Ирина Андрющенко - Меня зовут Бригантина

Отбивая меня от радостно визжащей стаи, Жюли пыталась что-то объяснить, размахивала руками и притворно сердилась на собак. Потом просто схватила меня за рукав и потащила в комнату, отделенную от остальных помещений единственным в доме барьером. Это был детский сад, где в загончике смирно сидело три щенка. Увидев нас, они, как по команде, повернули головы и стали меня разглядывать.

Жюли перелезла через барьер и вручила мне Шоколадку. Я стала внимательно рассматривать ее, затрудняясь сказать что-то конкретное. Все маленькие спаниели ужасно трогательны, и это сильно сбивает с толку. Что-то должно было мне подсказать, что это именно она. Я прислушалась к себе. Тишина.

Мы немного поговорили о собаках, Жюли отвезла меня на вокзал, и я, смалодушничав, пообещала принять решение вечером и завтра позвонить. В вагоне я ехала одна и могла полностью сосредоточиться на своих ощущениях. Признаться, этот первый опыт меня не столько разочаровал, сколько насторожил. Ни одна струнка не дрогнула во мне, когда я взяла щенка на руки. Может, виновата пустота, оставшаяся в моем сердце? Вернувшись домой, я послала Жюли короткую записку: извинилась за потерянное ею время и пожелала удачи Шоколадке.

Впрочем, я решила не сдаваться, открыла интернет и начала просматривать всякую всячину, посвященную спаниелям — приобретение щенка, стрижки, выставки… Все это было так близко, знакомо и в то же время бесконечно далеко, как будто я вернулась в свои двадцать лет.

Юджи… Она была ужасно смешная, даже нелепая: из одной брови торчали белые вибриссы, из другой — черные, а взгляд был не по-детски мрачен. Заводчица оценивала ее не очень высоко, настойчиво предлагая мне на выбор двух других щенков, гораздо более, с ее точки зрения, удавшихся. Но я захотела именно эту, ни на что не похожую и ужасно смешную. Я улыбнулась, вспомнив, как по дороге домой она описала мои новые джинсы…

Углубившись в воспоминания, я зашла на сайт знакомого питомника в Москве. Интернет отозвался глухой пустотой, сообщив, что сайт и питомник закрыты в связи со смертью хозяйки. Я искренне расстроилась, и тогда, наудачу, набрала по-русски «английский спаниель, питомник». Первый же выпавший сайт пробудил во мне смутные воспоминания: лицо хозяйки показалось знакомым. Мы точно виделись, наверное, на выставках, лет пятнадцать назад…

Я нажала на ссылку «Щенки». С единственной фотографии, размещенной в этом разделе, на меня смотрел… клоун.

Выражение морды совершенно невозможно описать, настолько оно было смешным. Я расхохоталась, не без сожаления понимая, что везти щенка из России — это полное безумие. И закрыла страницу.

Побродив еще немного по сайтам французских питомников, я поняла, что ни в чем не могу разобраться — шквал информации, фотографии, родословные… Попробуй-ка тут сделать выбор! А повторять опыт с «Шоколадкой» мне не хотелось.

Я вернулась на русский сайт, боясь, что клоун мог куда-то исчезнуть. Но фотография была на месте. Завтра позвоню, решила я.

Наутро, едва проснувшись, я позвонила в Москву. К телефону подошла сама хозяйка, Марина. Две минуты разговора, и вот оно, неизбежное:

— Вы у меня на сайте были? У меня девчонка сидит, ей четыре месяца. Продавать «на диван» не хочу. Лучшая сука в помете. Фото видели?

— Да…

— Хотите?

— Да…

— Ее зовут Бригантина, Брыся. Может, переименовать, если не нравится?

Я подумала, что ни мой муж, ни наши французские друзья никогда в жизни не выговорят это имя: французское нёбо абсолютно неспособно именно на «ы» и «я».

— Нет, не надо ничего менять. Брыся — это прекрасно, — твердо ответила я.

Она прислала мне несколько фотографий. На одной из них Брыся висела на заборе, корча рожи и уцепившись за сетку всеми четырьмя лапами. Я поняла, что деваться мне некуда.

Я позвонила мужу и сказала, что нашла именно то, что искала.

— А как же Греция? — спросил он.

— Я полечу за ней в Москву, как только мы вернемся. Хочешь, я пришлю тебе ее фото на мобильный?

— Давай, а то все-таки очень хочется узнать, что ты там такое приобрела. Пусть даже постфактум, — съехидничал ЖЛ.

Я отправила фото с забором. На том конце провода захохотало:

— Умора! А как зовут?

— Брыся.

— Как-как? Бри-иссъя-я?

— Ну, примерно…

— А сколько ей будет, когда ты ее заберешь?

— Семь месяцев.

— Хм… взрослая. Но ты довольна?

— Не то слово…

Главное — дождаться сентября. Ничего, я терпеливая. Скоро мы отправимся на остров Тинос, туда, где, согласно преданию, живет греческий бог ветров Эол. И каждый раз, когда подует северный ветер, я буду думать о маленьком клоуне с гордым морским именем, который еще не знает, что у него есть я…

5.

Какой красивый у тебя хвост!

Июль пролетел так быстро, что я почти и не заметила. В основном, он состоял из подготовки к путешествию, просмотров фотографий Греции и выбора маршрутов. Жадно разглядывая интернетно-ослепительную голубизну Адриатики, мы находили в себе силы переносить удушливую парижскую духоту.

Наконец, долгожданный день наступил, и мы сменили офисные костюмы на беспечные шорты, а компьютеры и телефоны — на маски и ласты для подводного плавания. Путешествие было долгим, но оно того стоило: через три дня мотогонки я валялась на самом нежном в мире песке греческого пляжа и перелистывала книгу по воспитанию собак. Когда же мне надоедал песок, я брела в местное интернет-кафе и застывала перед компьютером, как геккон в ожидании мухи. Марина регулярно высылала мне Брысины фотографии, и, даже если в ящике не оказывалось ничего нового, я все равно любовалась старыми снимками.

А на дне моей сумки лежал билет в Москву. По утрам, едва проснувшись, я вытаскивала его и подолгу всматривалась в даты и прочие, непонятные мне, обозначения. На прилагающемся документе было написано: «13 сентября, Париж-Москва; 16 сентября, Москва-Париж, с собакой, десять килограммов сверх нормы». Сверх нормы…

Наконец, каникулы закончились, и перед нами в обратном порядке промелькнули греческие выжженные холмы, немыслимой красоты итальянские пейзажи и цветущие французские деревни.

Дом встретил нас привычной сыростью: август во Франции выдался дождливый, подвал был затоплен, его стены отсырели и стали похожи на шкуру леопарда, где черные пятна были плесенью.

Чтобы легче переносить ожидание, я купила новый ошейник, поводок, миски и огромный пакет корма. Этот маленький склад жил посреди кухни своей собственной, пока бессмысленной, жизнью, но мой взгляд хотя бы не натыкался на пустоту.

Маленький йорк Робин ужасно обрадовался, узнав, что я скоро привезу собаку. Он задавал мне самые неожиданные вопросы: например, быстро ли она бегает, и сможет ли он, по моему мнению, ее догнать. Вскоре я так привыкла болтать с ним и находила это настолько естественным, что, в конце концов, перестала задавать себе вопросы о моей психической полноценности. А когда со мной вдруг поздоровался пес, живущий в доме напротив, я поняла, что смерть моей собаки что-то бесповоротно изменила во мне. На всякий случай, я решила никому об этом не рассказывать, чтобы не прослыть сумасшедшей.

И вот настал день вылета. Москва встретила меня хлестким осенним дождем, отчаянно колотившим в иллюминатор самолета. Примерно так же стучало и мое сердце. В памяти мелькали тысячи картинок — черная земля, шприц в руках ветеринара, пустая подстилка, ошейник в сумке, плюшевая мордочка Грея, Калинка-Шоколадка, молодая вдова в парке, говорящий йорк… Затейливый калейдоскоп судьбы, приведший меня из Франции в Россию, сегодня, тринадцатого сентября.

Марина встретила меня в аэропорту. Пока мы укладывали вещи в багажник ее машины, Брыся мрачно наблюдала за нами с заднего сиденья.

Она была именно такая, как на фотографии: полный немого укора меланхоличный взгляд, белый хохол на голове и зажатый между задними лапами длинный пушистый хвост с белой бахромой на самом кончике. Она принадлежала к новому, счастливому поколению собак, которым ничего не купируют при рождении.

— Какой он у тебя красивый! — сказала я вместо приветствия. — Можно потрогать?

Глухо проворчав что-то невнятное, Брыся быстро спряталась за кресло водителя.

— Боится, — объяснила Марина и мягко тронула машину. — Ты не расстраивайся, она сначала со всеми так себя ведет.

Я повернулась и посмотрела назад. За сиденьем дрожал белый хохол.

— Брыся! Вылезай! — тихонько позвала я.

— Вот еще! — фыркнула в ответ собака. — Не вылезу, и не надейся.

— А у меня есть печенье. Я специально для тебя купила.

— Правда? Покажи!

Хохол переместился в проем между передними сиденьями. Я протянула печенье.

— Я таких никогда не видела, — задумчиво сказала собака, беря из моих рук угощение.