Сергей Петров - Менты и люди

Я поделился с ним своими опасениями. Сидим здесь больше недели, а результата нет. Приедет бригадир — обоим конец.

— Не волнуйся, — сказал мне Пахомов, — всё сделаем по высшему разряду. Сейчас запросим список соседей… этого…

— Махмудова, — подсказал я.

— Ну, да. Получим, допросим.

Он сделал паузу и добавил:

— По особому методу допросим.

— Как это — «по особому»? — не понял я.

Пахомов словно не услышал.

— Участковому поручение дадим, — найти очевидцев преступления. Он нам ответит: установить не представилось возможным. Всё, как обычно короче. Не кипишуй.

Пахомов зевнул.

— Пойдём в гостиницу, — сказал Пахомов.

14.11.2011

Век живи, век учись.

Знающий Пахомов парень. Ответ участкового последовал на следующий день. «Установить очевидцев преступления не представилось возможным», — написал участковый.

Ну, а мы получили список соседей Махмудова и приступили к допросам по особому методу.

«Я являюсь соседом Махмудова… Ничего плохого, либо хорошего, о нём сказать не могу… Общаемся редко… В ночь с … на … услышал взрыв. В окно выглядывать побоялся. На утро узнал от соседа, что сарай взорвали какие-то бандиты. Больше ничего пояснить не могу…»

Пахомов ставит свидетельскую подпись в моём протоколе, я — в его. В отделе мы не появляемся уже третий день.

Нехорошо это, конечно. Но, другого выхода нет.

В процессе допросов иногда засыпаем. Лежим на кроватях, стучим по клавиатурам ноутбуков. На полу лежат бутылки из-под водки. Часть из них закатилась под кровати. За окном журчит вода. Закрывая глаза, я вижу, как волны Аргуна разбивается о серые камни. Но это не Аргун. Во дворе гостиницы в ноябре месяце исправно работает фонтан.

16.11.2011

Вчера посетили отдел. Встретили Валеру Смирнова. Старший следак, наш, министерский, он вернулся из Махачкалы.

Валера рассказал, что они с бригадиром раскрутили крупное дело. Установили какого-то местного князька, причастного к хищению федеральных бабок. Хотели задержать, да не успели. Князька хлопнул снайпер. В центре Махачкалы.

Боже, боже. Слушал, вспоминал себя, лежащего в номере полупьяным. Я не рожден героем. Помышлять в моём случае о карьере — верх непорядочности, подлости. Факт.

20.11.2011

Печатать страшно неудобно. Трясусь в кабине УАЗика, за решеткой, где обычно перевозят задержанных. Пахомову я предложил сесть рядом с водителем.

Едем в Магас на совещание, к бригадиру. Ничего хорошего я от этого совещания не жду. По всей видимости, Бригадир будет спрашивать о результатах работы. А результатов нет.

Вчера, совместными усилиями, мы составили постановление о приостановлении уголовного дела. Сарай Гагиева взорвали неустановленные лица. Аллес! Одним висяком больше, одним — меньше. Ингушам это — всё равно. А нам — спокойствие.

Бригадир будет ругать. Возможно, напишет кляузу начальству. Пусть. Не это главное. Главное остаться живым, невредимым. Приехать домой. И начать новую жизнь.

20.11.2011, вечер

Есть на свете Бог! Никаких не может быть сомнений. Первым же делом, приехав в Москву, пойду в церковь.

На совещании бригадир сидел, как в воду опущенный.

Что такое? — подумал я. — Неужели ещё месяц?

Оказалось — наоборот.

— Пришла шэтэ из Москвы, — сказал он, — бригаду отзывают. Капнул кто-то большой. Перегнули. Завтра в 6.00. вылет из Слепцовской. Всё.

Бригадир опустил голову.

Приступ злорадства чуть не взорвал меня изнутри. Это, наверное, тоже нехорошо, но я не сдержался. Что, доигрался, мудило? Ведь именно так ты называл меня три недели назад, за столом, припоминаешь?

Стращал, пальцы гнул. Накопаем, пересажаем. Карьеру, поди, хотел сделать? Ну-ну. Не то место выбрал, брат. Восток — дело тонкое.

Отметил, что стал мудрее. Определённо.

21.11.2011

Винты вертолёта рассекают воздух. Мы поднимаемся всё выше и выше от земли. Прощай, скрытная, злая и непонятная старуха-Ингушетия! Надеюсь, мы не свидимся больше никогда.

Печатаю в вертолёте, но на меня никто не пялится. За месяц командировки ребята привыкли не обращать внимания на мелочи.

Я смотрю на своих коллег. Бригадир, Пахомов, двое бурят из Забайкалья, туляк Пронин, Смирнов. И какой-то очкарик. Я даже не помню, как зовут его.

Почти все дремлют, налакавшись дагестанского коньяку. Пронин читает книжку. Очкарик ёрзает и не даёт нам со Смирновым покоя.

— Что такое? — нервничает он. — Почему так низко летим? Они же из гранатомёта достанут!

Кажется, очкарик попал в командировке под обстрел.

Смирнов протягивает ему флягу.

Я смотрю в иллюминатор. Внизу — скрытая, злая, но, чертовски красивая Ингушетия.

22.11.2011, 13.30

На хрен, на хрен такую красоту. Горы-сакли-макли. Вот она — красота наша. Столица, мать её так. Сижу в кабинете один, здание на Газетном. Нормальные люди под окном. Иномарки. С номерами иномарки, без тонировки. Водители выходят из авто, хлопают дверцами, нажимают на брелоки. И никто не заглядывает под капот! Непривычно даже.

Старые здания, железные крыши, кафешки-кабачки. Белеет фасадом церквушка. Зайду, обязательно зайду. Сначала к Генералу, а потом — в церковь. Обещал, значит, сделаю.

22.11.2011, 14.40

И всё-таки я себя недооцениваю. К такому выводу я пришел, вернувшись от Генерала.

Встретил он меня тепло. Присесть предложил, извлёк из бара бокал и бутылку «Хеннеси».

— Ну, как ты? — спросил Генерал, разливая коньяк по бокалам.

Чуть пригубив, я сказал, что у меня всё замечательно. Главное, жив. А так, мол, похвастаться нечем.

— Что значит «не чем»? — едва не воскликнул он. — Как у тебя язык поворачивается говорить такое? Ты был в горячей точке, Дима! Один этот факт…

Он оборвал себя на полуслове и решительно наполнил мой бокал до краёв.

— Герой! — сказал Генерал.

Я аж встрепенулся от удивления. Это он мне?

— Настоящий боевой офицер!

Точно, мне.

— За тебя пью! — сказал он. — За твоё здоровье и отвагу. За новые карьерные горизонты! Ура!

Мы чокнулись, и я опрокинул в себя налитое, приподняв локоть.

Генерал обнял меня по-отечески и поцеловал. Завтра будет большое совещание, и меня ждёт сюрприз, — пообещал Генерал. А на сегодня я свободен. Никаких рапортов. Никаких отчётов. Сво-бо-ден!

…Вышагивая по коридору, глядя на спешащих по ковровым дорожкам коллег, бодреньких таких, улыбающихся, дальше МКАДа не выезжающих, я подумал: а, может быть, Генерал, прав?

Зашёл в кабинет. У меня отдельный кабинет, я не писал об этом? Да. Я — следователь по особо важным делам и у меня имеется отдельный кабинет. А следователя по особо важным, знаете ли, не каждому дают. Как и отдельный кабинет не всякому особо важному.

Генерал прав. Пока они тут шуршали бумажками, я рисковал жизнью. Я находился там, куда любого из этого здания калачом не заманишь. Кроме Генерала, конечно. Он — человек исключительной порядочности. Остальные же — твари и ничтожества. Вон они, под окнами, нахлебники и паразиты. Шарфики узлом поверх пальто, стоят и посмеиваются. Посмотрел бы я на вас там, на фронте, уроды.

Ничего. Наступит завтра-после завтра, и Генерал сделает меня начальником отдела. Будете бегать как обоссанные олени. Каждому припомню, кто надо мной посмеивался. Последние счастливые часы у вас остались, голуби. Потягивайте, крысята, водяру в кабинетах тихонечко, чтобы начальство не запалило. А я сейчас гульну. Как следует. Как подобает настоящему офицеру!

Привычное ощущение драйва, вынужденно затаившееся на месяц в районе кишечника, возвращалось. И я был этому рад.

23.11.2011

Прихожу в себя постепенно. «Антипохмелин», пять бутылок «Перье», «Супрадин».

Гульнул вчера на славу. У корешка-Пафнутия гульнул. Он вчера на Новослободской новый ресторан открывал, ну и мне после моего звонка свистнул. А я на просьбы друзей мгновенно откликаюсь. Жену, правда, пришлось на хер послать. Но это — ничего. Жена боевого офицера, она поймёт. Кавказ всё-таки, в некотором роде психологическая травма, необходима адаптация. Так ей и объяснил.

Как приехал в ресторан, водочки жахнул, бокалов шесть шампанского засадил. Побродил, с людьми пообщался. Депутаты, артисты, бизнесмены, до хера известных людей к Пафнутию пришло. А потом ко мне журналюга знакомый прицепился. Саньком зовут или Серёгой. Из «МК», кажется.

— Расскажи, Димон, про Ингушетию что-нибудь интересное! Боевики там, спецоперации…

— Какие спецоперации? Я же следак, мы дела уголовные раскручивали.

— Тогда про дело какое-нибудь расскажи!

Посмотрел я на харю его довольную, такое зло меня разобрало, аж вспоминать не хочется. За шкирняк схватил, и — орать: