Джеймс Клавелл - Благородный дом. Роман о Гонконге.

Ознакомительный фрагмент

— Именно поэтому турки ненавидели их? — спросил де Вилль.

— Они были работящий народ, держались особняком, несомненно, прекрасные коммерсанты и предприниматели — контролировали немалую часть бизнеса и торговли. Дед говорил, что торговать у нас в крови. Однако главная причина, видимо, в том, что армяне исповедуют христианство. Это было первое христианское государство в истории, ещё при римлянах, а турки, как вы сами понимаете, мусульмане. В шестнадцатом веке турки завоевали Армению, и на границе всегда шла война между христианской царской Россией и турками, воинами ислама. До семнадцатого года царская Россия оставалась настоящим нашим защитником... Оттоманские турки — странный народ, очень жестокий, очень странный.

— Ваша семья уехала до всей этой напасти?

— Нет. Дедушка с бабушкой были люди довольно богатые и, как многие другие, считали, что с ними ничего не случится. Им удалось бежать как раз перед приходом солдат. Они ушли через заднюю дверь с двумя сыновьями и дочерью, взяв с собой лишь то, что могли унести, и вырвались на свободу. Остальным членам семьи это не удалось. Дед сумел подкупить хозяина рыбацкой лодки, и тот тайком вывез его с бабушкой из Стамбула на Кипр, где они каким-то образом получили визы в Штаты. У них было немного денег, немного драгоценностей — и немало таланта. Бабушка до сих пор жива... и до сих пор может поторговаться с лучшими из них.

— Ваш дед был торговцем? — переспросил Данросс. — Именно поэтому вы решили заняться бизнесом?

— Как только мы стали что-то соображать, в нас, конечно, вбили, что мы должны сами зарабатывать себе на жизнь. Дед открыл в Провиденсе компанию по изготовлению оптических приборов, линз и микроскопов, а также компанию по импорту и экспорту, в основном ковров и парфюмерии, немного приторговывая на стороне золотом и драгоценными камнями. Отец создавал образцы ювелирных изделий и сам изготавливал их. Его уже нет в живых, но у него был собственный магазинчик в Провиденсе, а его брат, мой дядя Бгос, работал с дедом. Теперь, когда дед умер, компанией по импорту и экспорту управляет мой дядя. Это небольшой, но стабильный бизнес. Мы с сестрой выросли в среде, где торговались, продавали, подсчитывали прибыли и убытки. Это была одна большая игра, и мы участвовали в ней на равных.

— Где... о, ещё трюфелей, Кейси?

— Нет, спасибо, я сыта.

— Где вы научились бизнесу?

— Думаю, я училась всюду. После колледжа окончила двухгодичные курсы по делопроизводству у Кэтрин Гиббс в Провиденсе: стенография, машинопись, основы бухгалтерского учета, делопроизводство плюс кое-какие основы бизнеса. А в компаниях деда я работала с тех пор, как научилась считать, — вечерами, и в выходные, и в праздники. Меня учили думать и планировать, претворять планы в жизнь, так что большую часть своих знаний я получила на практике. Конечно, после окончания школы я продолжала заниматься на специальных курсах — там, где мне хотелось. В основном вечерами. — Кейси усмехнулась. — В прошлом году даже поступила на курсы при Гарвардской школе бизнеса. Для некоторых преподавателей это было как взрыв водородной бомбы, хотя сегодня женщинам становится чуть легче.

— Как вам удалось стать исполнительным директором «Пар-Кон индастриз»? — спросил Данросс.

— В силу проницательности, — пошутила она, и они вместе рассмеялись.

— В работе Кейси — сущий дьявол, Иэн, — пояснил Бартлетт. — Читает с такой скоростью, что просто не верится, поэтому может охватить гораздо более широкую тематику, чем два обычных исполнителя. Великолепно чувствует опасность, не боится принимать решения, больше заключает сделок, чем срывает, и её не так-то просто вогнать в краску.

— Это мое самое замечательное качество, — сказала Кейси. — Спасибо, Линк.

— Но ведь, наверное, бывает очень нелегко, Кейси? Разве вам не приходится ужасно многим поступаться как женщине, чтобы все успеть? Должно быть, не так просто выполнять мужскую работу? — осведомился Гэваллан.

— Я не считаю свою работу мужской, Эндрю, — тут же отреагировала она. — Женщины настолько же умны и работоспособны, как и мужчины.

Линбар и Гэваллан сразу стали беззлобно подшучивать, но Данросс их остановил:

— Думаю, этот вопрос мы пока отставим. И все же, Кейси, как вы попали на вашу теперешнюю должность в «Пар-Кон»?

«Рассказать, как все было на самом деле, Иэн, похожий на Дирка Струана, величайшего пирата в Азии, или поведать то, что уже стало легендой?»

Однако первым заговорил Бартлетт, и она поняла, что может спокойно слушать. Его версию она слышала сотню раз: отчасти это была правда, отчасти нет, желаемое выдавалось за действительное. «Сколько правды в ваших легендах — о „Карге" Струан и Дирке Струане? Что вы такое на самом деле? И как стали тайбанем?» Она с удовольствием потягивала в меру сладкий портвейн и предавалась размышлениям.

«Что-то здесь не так, — не отпускала настойчивая мысль. — Я отчетливо это чувствую. Что-то не так с Данроссом. Но что?»

— Я познакомился с Кейси в Лос-Анджелесе, в Калифорнии, лет семь назад, — начал Бартлетт. — Получил письмо от президента компании «Хед-Оптикалз» в Провиденсе, некой Кейси Чолок, которая хотела поговорить о слиянии. В то время я занимался строительством по всему Лос-Анджелесу: жилье, супермаркеты, пара крупных зданий под офисы, производственные площади, торговые центры — в общем, говори, что надо, и я построю. Наш оборот составлял три миллиона двести тысяч, и я только что выставил акции на продажу. Но мне ещё было ох как далеко до «Большого табло». Я...

— Вы имеете в виду Нью-Йоркскую фондовую биржу?[73]

— Да. Так вот, появляется сияющая, как новый пятак, Кейси и говорит, что хочет, чтобы я объединился с компанией «Хед-Оптикалз», валовая прибыль которой, по её словам, составила в прошлом году двести семьдесят семь тысяч шестьсот долларов, а потом вместе с ней поглотил компанию «Рэндолф оптикалз», этакого ветерана отрасли: объем продаж в пятьдесят три миллиона, котировки на «Большом табло», громадный сектор рынка линз, солидный счет в банке. И я сказал: «Вы с ума сошли, но почему именно „Рэндолф"?» «Во-первых, — заявила она, — потому что я — акционер компании „Бартлетт констракшнз", — она приобрела десять акций по одному доллару: мой капитал составлял миллион акций, а пятьсот тысяч было продано по номиналу, — и считаю, что для „Бартлетт констракшнз" было бы классно завладеть „Рэндолф". А во-вторых, потому, что этот сукин сын Джордж Тоффер, управляющий „Рэндолф оптикалз", — лжец, жулик и вор и пытается выжить меня из бизнеса».

Бартлетт ухмыльнулся и остановился, чтобы перевести дух, а Данросс вклинился со смешком:

— Так и было, Кейси? Кейси быстро пришла в себя:

— О да, я сказала, что Джордж Тоффер — лжец, жулик, вор и сукин сын. Он до сих пор остается таковым. — Кейси улыбнулась без тени юмора. — И он действительно хотел выжить меня из бизнеса.

— Почему?

— Потому что я сказала, чтобы он убирался — сгинул.

— А почему вы так сказали?

— Я только что возглавила «Хед-Оптикалз». Годом раньше умер дед, и мы — я и дядя Бгос — кидали монетку: кому какой бизнес достанется... Мне выпала «Хед-Оптикалз». Примерно за год до этого «Рэндолф» уже предлагали купить нас, но мы отказались. У нас было замечательное небольшое производство, хорошие рабочие, хорошие технические специалисты, некоторые из них — армяне, небольшой кусок рынка. Да, ощущалась нехватка капитала, пространства для маневра, но мы перебивались, и качество у «Хед-Оптикалз» было оптимальным. Сразу после того, как я возглавила компанию, Джордж Тоффер «случайно зашел». А воображал он, боже мой, что он только из себя не строил! Хвастал, что служил в армии США, что он — герой войны, а я выяснила, что все вранье: такой тип. Так вот, он сделал мне ещё одно просто смешное предложение по передаче ему «Хед-Оптикалз»... сначала плел про бедную маленькую девочку, которой самое место на кухне, потом было: «Давайте поужинаем сегодня вечером у меня в люксе» и «Почему бы нам не поразвлечься? Ведь я здесь несколько дней один...» Я сказала: «Спасибо, не надо», и он очень расстроился. Очень. Но вернулся к делу и вместо покупки нашей компании предложил субподряд по некоторым его контрактам. Предложение было хорошим, и, немного поторговавшись, мы согласовали условия. Он сказал, что, если мы справимся с этим контрактом, следующий будет в два раза больше. Мы уложились в месяц и сработали лучше и дешевле, чем когда-либо получалось у него. Я выполнила все условия контракта, и он огреб фантастическую прибыль. Но он тут же нарушил обещание, которое дал на словах, и вычел — украл — двадцать тысяч триста семьдесят восемь долларов. На следующий день к «Рэндолф» ушли пятеро моих лучших клиентов, а неделей позже — ещё семь. Им всем были предложены сделки по цене ниже себестоимости. Он заставил меня попотеть неделю-другую, а потом позвонил. «Привет, детка, — проквакал он, довольный, как жаба в ведре грязи. — Я тут буду на выходные один на Мартас-Винъярд». Это небольшой островок у восточного побережья. И добавил: «Может, подъедешь, немного развлечемся, поговорим о будущем и об удвоении наших заказов». Я предложила отдать мои деньги, на что он рассмеялся, мол, сначала подрасти, и сказал, что мне лучше ещё раз рассмотреть его предложение, потому что при нынешних оборотах скоро никакого «Хед-Оптикалз» не будет.