Д. Томас - Белый отель

Ознакомительный фрагмент

4

Однажды вечером, — все озеро как алое пятно, —оделись и забрались на вершинугоры, что за отелем, узкая крутаятропинка извивалась среди лиственниц и сосенего рука поддерживала сзади,но также шарила по телу, путьв меня нащупывая. Мы решили отдохнуть,дойдя до тисов, что росли у церкви; тутпривязан ослик был, он редкую травущипал лениво, и разглядывал чужих.Когда во мне любовник заскользил, монашка появиласьседая, с кучей грязного бельясказала, ледяной поток ручьявесь смоет грех, не надо прерывать.Ручей все озеро питал. Из вод его с трудомподнялось солнце и обрушилось дождем.Она белье стирала. Мы вскарабкались по склонутам на вершине вечный холод непреклонноцарил. Тьма опустилась вовремя, и мыослепшие, в обсерваторию вошли.Скажите, Вам известно, как Ваш сынвсе звезды обожает, они в его крови,но в этот раз, когда смотрели ввысь,пустынно было небо ведь онивниз унеслись. Да, я не знала прежде,что звезды, став снежинками, поройспешат совокупиться с озером, землей.Настала ночь, мы не могли спуститьсяк отелю в темноте, любовью занялись опять,потом заснули. Вереницей промелькнулиего подобья призрачные предо мной,потом я вслушивалась в песню горведь каждый раз они, встречаясь, хорзаводят дружно вместе как киты.

Той ночью небо в хлопья снега обернулосьи рухнуло на землю, были мы окружены такойвеликой первозданной тишиной,что слышны даже сладостные вздохиВселенной, приходящей в бытия экстазтак много лет назад, а на рассвете, — мы нашли,как жажду утолить, жевали звезды, чтобы снегом изошли, —все, даже озеро, окрасил белый цвет,и наш отель пропал, но он направилтрубу на озеро и разглядел словакоторые дыханьем создалая на стекле окна. Направил вверхон телескоп и показался эдельвейсна льду вершины горной вдалекепотом увидел лыжников, что, как парашютистымеж двух вершин вниз падали, и вдругна фоне голубом сверкнула полоса металла,застежку от корсета я узналатолстушки нашей, вот сиреневый синякна мякоти бедра, где палец он вдавил, такой пустякего внезапно возбудил, в меня он такстремительно ворвался, что едване задохнулась, в горном воздухе кружилась голова,вагон фуникулера ветер тряс,висел он на обрывке троса, сердцезабилось бешено и закричала я, а нашизнакомые по небу плыли вниз, его язык быстрейкак в барабан бил по груди моейне знала что соски вставать мгновенно могуту женщин юбки нижние и платье раздувалиськак паруса, и медленно спускаясь,они парили, а мужчины пролетали мимо нихстремительно, мое едва не разорвалось сердце,казалось, женщин вверх влекло, не вниз,и в странном танце их партнеры ввысьруками невесомыми воздушных балерин подняли,мужчины первыми упали, после нихв лес или в воду рухнули все дамы,вслед за хозяевами лыжи яркие свалились сами.

Когда спускались мы, остановились у ручья.В прозрачных водах озера, — но странно,все четко было видно с высоты такой, —скользили миллионы золотых исеребристых рыбьих плавниковнапомнили мне сперму что стремитсяпопасть мне в матку. Как Вы думаете, яне слишком сексуальна? Иногдая кажется помешана на этом, Бог ли захотелнаполнить воды бешенством сплетенных телплодами виноградную лозу, и финиками пальму,заставить буйвола тянуть упрямоза грушей выю, персик трепетать,когда доносится знакомый смрадбыка, и солнце бледную луну извечно покрывать.Ваш сын сломал мою стыдливость в буйном ражесамца. Великолепный персонал.служил в отеле. Никогда мы не встречалитакой внимательности, телефоны не смолкалини на минуту, как звонок портье,пришлось им отказать в приюте новобрачным,как только паковались люди, вместоуехавших по дюжине гостей здесь появлялось, местокакое-то нашли для пары что рыдалииз-за отказа, а на следующую ночьраздались крики, девушка рожала, чтобы ей помочьи горничные, и официанты суетились,с бельем нагретым все сновали взад-вперед.Сгоревшее крыло отстроили так быстровесь персонал участвовал, однажды поутрукогда лицо в подушку спрятав, выпяченный задподставив, чтобы член он мог вгонятьтолчками, начала я влагой истекать,почти в экстазе, кто-то по стеклу поскреб,веселый повар, стену покрывал он краской новой,расплылся весь в улыбке, и, пунцовый,нам подмигнул, мне было одинаково приятнои сына Вашего, и повара в себя принять,готовил он отменно мясо, сок еготакой же свежий, было хорошопочувствовать, что часть тебя принадлежит другому,нет места черствости и эгоизму в беломотеле где ласкают волны осыпь гор,и лебеди, что нежат свой уборна их вершинах, так чисты, что серымледовый панцирь кажется, слетаютмеж снежных пиков в озеро опять.

II

«Гастейнский дневник»

Она наткнулась на выступающий корень дерева, упала, поднялась и снова бросилась вперед, не разбирая дороги. Бежать было некуда, но она все равно бежала. Позади все громче раздавался треск палой листвы под ногами преследователей, ведь они мужчины и двигались быстрее. Даже если удастся добраться до края леса, там тоже наткнется на солдат, которые ждут, когда она покажется, чтобы застрелить, но и несколько мгновений жизни казались драгоценным даром. Однако они не помогут. Спастись невозможно, разве что превратиться в одно из этих деревьев. Она охотно отдала бы сейчас свое тело, полнокровную человеческую жизнь, чтобы застыть здесь и смиренно существовать, стать домом для пауков и муравьев. Солдаты прислонят к ее стволу карабины и полезут за сигаретами. Пожмут плечами, исчерпав легкую досаду, скажут, Всего одна сбежала, ничего страшного, и разойдутся по домам; но она, дерево, преисполнится счастьем и листья ее воспоют благодарность Господу, а солнце тем временем в последний раз сверкнет сквозь ветви и опуститься за лесом.

Наконец, она рухнула на жесткую землю. Пальцы наткнулись на что-то холодное и твердое; разбросав листья, она увидела стальное кольцо люка. Заставила себя встать на колени, взялась за него и потянула. Только что вокруг стояла тишина, словно солдаты прекратили поиски, но сейчас снова затрещали кусты за спиной, совсем рядом. Она вложила все силы в последний отчаянный рывок, но люк не поддавался. На жухлые листья легла чья-то тень. Она закрыла глаза и стала ждать, когда вокруг все взорвется. Потом подняла голову и увидела искаженное испугом детское лицо. Как и она, мальчик был обнажен, из сотни порезов и царапин струилась кровь. «Не бойтесь, тетенька, — произнес он. — Я тоже живой». «Тихо!» — сказала она ему. Люк не поддался ни на миллиметр. Она велела мальчику вместе с ней ползти в густой подлесок. Возможно, солдаты примут кровь на их спинах за красные пятна на пестро окрашенной листве. Но тут же почувствовала несильный, почти осторожный толчок в плечо: одна за другой, в нее впились пули.

Ее тихонько тряс контролер, и она, извинившись, стала возиться с запором сумочки. Как глупо, он не поддавался, словно стальное кольцо люка во сне. Наконец, раздался щелчок, она нашла билет и протянула контролеру. Он пробил в клочке бумаги дырку, отдал ей. Когда дверь вагона закрылась, она одернула на себе платье в черно-желтую полоску, приняла более приличествующую даме и удобную позу. Быстро посмотрела на сидящего напротив военного, — он вошел в купе, пока она спала, — поймала ответный взгляд, почувствовала, как лицо заливает краска и стала рыться в сумочке. Она успела заметить, что у юноши, с которым только что спала (в переносном смысле) изумрудные спокойные глаза. Она подняла свой томик и снова углубилась в чтение. Время от времени бросала взгляд из окна и улыбалась.

Все здесь умиротворяло: мерный стук колес по шпалам, шуршание переворачиваемой страницы, шелест газеты в руках попутчика.

Молодой человек не понимал, как можно радоваться, глядя на бесконечную унылую серо-коричневую равнину за окном вагона. Она улыбалась не своим воспоминаниям или в предвкушении чего-то приятного, созерцание пейзажа доставляло ей явное удовольствие. При этом ее привлекательное, но несколько увядшее лицо совершенно преображалось. Она казалась чуть полноватой, однако с хорошей фигурой.