Оксана Аболина - Держись, Коновалова...

В больницу, кстати, Паша приходил. И не один раз. Вот как ему после всего этого не стыдно! Обворовал бедную больную женщину, а теперь делает вид, что сочувствует. Лицемер проклятый! Я таких ненавижу.

Хотела проверить свой рассудок на предмет того, как пишу предложения, связно или нет. Открыла дневник. А последняя запись, оказывается, за 18 июля. Кто-то выдернул целый месяц из тетради. И потом аккуратно вставил чистые листы, чтобы я ничего не заметила. Это, наверное, Паша. Что он ещё против меня задумал?

Паша продолжает воровать у меня каждый день, но я больше не сержусь на него. Я его простила. И врачей в больнице простила. И того, кто меня изнасиловал. И сестру Ларису за то, что предала. Не хочу больше ни на кого злиться, я их всех люблю. Нельзя ненавидеть людей. Плохо, что я раньше это делала.

Весь день вокруг меня полная чернота. И внутри тоже. Я совсем ничего не вижу. Только комары жужжат громко, как самолёты. Я сижу и мне больно. Но не за себя. Меня уже как бы и нет. Мне больно за них. Я только и повторяю: «Господи, помилуй их всех. Я не помню имён, но Ты-то их знаешь. Пожалуйста, помоги им, Господи». Охо-хо, держись, как там тебя?

Не помню, сколько сидела в черноте. Кажется, целую вечность. Но сегодня светло. И день с утра был хороший (зато потом как понеслось!). Сначала позвонила Лариса. Она, оказывается, потеряла мой телефон, а теперь нашла. А я плохо о ней думала! Это ужас! Я ведь всегда знала, что она самая-самая лучшая и добрая сестрёнка на свете.

А потом я включила компьютер и зашла в сеть. Катя сидела в углу у камина. Кажется, она на меня по-прежнему обижается. А Олег и Андрей сказали, что я ослабела и поэтому вставать не надо, они сейчас приготовят обед… И ушли на кухню. Мы с Катей помолчали, потом я говорю:

— Кать, ну не сердись, прости меня, Бога ради.

А она в ответ:

— Да ну что ты, — и мне стало радостно на душе. Но только совсем ненадолго. Я просто нутром почувствовала: что-то не так. Выскочила на кухню. А там пожар. Это фумигатор загорелся! И Олег, и Андрей лежат, недвижимы, словно трупы — когда только успели угореть? Уму непостижимо! Я кричу: «Катя, беги! Спасайся!» — схватила Олега и потащила на себе вниз, а он тяжёлый, здоровенный мужик такой. Надо было сначала Андрея, он задохлик, я бы с ним быстрей управилась. Еле-еле дотащила. А внизу уже пожарные. И Катя стоит. Глянула наверх. Наш шестой этаж пылает. Из окон дым, пламя! Я — обратно, за Андреем, а меня не пускают. Но я же не могу бросить в беде человека! Вырвалась из рук пожарного и побежала наверх. Еле-еле нашла Андрея, потащила вниз, а дальше опять чернота-чернота-чернота…

Прихожу в себя, я опять в больнице. Вся обгорела, и тело болит адски. Ни одной целой клеточки не осталось. Видно, всё-таки от судьбы не уйдёшь. Хотелось мне дома помереть, да теперь как уж Бог даст. Всё равно хорошо, что пожила эти два месяца на воле. Всё-таки я не потеряла рассудок, и жизнь моя была полноценной! А главное, я спасла жизнь своим друзьям.

Я привычно сползаю в черноту под жужжание комариного роя. Тьма обволакивает меня со всех сторон и заполняет изнутри. «Я умираю», — мелькает у меня в сознании перед тем, как я растворяюсь во мраке. Но нет, когда я открываю глаза, оказывается, что я ещё жива. Наверное, прошло много времени, так как тело больше не болит, и голова совершенно ясная.

— В какой палате лежит Марина Коновалова? — слышится из коридора знакомый женский голос. Боже мой, да ведь это моя любимая сестрёнка!

— Здесь, здесь Коновалова! — кричу я и плачу от радости. Я так давно не видела её и безумно соскучилась.

Дверь открывается, и на пороге я вижу Ларису.

— Здравствуй, Марина, — говорит она. — Пойдём домой. Доктор сказал, ты поправилась.