Вацлав Михальский - Храм Согласия

Он давно уже был человеком мира. Так что, когда в 1939 году Геббельс прислал ему почтительное приглашение в Третий Рейх и подписался: “С германским приветом!”, Швейцер ему ответил: “С центральноафриканским приветом!”. Слова словами, а между тем шла война, провозглашенное Швейцером “всемирное Братство Боли” множилось день ото дня, и каждую минуту где-то гибли солдаты и мирные граждане.

Старый людоед из джунглей как-то сказал Швейцеру: “Какие вы жестокие белые люди – вы даже не съедаете погибших врагов. Вы убиваете просто так, только для того, чтобы убивать”.

XXXV

Шел нескончаемый дождь, и дул пронзительный ветер с моря, но это за черными, глянцевито взблескивающими окнами, а внутри виллы была благодать. Мария и гостившая у нее Уля тем ненастным осенним вечером сидели у жарко горящего, облицованного африканским малахитом камина и с наслаждением вдыхали тонкий аромат пылающих фруктовых веток. Фунтик горделиво лежал между их креслами на красноватом гранитном полу с отсветами пламени.

Мария устало говорила о том, что пора бы проведать Николь и Клодин в Марселе, а там и проехать в Париж – узнать о судьбе Антуана, о котором до сих пор ни слуху ни духу: где он, что с ним?! Сердце подсказывает, что жив и здоров, но сведений никаких… и от этого иногда тоска смертная. Спасибо есть форт Джебель-Кебир, есть живое дело – скорее выучить “наших мальчишек” и заниматься обустройством их жизни. У всех очень разный уровень подготовки, и поэтому пришлось разбить ребят на четыре группы, слава Богу, есть кому учить – преподавателей хватает по всем дисциплинам, все они еще из тех, кто приплыл когда-то в Бизерту из Севастополя… Как добралась наша первая партия до Габона? Скоро вернутся их проводники-туареги…

Уля рассказывала, как она лечит своих туарегов и их рабов иклонов; рассказывала, что купила в племя пять швейных машинок, груду мануфактуры, иголки-нитки, пуговицы, рюшечки, тесемочки и прочее в этом роде, научила нескольких женщин шить на машинке, и теперь, как она сказала: “Мои девочки самые модные во всей Сахаре”; как хочется ей ребеночка, но пока Бог не дает; как уважают в ее племени Марию, а заодно перепадает и ей, Уле.

– Болтушка ты у меня! – засмеялась на ее последнюю реплику Мария, – Тебя и саму есть за что уважать и любить, без моей фальшивой святости. Послушай, а как там наш Коля-туарег?

– Отлично. Разговаривает по-туарегски без акцента и у наших девочек нарасхват!

– Что без акцента – то понятно, он ведь из музыкантов, слух идеальный, такому выучить язык просто. А не взревнуют твои мужчины, не обидят его?

– Еще чего! По нашим законам любая незамужняя сама вольна выбирать себе ухажера насколько захочет, это только ее дело, а не мужское! – горячо сказала Уля, которой, видимо, нравились туарегские обычаи.

Коля-туарег был одним из двух молчунов, которых Мария привезла еще первым рейсом из Марселя, оказалось, что он почти что земляк Ульяны, родом из соседнего городка, и как только он проговорился об этом при знакомстве с Улей, когда та еще в апреле приезжала “посмотреть своих”, так она тут же пригласила его в гости и увезла с собой. С тех пор он не возвращался в Джебель-Кебир и не собирался возвращаться, – до того по сердцу пришлась ему вольная туарегская жизнь. В войну, до плена, Николай был стрелком-радистом на бомбардировщике дальнего действия, а перед войной он жил в Пскове, окончил там музыкальное училище по классу скрипки. Музыкальный слух у него был прекрасный, память блестящая, так что, побыв в немецком плену, он немного освоил немецкий, а попартизанив во французских маки – французский.

– Да, чуть не забыла. – Мария поднялась с кресла и молча пошла по лестнице на второй этаж, Фунтик тут же побежал следом. Вернулись они с продолговатым черным футляром из кожи. – Вот она, красавица! – Мария раскрыла перед Улей футляр, и отсветы пламени из камина заиграли на лакированной поверхности скрипки. – Передай ему от меня в подарок, пусть пустыня услышит что-нибудь из Чайковского!

– Вот это да! Ай да сестричка! – восхитилась Уля. – Ой, спасибо! Колька будет рад незнамо как! Пусть теперь все наши услышат! – Под “нашими” Ульяна подразумевала на сей раз туарегов, она давно и навечно сроднилась с ними.

– А немцы драпают, – садясь в кресло к камину, сказала Мария, – С востока их жмут англичане, с запада – американцы, да и “Сражающаяся Франция” де Голля набирает силу.

– Драпают, – согласилась Ульяна, – но здесь, в Тунизии, попробуют закрепиться. Роют землю от Хамамета и дальше вверх, к полуострову. Я слышала от моих туарегов, что немцы пригнали с собой из Ливии тысячи русских рабов для земляных и прочих работ…

– Вот это новость!

– Не новость. Русские давно у Роммеля. Люди нашего племени раньше не работали ни у итальянцев, ни у немцев, а сейчас я их послала.

– Молодец!

– Извини, что не посоветовалась, – смущенно сказала Ульяна.

– А чего время терять? – Знакомый холодок пробежал в груди Марии, он всегда предвещал важнейшие решения в ее жизни. – Чего тут советоваться? Молодец! Надо действовать, действовать, действовать! Как можно больше наших должно бежать из плена! Сейчас такая неразбериха – самое время! Завтра же начну наводить справки через петеновскую администрацию, они как бы в дружбе с немцами, хотя я давно вижу по их лицам, что чувствуют себя в дураках, это нам поможет! – Мария воодушевилась, разрумянилась. Она была человек действия, как и многие русские, “долго запрягала, да быстро ехала”. – Уля, а ты сегодня же возвращайся к себе на стоянку, посылай гонцов к тем, что уже при немцах, и я жду доклада: где? сколько? какие возможности? В общем, ты меня поняла? Твоя охрана во флигеле, верблюды – на конюшне. Переговори с мужем. Поняла?

– Поняла, – послушно поднимаясь с мягкого кресла, отвечала Уля. – Мои уверяют, что и раньше туареги уже помогли сбежать многим русским из Ливии и приютили их на своих стоянках как равных*.

* По данным современных ученых, в частности, уже упомянутого выше востоковеда А.З.Егорина, в самом начале своей кампании в Африке Роммель попросил прислать ему для тяжелых фортификационных работ “starke und gesunde” (сильных и здоровых) военнопленных. Согласно этой просьбе, Роммелю в его группу “Африка” было доставлено через Италию 22 тысячи русских военнопленных.

“Русские рабы Роммеля” не только возводили укрепления, перетаскивали по пескам технику, но и минировали наиболее уязвимые участки фронта. Жили русские в ямах, прикрываемых от дождя брезентом. Считалось, что бежать в пустыне некуда, поэтому батальон СС, не только охранявший военнопленных, но и орудовавший в тылу армейской группировки Роммеля, охранял их довольно небрежно. Главные силы и чаяния эсэсовцев уходили на добывание драгоценностей в оазисах, проще говоря, мародерство, на отлавливание “тунисских евреев” и тому подобные подвиги. Только на земляные работы они согнали более двух с половиной тысяч евреев, которые впоследствии были уничтожены. Об этом весьма подробно и доказательно рассказывается в современных (год выпуска 2007) документальных телефильмах “Rommels Krieg”, “Rommels Schatz” (“Война Роммеля”, “Клад Роммеля”) немецких кинематографистов Йорга Мюллнера и Жан-Кристофа Карона.

Судьба “русских рабов Роммеля” сложилась следующим образом: примерно третья их часть погибла от нечеловеческих условий существования, непосильной работы, побоев, недоедания и обезвоживания; еще одна треть добровольно перешла на сторону англичан, потом – в основном насильственно – была отправлена англичанами морем в Новороссийск, а там советскими карательными органами в штрафные батальоны или на Колыму… Примерно семь тысяч русских (русских в широком смысле этого слова – были среди пленных люди разных национальностей СССР) сбежали и нашли приют в Сахаре, на туарегских стоянках, разбросанных по пустыне на сотни километров.

Для посвященных известно, что туареги изначально относились к “русским рабам Роммеля” с исключительной симпатией: давали им воду, подкармливали, лечили местными снадобьями, рискуя собственной жизнью, помогали бежать.

Туареги – народ жесткий, и остается загадкой, в чем причина их удивительно родственного отношения к русским. Да, среди них не редкость голубоглазые и русые, ну и что? В чем все-таки причина? Может быть, в том, что Мария Александровна была когда-то признана ими святой? Может, они были наслышаны о русской царице одного из их племен – Ульяне? А есть даже версия, что туареги – прапредки южных славян… Странно, но именно к ним бежали от балканской резни многие сербы. Туареги – единственные, кто за четырнадцать веков арабского владычества сохранили в чистоте не только свои народные обычаи, язык, но и свою уникальную письменность – “тифинаг”. У туарегских палаток еще и сейчас можно увидеть коврики со звездой Давида, а после иудаизма они были некоторое время христианами… Чудны дела твои, Господи!