Песня имен - Лебрехт Норман

— Больше ваш взгляд никто не зацепил, Бренда? — спрашиваю я, но седая голова с никем не приласканными кудряшками решительно отмахивается.

— Мистер Адамс? — поворачиваюсь к Олли.

— Ну, мне показался довольно любопытным этот мальчик, аль-Хак, однако я не специалист, а кроме того, меня, как и всех, впечатлила эта чудесная Ольшевская. Она вне конкуренции. Моему мальчику если что и достанется, то только утешительный приз.

— На что готов расщедриться ваш отдел? — осведомляюсь я.

— Грант сгодится? — спрашивает Олли.

— Вполне, — отвечаю. — Ваша очередь, Фред.

Тобурнский Kapellmeister лаконичен и голосует за Ольшевскую. К его вердикту никто не относится всерьез; Олли и вовсе ковыряется в зубах. Фред — умница и обожает музыку, но не может похвастаться ни семейными связями, ни политическими друзьями, и потому все относятся к нему (прямо как к Иоганну Себастьяну в Лейпциге, да? — с грустью сказал он мне однажды) как к муниципальному мальчику на побегушках, который обязан мчаться по первому зову и мановению руки любого начальника-невежды и заезжего епископа.

— Артур? — окликаю я.

Профессор Бринд, скрипичный мастер из Великоирландии, громогласно голосует за «бесспорный талант» — пианистку Ольшевскую.

— А скрипачи, Артур? — подначиваю этого кисломордого карлика, так и не сумевшего дорасти до зачисления в штат; он, я знаю, порушил немало перспективных карьер, начиняя юных скрипачей пустыми мечтами и бутафорскими приемчиками. — «Баском» тебя никто не зацепил?

— Да, я видел, Мартин, что тебе приглянулся тот последний паренек, но я ничего особенного в нем не услышал, — фыркает Бринд, и на этом его деятельность завершается: порция «Курвуазье» уносит его в небытие.

Наутро профессор очнется у себя дома в Манчестере и будет недоумевать, почему в нагрудном кармане его смокинга лежит чек на полсотни фунтов от Тосайдского городского совета.

— В этом пареньке Стемпе что-то есть, — миротворчески вмешивается Фред Берроуз. — Фразировка у него довольно необычная. Мне слегка резало слух, но вообще, мне кажется, за ним стоит понаблюдать. Через годик я бы снова его послушал.

— Что-то такое в Стемпе есть, что задевает за живое, — подхватывает Олли.

— Мне его игра очень понравилась, — тихо роняет Сандра Адамс.

— Чрезвычайно рад, что большинство его оценили, — резюмирую я, подгоняя их комментарии по своей мерке. — Не стану идти вразрез с коллективным вердиктом и полностью поддержу кандидатуру Марии Ольшевской на роль абсолютного победителя. Ее Шопен был вполне достойным, кроме того, она продемонстрировала умение держаться, поразительное в столь юном существе. Она прирожденная артистка. При этом я — а меня не назовешь далеким от мира струнных — уловил в манере звукоизвлечения Питера Стемпа определенную оригинальность, а именно это я и ищу в молодых исполнителях. Техническое мастерство — это, знаете ли, в наши дни нечто само собой разумеющееся. Попадающие на конкурс такого уровня играть умеют, и в массе своей играют превосходно. Что может выделить исполнителя из череды таких же крепких профессионалов? Лишь искра индивидуальности. Стемп не ослепляет виртуозностью исполнения, но его фразировка весьма своеобычна. Не стану долго разглагольствовать, тем более что профессор Бринд уже клюет носом. Мне доводилось слышать всех крупных мастеров наших дней, начиная с Крейслера, но это довольно-таки необыкновенное рубато заставило меня навострить уши.

— Итак, что вы предлагаете? — осведомляется Олли, беззастенчиво глядя на часы.

— Сдается мне, — продолжаю гнуть свою линию, — что мальчику недостает культурного багажа. Он пробует то один прием, то другой, а почему он их использует и уместны ли они здесь — ему, похоже, невдомек. Все, что ему нужно, — расширить кругозор, овладеть тем, что у немцев зовется Bildung и что в наш век материализма, боюсь, из школ подчистую исчезло. С вашего позволения, мистер Адамс, я хотел бы сделать кое-что extra vires[67]. Мы вручим, как решили, Тосайдскую премию и разные утешительные призы проигравшим, но в дополнение к этому я бы хотел наградить Питера Стемпа премией «Симмондского фонда» за 1991 год и выделить ему грант в размере двух тысяч фунтов на поездку и образование.

От восторга Олли едва не теряет дар речи.

— Невероятная щедрость с вашей стороны, мистер Симмондс, — лопочет он. — Вы даже не представляете, как люди в округе будут гордиться тем, что у них есть свой лауреат Симмондской премии, а какой будет резонанс! Никто не вернется домой с пустыми руками. Сегодня в Тосайде нет проигравших — одни победители!

— Призы надо выдать всем, — с нажимом заявляет Бренда Мерч. — Для политкорректности.

Фред Берроуз — он-то ведь не дурак — смотрит на меня озадаченно. С благостной улыбкой на устах собираю бумаги и во главе остальных судей церемониальным шагом возвращаюсь в зал Клемента Эттли.

На часах без десяти десять, новостные камеры моргают красными лампочками, и мы поднимаемся на сцену, где нас ожидают мэр и микрофон. Микрофон на месте и работает, а вот мэр вышел из строя.

— Валяйте без меня, — сдавленно шепчет Фроггатт из кресла на уровне наших подошв.

Растерявшаяся Сандра с надеждой смотрит на Олли, но тот отстраняется, и тогда она поворачивается ко мне, председателю.

Публичных выступлений я боюсь как огня, однако выхожу на середину, хватаюсь за микрофон — и выдаю спич.

— Уважаемый лорд-мэр, дамы и господа, — легко соскакивают с языка шаблоны, — от лица всех судей возьму на себя смелость заявить, что для нас было огромной честью и удовольствием вкусить плодов нового урожая с прославленной грозди тосайдских музыкальных талантов.

— И приложиться к лучшим урожаям из коллекции мэра, — бурчит Фроггатт где-то у носков моих туфель.

— Конкурсанты всех возрастных групп, — продолжаю я, — в особенности самые юные, продемонстрировали поразительно высокий уровень подготовки. Не стану вас томить и совсем скоро объявлю имя победителя, — сдавленный «Зиндабад» со стороны пошивочного столика, — однако я не просто так сказал, что мы были потрясены. Ваша земля произвела на свет таланты, которым невозможно внимать без восторга и восхищения. И мы единогласно и единодушно сошлись на том, что было бы несправедливо отпустить хоть кого-то из сегодняшних финалистов без награды. Поэтому Отдел по делам искусств и досуга города Тосайда и моя компания «Симмондс лимитед» постановили присудить пять дополнительных призов. От Искусств и досуга одна тысяча фунтов достается Ашутошу аль-Хаку, — нестройный «Зиндабад», — три именных стипендии от городского совета — тем, кому немного не хватило до победы, а от «Симмондского фонда» приз в две тысячи фунтов вручается Питеру Стемпу.

От аплодисментов по телу разливается приятная отрава. Так пространно выступать на публике мне не доводилось с самой бар мицвы, и я настолько вошел во вкус, что Сандре Адамс приходится толкнуть меня локтем, чтобы закруглялся, а то камеры скоро выключат.

— Дамы и господа, — финиширую я, — это не утешительные призы. Это знак нашего безусловного признания вашего безусловного таланта и труда. Что ж, я достаточно держал вас в напряжении. С радостью готов объявить, кого же ждут первая в истории тосайдская премия «Молодой музыкант года», равно как приз в пять тысяч фунтов, концерт с Тобурнским симфоническим оркестром и сольное выступление в Лондоне. Победителем, по единодушному мнению жюри, становится… Мария Ольшевская.

Еще хлопают пузырьки, хлопают пробки, чмокают поцелуи, звучит чудесная прелюдия Шопена в исполнении лауреатки, а ее папаше уже не терпится обсудить со мной ее лондонский дебют. У него за спиной маячат Питер Стемп и его мамочка. Оделяю всех визитками и рукопожатием и ускользаю, дабы музродители с их амбициями не загасили во мне благодатного огня. Высматриваю Фроггатта, хочу поблагодарить за гостеприимство, но мэр уже отчалил к себе и отключился.

— С тех пор как от него ушла жена, его стало не узнать, — поясняет Сандра Адамс. — Переехал к дочери в Брайтон, на публике почти не появляется.