смотрела, как она плачет, и снова чувствовала себя беспомощной, понимая, что эта ситуация совсем не похожа на те, с которыми я раньше умело справлялась.

К девяти утра ей не стало лучше, пришлось позвонить в школу и сказать, что на первые занятия Джоди не придет, но, если дело пойдет на поправку, я приведу ее позже. Но ни в этот день, ни на следующий Джоди в школе не появилась, за эту неделю она провела там всего полтора дня. Она буквально таяла у меня на глазах, и если не плакала, то смотрела в пустоту, куда-то вдаль. Она почти не ела, и я уже забыла про свое желание посадить ее на диету.

— Не хочешь шоколадку? — спрашивала я, пытаясь пробудить в ней хоть малейший интерес. — В холодильнике есть еще мороженое.