Раймон Кено - С ними по-хорошему нельзя

— Ну, будет тебе, Мэри, — произнес наконец дядя, — хватит рожу кривить.

Такого с нами не случалось давно, а именно с тех пор, как папа ушел из дома десять лет назад. Джоэл пробовал несколько раз, но он был слабее нас, и мы вдвоем давали ему хорошую взбучку. Наш братец — тряпка. Зато трепки фазера я не забуду никогда. Он совершал их торжественно и методично. Закатать рукава, спустить с меня панталоны, положить к себе на колени, все это занимало время, и время немалое. Для него это было настоящей мессой, в некотором смысле причастием. А какая лапища у него была! Но я совершенно не чувствовала себя оскорбленной. И еще меньше наказанной. Я испытывала чувство величайшего триумфа. Я считала, что унижался он сам, поскольку проявлял такой настойчивый интерес к той части моего тела, которая для меня представляла всего-навсего седалище. Я воспринимала себя как королеву, а он был рабом моих ягодиц, слугой для взбивания сидений[*]. Когда это заканчивалось, я натягивала панталоны и без слез (если было слишком больно, иногда все-таки со слезами) уходила, с достоинством и удовлетворением, так как мне, по правде говоря, нравится держать задницу в тепле.

Тем временем Мэри догнала нас и пошла рядом.

— Надо же понимать, — объяснял ей дядя. — Я хорошо знаю, что твоя мать редкостная простофиля, но не тебе об этом говорить. Тоже мне! Харррк! — Он гордо сплюнул.

— Вот и пришли. Красивая ферма у этого О’Клоха. И козел красавец. Ну, малышки, сейчас увидите, какая получится шикарная свадьба.

Он загоготал.

— Шикарная свадьба! Шикарная свадьба!

Мы с Мэри переглянулись: в наших черепушках, должно быть, промелькнула одна и та же мысль.

— Зачем вы водите козочку к козлу? — спросила я у дяди дрожащим голосом.

— Сейчас увидите, малышки! Сейчас увидите!

Мы заходим внутрь, видим папашу О’Клоха, договариваемся, животные громко блеют, козел заперт в своей халупе, сейчас увидите, малышки, сейчас увидите, пьем уиски, обговариваем цену за бракосочетание, поскольку сочетание намечается, животные очень громко блеют, снова пьем уиски, наконец сходимся в цене, сейчас увидите, малышки, сейчас увидите, затаскиваем козочку, дверь открыта, ну и запах, ну и запах, бородатое существо от нетерпения семенит копытами, глаза сверкают, он так и норовит встать на задние ноги, кладет передние на спину козочке и принимается дергаться как настоящий кобель с очень довольным видом. У меня в голове все завихрилось: бесплотные духи, эмоции Варнавы, месячности, миссис Килларни, залезания Джоэла, приборы у ослов, трусы у статуй, размножение растений, животных и людей, брачность. Все состыковывается, и все (так, по крайней мере, мне кажется) объясняется. Молнии бороздят мою маленькую душу (бессмертную). У меня темнеет в глазах, я чувствую, что задыхаюсь от козлиного смрада. Меня начинает шатать. Еще немного — и я упаду.

— Покрепче держись, — шепчет мне в ушную раковину дядя.

Я протягиваю руку и хватаюсь за его палку.

За грубую деревянную палку.

Дядя Мак-Куллох — не джентльмен. Не то что тот, в порту.

1935 

13 января

(годовщина со дня отъезда Мишеля Преля и моей встречи с джентльменом)

Уже шесть месяцев, нет, чуть больше четырех, как я забросила этот дневник. Я захерачила его в глубь ящика и не доставала оттуда; я не знала, что в него писать. После каникул ничего особенного не произошло. Я возобновила уроки у Богала, Варнава тоже. Я с ним никуда не хожу, нет уж, спасибо. И с другими мужчинами тоже. Миссис Богал с прежней старательностью рисует свои миниатюры, мне становится от этого неловко и даже дурно, я стала хуже учиться. Джоэл купил себе патефон. Когда его нет дома, мы с Мэри учимся танцевать. Она уже ходит на танцы, раз в неделю, иногда два. Она встречается с неким Джоном Томасом[*]. В тот вечер после козлиной свадьбы, лежа в постели (мы жили с ней в одной комнате), она разрыдалась: «Бедная козочка, бедная козочка!» Вот каково приходится девушкам. А я вот не хожу ни на какие вечеринки. Что еще? Мама рассчитала миссис Килларни из-за ее прогрессирующей полноты. Та учинила скандал, сказала, что еще вернется и просто так все это не оставит. Теперь у нас молоденькая кухарка вроде Мэйв. Джоэл к ней даже не подходит. Он по-прежнему алкоголизирует. Я вижусь с ним не часто. Мэри в одном углу, Джоэл — в другом, мама вяжет носки для папы, который, возможно, вернется на днях, я чувствую себя одиноко. Мне ничего не хочется. У меня приступ меланхолии, хотя с яичниками, слава Богу, все в порядке.

Сегодня я взялась за эту тетрадь потому, что ровно год назад начала вести интимный дневник. Но теперь сердце к этому не лежит.

Мишель Прель написал мне дважды, он прислал мне несколько французских журналов: «Вог», «Фемина» и т. п. Мне было приятно их полистать, я бы не отказалась одеться в красивые вещи, которые в них изображены, но поскольку это вряд ли когда-нибудь со мной произойдет, у меня начался приступ ностальгии. К тому же прихорашиваться, наряжаться, украшаться, завиваться, душиться и так далее — и все только для того, чтобы в конце концов тебя перфорировал какой-нибудь вонючий козел? Чего ради?

16 января

Возобновляя дневник, я и не думала, что так быстро представится повод законспектировать на его страницах столь фантастические события. Случилось нечто неслыханное, невероятное, потрясающее, а именно:

Мы ужинали. Только что закончили селедку в имбире и собирались приступить к салу с капустой. Совершенно случайно дома оказались и Джоэл и Мэри, а это бывает очень редко, всегда кого-нибудь из них нет. Не очень пьяный Джоэл рассеянно ковырял в ухе тонким кончиком маринованного огурца. Мама нарезала сало, капуста вкусно пахла, на улице было холодно, дома — тепло, мы чувствовали себя уютно, и вдруг позвонили в дверь. Молоденькая кухарка пошла открывать. Раздались голоса, крики, возникла какая-та суета, дверь распахнулась настежь, и, оттолкнув Бесс, в столовую вошла миссис Килларни. Она была уже совершенно сдутая, а в руках держала сверток. Сверток пищал. Она положила его на колени маме.

— Держите, бабушка, держите, — сказала она маме, — теперь вам этим заниматься. У меня и других дел хватает. До свидания!

Она сделала вид, что уходит.

— Ну уж нет! — воскликнула мама. — Заберите назад!

Она вскочила и сбагрила дите мамаше.

— Нет уж! — заорала миссис Килларни. — Я и так таскала его девять месяцев! С меня довольно!

— Ничего не попишешь! — заорала мама. — Нам это ни к чему! Да и откуда мы знаем, не вытащили ли вы его из чужой коляски, чтобы нас разыграть?

Мамина сметливость просто поражает.

Мэри лягнула Джоэла под столом.

— Может быть, ты что-нибудь скажешь?

Джоэл разглядывал ушную серу, украшавшую тонкий кончик маринованного огурца, и ответил только: «Ай!» Глаз он так и не поднял.

А мама тем временем совершала чудеса стратегии:

— Бесс! Бесс! Закройте дверь!

Бесс, посмеиваясь, помчалась к дверям.

— Миссис Килларни, вы отсюда не уйдете, не забрав с собой это очаровательное дитя.

— Правда, милое? — спросила миссис Килларни.

— Прелестное. А как на вас похоже! — добавила мама.

— Вы так считаете?

— Просто кукольное личико. И ваши глаза.

— Вы находите?

— Очень красивые глазки.

— А мне кажется, глаза отца, — сказала миссис Килларни.

— И кто же отец? — спросила мама несколько отрешенно.

— Как это «кто»? Ваш сын, — ответила миссис Килларни.

— Ну, ну, ну, — снисходительно протянула мама. — Если он сын, то как он может быть отцом? Подумайте сами, миссис Килларни! Вы лучше такое и не говорите, а то над вами будут смеяться. Вот выпейте-ка стаканчик уиски с нами за компанию, мы как раз заканчиваем ужинать. Вы еще не ужинали? Бесс! Тарелку для миссис Килларни и еще одну бутылку уиски.

Миссис Килларни очутилась за нашим столом с ребенком на руках.

— Попробуйте сало с капустой, что приготовила Бесс, и скажите, что вы об этом думаете.

Мама бухнула ей в тарелку целый черпак.

— Спасибо, миссис Мара, — сказала миссис Килларни. — Очень вкусно пахнет.

Она набросилась на сало с капустой.

Мы тоже принялись пожирать сало с капустой, затем двенадцатифунтовую головку сыра и, наконец, пирог с морской капустой.

— А малышка прекрасно готовит, — сказала миссис Килларни, вытирая усики тыльной стороной ладони. — Вам повезло, потому что я вернусь к вам не скоро.

— Нам так вас не хватает, так не хватает, — залопотала мама.

До сих пор ребенок вел себя спокойно. Со стыдливым любопытством я поглядывала на него краем глаза. Он лежал на коленях миссис Килларни, и, пока она ела, крошки еды падали ему прямо на лицо. Когда звуки пережевываемой пищи смолкли, он проснулся. И запищал.