Ираклий Квирикадзе - Пловец (сборник)

– Папа, я отвезу тебя домой… Пора кончать эту экскурсию по забегаловкам…

На этих словах старый Эрвин остановил руку, посмотрел на сына. В глазах его – тоска одиночества.

– Закажи еще…

– Пошли, папа. По дороге заедем к парикмахеру.

– Зачем?

– Ты зарос…

– Бог с ним, с парикмахером. Посиди со мной… Френсис, посиди…

В глазах старика тоска. Старый Эрвин поднял пустой стакан, показал его официанту, который смотрит на сидящих под дождем двух мужчин и маленькую девочку и думает, почему они не идут в помещение.

– Где у них тут писают?

Эрвин встал, потом сел – передумал идти.

– А я тебе рассказывал о Ленине, который писать не мог?

Пегги все это время сидела, подставив лицо дождю. Услышав слова деда, она вдруг ожила и сказала:

– А младший Эмерсон писает на высоту один метр девяносто сантиметров…

Мужчины удивленно уставились на девочку:

– Откуда ты это знаешь?

– Летом мальчишки состязались, кто выше писает, а я мерила линейкой… у школьной стены…

Френсис, опешивший, слушает дочь. Эрвин смеется:

– Метр девяносто… здорово…

– А Саймон и Мак-Грегор…

– Замолчи, Пегги.

Пегги обиделась и ушла к небольшому болотцу с лягушками.

– По восемь часов в день играет на виолончели, а что в голове… – возмущается Фрэнсис. – Пошли, ехать пора… «Эмерсон писает на метр девяносто…» Черт! Пошли, папа.

– Но мне не принесли заказ…

Льет дождь. Из окон машины Фрэнсиса видны калифорнийские холмы, заросшие виноградниками бензоколонки, телеграфные столбы, коровы, дети.

Старый Эрвин сонно смотрит на мир за окнами машины. Какой-то мальчик у светофора отдал ему честь и громко крикнул:

– Здравствуйте, мистер Макенрой!

– Кто это? – спрашивает Пеги.

– Не знаю. С кем-то меня спутал…

Эрвин снова стал уходить в сон. Пегги не сидится на заднем сиденье. Толкает деда:

– Ты же хотел рассказать про того, который не мог пи́сать…

Эрвин молчит – виски окончательно его завоевало. Девочка положила руки ему на плечи, тихонько потянула за уши. Эрвин проснулся.

– Потом мы помирились с Робсоном, – продолжает Эрвин.

– Что ты все Робсон, Робсон…

– Он был великий американский бас. Только вот коммунистов любил сильно… И они его любили, а Ленин был мой друг… Не тот, который революцию делал… моего Ленина звали Федор Федорович…

– Папа, все эти Ленины, Робсоны… Кому они нужны?.. Кто их помнит?..

– Дедушка помнит и мне рассказывает, как Ленин не мог писать, – обиделась Пеги. – Давай, Эрвин!

– Кто-то пустил по городу слух, что Ленин заболел странной болезнью: не может писать. А знаешь, что такое сплетня в маленьком городе? Один сказал другому, и пошло… На улице, в театре все к нему подходят, участливо спрашивают: «Как же так – ешь, пьешь, а пи́сать не можешь?»

Ленин озверел…

На театральной сцене декорация завода. Дымят фанерные трубы. На ящике стоит Ленин, перед ним толпа рабочих. Ленин произносит речь:

– Нас обвиняют в том, что при коммунизме нет свободы, что это диктатура одного человека…

Раздается голос из толпы:

– Это ложь! Рабочие завода с вами, товарищ Ленин!

– Спасибо, товарищи!

Ленин указывает рукой вперед, в будущее, и на несколько секунд превращается в памятник. Дым от труб заполняет пространство сцены, которая заливается красным светом. Ленин сходит с ящиков, подходит к машине, стоящей на авансцене. Из толпы рабочих выбегает женщина – это террористка Фаина Каплан. Она достает револьвер и стреляет в вождя мировой революции. Ленин падает. Его подхватывают рабочие, укладывают на заднее сиденье машины. Закрывается занавес. Шофер машины поворачивается к Ленину:

– Федор, как называется твоя болезнь?

Ленин открыл глаза – выходит из образа раненого вождя.

– Вы что, охренели все?! Кто тебе сказал, что я не могу писать?..

– В театре все говорят – не можешь… Марта уверяла, что…

Ленин выталкивает из машины шофера, тащит его за кулисы.

– Я тебе сейчас покажу…

По коридору идет Марта, актриса, играющая террористку. Ленин хватает ее за руку и тащит вместе с шофером в туалет театра. У писсуара Ленин останавливается и льет струю. Одной рукой он держит шофера, другой – Марту.

– Нате, смотрите, всем покажу…

Вечером в театральном буфете Ленин пьет пиво. Рядом буфетчица Клара наполняет кружки. Вдруг буфетчица произносит:

– Я знаю доктора, гонит мочу травами. Я тоже неделю не могла. Он мне очень помог…

Ленин молча слушает буфетчицу, выпил кружку, взял другую…

Вечером в театре идет спектакль. На сцене вокзальная площадь перед Финским вокзалом в Петрограде. Гудят паровозы. Рабочие приветствуют Ленина, прибывшего из Германии делать русскую революцию. Ленин взбирается на броневик.

Прошло три месяца. Всюду, где бы он ни появлялся, все участливо расспрашивали его о болезни. Вопросы эти свели Ленина с ума. Не мог же он каждого тащить в туалет и демонстрировать свое умение писать.

Однажды он выпил девять кружек пива, и пьяный Ленин стоит на броневике. Все ждут его знаменитую речь. Ленин расстегивает ширинку брюк:

– Смотрите все!!!

И Ленин стал лить струю. Девять кружек пива мощным лошадиным потоком выплеснулись на пол сцены.

Рабочие, готовые идти на свержение царизма, отбежали от броневика и с недоумением смотрят на неприличное поведение великого вождя.

Ленина арестовали. Он отсидел девять лет. Год за каждую кружку пива. Вернулся в Зубы, в театре уже не играл. Я с ним дружил. Однажды он спас тебе жизнь, Френсис…

Маленький пикап Американского Красного Креста едет по улицам города Зубы. В пикапе сидят Эрвин, Стивен, Джером. На площади играет духовой оркестр. Уличные фотографы предлагают сфотографироваться с белым медведем. Американцы сходят с пикапа, фотографируются. На стуле сидит аккордеонист. Вокруг группа молодых девушек в фетровых шляпках, с бусами из фальшивого жемчуга, они очень недвусмысленно пританцовывают в такт аккордеону.

– Сцапаем птичек? – предлагает Стивен.

– Сцапаем, – соглашается Джером.

– Я пас, – говорит Эрвин, – вот машина, вот ключи, я пошел…

Забрав из пикапа бумажный пакет, Эрвин пошел, провожаемый взглядами друзей.

– Что ты все время сбегаешь от местных птичек, мальчик? Ты, случайно, не того? А?!!

Джером изобразил безвольно раскачивающуюся руку, намекая на другую часть тела.

– Жопа ты…

В подъезде дома Анны Шагал тускло горит одинокая лампочка. Лифт поднимает Эрвина на третий этаж. Он звонит в дверь. За дверью – тишина. Эрвин собрался было вернуться в лифт, как услышал голос:

– Кто?

– Откройте! Я Эрвин.

– Не знаю такого, – отвечает голос.

– Я пришел ванну чинить!

Дверь приоткрылась. Выглянула пожилая женщина в очках с толстыми стеклами. Эрвин раскрыл пакет так, чтобы женщина увидела, как он достает новый медный вентиль и несколько мелких сантехнических деталей.

– Я – сантехник Эрвин.

– Ну заходи. Хотя нет. Не похож ты на сантехника.

Дверь захлопнулась.

– Мне нужна Анна Шагал… или Ленин… Федор Федорович, – кричит Эрвин.

Чуть помедлив, голос ответил из-за двери:

– Анна уехала, а Федора ищи в пивной.

– Куда уехала?

– Мне не докладывала, собрала чемоданы и уехала…

В пивной стоит гомон пьяных голосов, пенятся кружки, подставляемые под струю пивного крана. Всеобщее братство толстых, худых, краснолицых и бледных обожателей пива. Эрвин оглядел зал. Подошел к женщине, наполняющей кружки:

– Не видели Ленина?

Женщина не удивилась, быстро ответила:

– Здесь он. Ищи там…

Эрвин пошел по направлению, указанному женщиной. Ленин помогал сгружать с грузовика бочки с пивом. Увидев Эрвина, Ленин улыбнулся:

– А, американец!

– Здравствуй. Где Анна?

– Девочка уехала в Хиву, к родственникам…

Они протискиваются сквозь плотные ряды завсегдатаев, подходят к столу, где тут же потеснились и для них нашлись пара кружек и гора красных вареных раков.

– Зачем уехала?

– Голос потеряла. Утром пошла к врачу-ларингологу, тот сказал – мускул сведен судорогой. Надо много спать, не говорить, голос может вернуться. Она собрала чемоданы и поехала в Хиву.

– Адрес знаешь?

– Ты нормальный? Один раз увидел девочку на сцене, теперь в Хиву за ней поедешь? Она же тебя знать не знает!

– Я нормальный. Дай мне ее адрес.

– Хива… Вот и весь адрес.

– Но там есть улица, дом…

– Там пустыня… Верблюды… вороны… Пей и ешь раков.

Средняя Азия. Маленькая железнодорожная станция. Все пространство покрыто серым песком. Очень красиво, как на среднеазиатских полотнах Фалька: деревья серые, грузовики серые, верблюды серые, только мечеть синяя.

Приближается громада поезда «Москва – Ташкент». Человек с нежно-розовым лицом, раскосыми глазами, в военной форме с погонами НКВД, быстро идет к вагону номер три. Запрыгивает на подножку. Входит в вагон.