Джон Ридли - Путь к славе, или Разговоры с Манном

— Мне не нравится этот тип.

— Ты даже не видел Ламонта.

— Ламонта? Да мне не нужно видеть Ламонта, чтобы он не понравился мне. Ходит тут, зубы тебе заговаривает, чтобы ты из штанов выпрыгнула.

— Он не из таких. Это деловой человек. Он думает только о моем голосе.

— Ну да, о твоем голосе — и о том, как громко он заставит тебя кричать.

— Ты просто ревнуешь.

— Я не…

— Да! Ты ревнуешь. — И Томми улыбнулась, думая, что я шучу.

Я не собирался шутить. Я говорил серьезно.

— Ну ладно. Сдаюсь. Я ревную, — признался я. — А как же мне не ревновать, если какой-то дешевый Гарри Белафонте пытается грузить свои бананы в твою лодку?

Улыбнувшись еще шире, думая, что я точно шучу, Томми наклонила голову и поглядела на меня глазами лани. Зубы ее чуть-чуть разомкнулись, она высунула язык и облизала губы.

Я ощутил, как кровь отливает от одной части тела и приливает к другой.

Томми сказала:

— Джеки, я ведь не маленькая девочка.

Юная, сладостная. Она обладала очарованием невинности, но невинной не была: конечно же она не маленькая девочка. Томми — женщина с головы до ног.

— Тебе не кажется, что, если бы мужчина пытался за мной приударить, я бы сразу его раскусила?

— Я… навер…

Взгляды, которые бросала на меня Томми, начисто лишали меня возможности сосредоточиться.

— И тебе не кажется, что если бы я поняла, что какой-то мужчина — какой-то мужчина, кроме тебя, — пытается за мной приударить, то я бы его немедленно отшила?

— …Да…

— Значит, тебе не о чем беспокоиться, правда?

— …Не о чем.

— Не о чем. — Томми протянула руку, вложила свой кулачок в мою ладонь. Они подходили друг другу почти идеально. Джеки, я хочу, чтобы ты с ним встретился. Я думаю… Думаю, он мне действительно поможет. Не просто с карьерой, но и с пением, с той музыкой, которой я хочу заниматься. Я хочу, чтобы ты тоже имел к этому отношение. Я хочу, чтобы ты принял в этом участие. Хорошо? Ты встретишься с ним?

Это как ходить по раскаленным углям. Лизать битое стекло. Разве я в чем-нибудь, когда-нибудь мог отказать Томми?

Нет.

— Конечно встречусь. Раз это так для тебя важно, я пойду и встречусь с ним.

Томми потянулась и коснулась меня губами.

Сколько мы уже были с ней вместе? Сколько раз я ее целовал? Мне все еще нужно было совершить усилие, чтобы прийти в себя.

Потом я спросил:

— Ты мне не сказала.

— Чего именно? — Томми вскинула брови.

— Как называется эта фирма?

— Она новая. Маленькая.

— Это ты говорила. А как она называется?

— «Мотаун»[30].

— Я не собираюсь тебя пугать, конечно, но это очень важно. Это — следующая ступень для тебя. «Копакабана».

Сид, находившийся в приподнятом настроении, говорил и взволнованно ходил по кабинету. Я слушал его, но разглядывал через окно Манхэттен — здания, небоскребы. Людей. Миллион семьсот тысяч человек толклись на острове шириной в две с половиной и длиной в двенадцать с половиной миль. Мы работали рядом. Жили рядом. Мы оставались друг для друга безымянными. Все мы были просто фоном и дополнением к чьей-то чужой жизни. У каждого человека в городе были Свои заботы. У меня в том числе. Я запустил руку в карман пиджака — пощупать свою заботу.

Потом снова сосредоточился на том, что говорил Сид…

— …Артистам чертовски трудно попасть в это заведение, особенно… Ну, там не очень-то дружелюбно настроены к чернокожим. Но после представлений, которые ты устроил в «Фонтенбло», и Мел, и Бадди хорошо о тебе отзывались. Одним словом: ты — один из моднейших разогревщиков.

Но у меня из головы не шла Томми.

— Расскажи мне о своей жене.

Секунду Сид ничего не говорил и не делал, а потом зашел за письменный стол и скорее рухнул, чем уселся, на стул.

— Прости, — сказал я. — Я не хотел…

Он поднял руку и хлопнул ею о стол.

— Я расскажу тебе об Эми. Эми — самая красивая женщина из всех, что я встречал. Какой мужчина не скажет того же о своей любимой женщине? Но лично я никогда в жизни не встречал женщины милей и добрей, чем Эми. Я помню одну неделю (мы тогда только начали встречаться) — мне приходилось допоздна работать. До двух, трех часов утра каждую ночь я ходил по клубам, смотрел выступления. Потом приходил домой, валился в кровать, вставал и снова шел на работу — мне не хватало времени на то, чтобы выспаться, не говоря уж о приличной еде. И вот однажды утром прихожу я домой, открываю дверь… Джеки, а там — этот запах, этот роскошный запах: яичница, поджаренный хлеб, кофе. Всё только что приготовленное, с пылу с жару. — От этих воспоминаний на лице Сида ожила улыбка. — Эми велела управдому впустить ее, приготовила мне завтрак, а сама даже не осталась, чтобы получить поцелуй в благодарность. — Тут его улыбка сделалась ослепительной. — Только не подумай, что я не отыскал ее потом, чтобы все-таки поцеловать. Вот такая она женщина.

— Ты все время говоришь о ней в настоящем времени…

— Знаю. И знаю, что ее уже нет. Я не пытаюсь обмануться, внушить себе, будто она еще жива, но… Но знаешь, Джеки? Она жива. Она все еще жива — вот здесь. — Он постучал себя средним пальцем по голове. — И вот здесь. — Палец перешел на сердце. — Не бывает и дня, чтобы я не вспомнил о ней. А иногда я прохожу мимо того угла или другого — и обязательно вспоминаю, что она там сказала или что мы…

Тут его улыбка исчезла. Он побледнел.

— Я солгал ей, Джеки. — Сид говорил таким голосом, будто это его предсмертная исповедь. Глаза его заблестели. — Она сказала мне, что пойдет в кино с подругой, а я сказал… Труба. — Влага в глазах Сида превратилась в ручей. Он страдал. Я не знал — прервать ли мне его или же это страдание такого рода, которому человек, пребывающий в вечном трауре, должен время от времени подвергать себя, иначе будет еще хуже: не найдя выхода, эта боль переполнит его. Затопит его. Поэтому я не стал мешать Сиду. — Вот это-то и непонятно… Если б это был какой-нибудь пьяный за рулем или сумасшедший с пистолетом, но тут — откуда-то с тридцатого этажа падает труба, и на кого тут ополчаться? На кого тут злиться? Просто труба отвалилась от какого-то здания. Если бы она вышла на пять минут раньше или на десять минут позже… Я солгал ей, Джеки. В тот день, когда она пошла в кино. Я сказал ей, что мы увидимся позже… и солгал.

Я отвернулся, чтобы дать Сиду возможность успокоиться наедине с самим собой. И чтобы смахнуть собственные слезы.

Цель моего вопроса-просьбы заключалась вовсе не в том, чтобы ввергнуть Сида в горестное настроение. Но в его настроении я вдруг увидел решение собственных забот.

Я сказал:

— Я собираюсь жениться на Томми.

Улыбка вернулась к Сиду с такой же быстротой, с какой раньше исчезла. Сам того не желая, я заставлял его проделывать эмоциональную гимнастику. Он исполнил все мыслимые упражнения.

— О, Джеки… Это… это здорово. Я даже не могу тебе передать, как я рад это слышать. У тебя есть невеста? И не говори мне, что сделаешь все на скорую руку. Эта девушка заслуживает многого, и ты должен подарить мне шанс немножко сбросить вес, чтобы снова влезть в мой сюртук.

— Да, но… вначале мне нужно кое-что сделать.

— Что? Что тебе нужно делать? Ты же жениться собираешься — не на Луну высаживаться. Выбери церковь, банкетный зал…

— Мне нужно узнать, согласна ли Томми.

— …Да, пожалуй, это тебе сделать необходимо. — Сид немного помолчал, видимо обдумывая следующий вопрос или то, как бы поделикатнее задать его. — Послушай, Джеки… Я не хочу быть темной тучкой на безоблачном небе, но что, если — если, повторю, — что, если она отнесется к твоему предложению без энтузиазма?

Я вытащил из кармана пиджака то, что давно ощупывала моя рука: мою заботу. Коробочку. Раскрыл крышку.

Сид тихонько присвистнул.

Сид сказал:

— Мать честная. Выгрузи-ка этот камешек. — Он вынул обручальное кольцо из коробочки, подержал его, полюбовался. В оправе сидел камень такой величины, какой только мог себе позволить купить парень, зарабатывавший почти каждую неделю по три сотни. А в ту пору, когда большинство семей зарабатывали меньше пяти кусков в год, на те деньги много можно было купить.

— Тебе кажется, он слишком большой? — спросил я.

— Ну, это как посмотреть. Для Элизабет Тейлор — нет.

Я настолько ушел в свои тревоги, что даже не понял — шутит Сид или хочет намекнуть на то, что я перестарался.

— Я могу отнести его обратно. Продавец из ювелирного сказал, что, если мне по какой-нибудь причине…

— Забудь про кольцо, ладно? Оно очень милое, оно красивое. Но это кольцо — еще не «да» и не «нет» Томми. — Одновременно Сид положил кольцо обратно в коробочку, а коробочку вернул мне. Потом пошутил: — Если она откажется, я за тебя выйду. — Пауза. — Я за тебя рад. Очень рад. Я вспоминаю о днях, прожитых с Эми, и о хороших, и о плохих. — Еще пауза. — Они все были хорошими. Когда вспоминаешь — они все были хорошими. Все до одного, и все… — Внезапно Сид резко оборвал свою мысль, которую проговаривал, и перескочил на другую тему. — Ладно. «Копа». — Сид уставился в договор, лежавший у него на столе, чтобы сосредоточиться. — Одна неделя работы на разогреве у Тони Беннетта — да, у Тони Беннетта, со вторника по воскресенье. В пятницу и субботу — по два представления. Оплата — та же, что в Майами. Не предел, но для города это хорошие деньги. И, черт возьми, это лучшее в городе… — Тут он умолк так же резко, как заговорил.