Слоан Уилсон - Место летнего отдыха

Встреча Кена с Молли беспокоила ее не меньше, чем собственное примирение с Джоном. «Этот взрослый мужчина ведет себя, как ребенок в ожидании Нового года, думала она. – Он, кажется, надеется, что дочь сразу же бросится к нему в объятия, словно они были разделены только расстоянием».

– Ты не очень-то надейся, – сказала она ему. – Может статься, ты будешь разочарован.

– Почему ты это говоришь?

– Не знаю. У меня предчувствие…

Сердце ее упало, когда 30 марта вечером зазвонил телефон; не поднимая трубки, она уже знала: что-то случилось и встреча с детьми под угрозой. Ее не удивило, когда телефонистка междугородней линии сообщила, что мистера Кеннета Джоргенсона вызывают из Буффало, и выражение его лица, когда он взял трубку, было странным.

– Алло, – произнес Кен. – Кто это?

Впервые в жизни Сильвия услышала нотки испуга в его низком голосе.

– Это я! – ответила Хелен, пронзительно высоким тоном, не веря в свою собственную смелость и испытывая страх из-за неожиданного решения, которое приняла среди ночи.

– Хелен? Что случилось?

– Папа! Бедный папа.

– Он умер?

– Нет, но он так болен, что боюсь, Молли не сможет поехать на юг. Нам нужна ее помощь здесь.

– Ладно, хватит! – голос Кена вдруг зазвучал громче, словно мог свободно достичь Буффало без помощи телефона. – Не принимай меня за идиота!

– Не понимаю, о чем ты говоришь! У него бронхит, страшный кашель, а доктор сказал, что человеку в его возрасте…

– Найми сиделку.

– Послушай, он может умереть в ее отсутствие, она никогда себе этого не простит.

Наступила пауза; Кен сжимал и разжимал кулак свободной руки.

– Какая у него температура? – спросил он внезапно. – Только правду, – я все равно позвоню доктору.

– Дело не в температуре, у него такие плохие легкие, а в его возрасте…

– Хелен, вот что я тебе скажу! Брось валять дурочку и немедленно отпусти Молли, или я устрою такое, что тебе даже не снилось. Не получишь от меня ни цента, пока не образумишься. Я натравлю на тебя всех нью-йоркских адвокатов.

– Положение критическое… – тихо проговорила Хелен.

– Ты лучше заготовь письменное свидетельство врачей, чтобы доказать это в суде!

– Молли могла бы приехать в другой раз…

– Я хочу, чтобы она приехала сейчас.

– Она сама не хочет ехать. Не буду же я заставлять ребенка!

– Она дома?

– Нет, в школе. Я только что с ней разговаривала.

– Я позвоню ей утром.

В эту ночь Кен почти не спал. На следующее утро в десять он позвонил в Брайервуд Мэнор. Пришлось долго дожидаться, пока Молли подозвали к телефону.

– Алло? – вдруг услышал Кен в трубке ее голос, далекий и робкий.

– Молли, детка, ты расстроишь меня ужасно, если не сможешь приехать на каникулы, – сказал Кен; Сильвия поразилась, услышав ноты мольбы в его голосе. «Если Молли не приедет, могу поспорить, Джон тоже не появится здесь, – подумала она, – ведь он приезжает повидаться с ней, а не с нами. В конечном итоге вообще никто не приедет», – думала Сильвия, прислушиваясь к печальному голосу Кена, разочарование в ее душе столкнулось с чувством облегчения.

– Но ты хочешь приехать? – все повторял Кен. – Хочешь?

После некоторого молчания он сказал:

– Не плачь! Не плачь! Ну, пожалуйста, приезжай к нам! Мы нужны друг другу!

Трубку он положил не сразу. Лицо его блестело от пота.

– Она приедет, – произнес он.

Сильвия промолчала. Она снова испытала страх, и ей стало казаться, что лучше, намного лучше, если бы все отменилось. «Ты не должен был умолять ее», – хотела сказать она, но это слишком бы его обидело. Весь день Сильвия ждала, что телефон зазвонит снова, но тот молчал.

Самолет Молли прибывал на следующий день в пять часов. Не то, чтобы Карла безумно радовалась приезду «новой старшей сестры», она ушла на целый день к подругам. Кен настоял, чтобы они выехали из дома в четыре, хотя до аэропорта было всего десять минут.

– Иногда самолеты садятся раньше, – сказал он, – особенно при попутном ветре, а сегодня дует сильный северный ветер.

Не находя себе места, он ходил взад и вперед по залу ожидания, одетый в свой лучший льняной костюм с аккуратно сложенным платком, торчащим из нагрудного кармана, и в новом голубом галстуке, который так нравился Молли. Сильвия сидела, сложив руки на коленях и согнувшись, словно монашенка в церкви. Когда объявили о прибытии самолета, ей пришлось бежать, чтобы не отстать от Кена, устремившегося к нужному выходу. Он стоял за веревочным ограждением посреди кучки людей и напряженно вглядывался в открывающуюся дверцу самолета. Подали трап, и вышла девушка, но это оказалась стюардесса. За ней появился толстый мужчина с чемоданчиком, потом женщина с ребенком на руках. Процессии выходящих людей, казалось, не будет конца; трудно было себе представить, что самолет вмещает столько народу. Молли вышла последней.

– Вон она! – прокричал Кен так, что слова долетели до самолета. Вырвавшись из толпы встречающих, он перепрыгнул через веревку и побежал ей навстречу. Она стояла на платформе наверху трапа у выхода из самолета; придерживая рукой шляпку на голове, стройная девушка в синем пальто, она смутилась, когда громадный мужчина подбежал к ней, громыхая по ступеням, и стиснул ее в объятиях. «Нет, нет, он не должен делать этого, – думала Сильвия, – с подобным нельзя спешить», – но высказать не успела. Кен подошел к Сильвии, настолько переполненный радостью при виде дочери, что даже не заметил напряженного взгляда на лице Молли, ее испуганных недоумевающих глаз.

– Вот она! – произнес он победоносно. – Она выросла и стала просто красавица, ты не находишь?

– Здравствуй, Молли, – тихо сказала Сильвия и протянула руку, вдруг испугавшись, что Молли станет увертываться, если она попытается ее поцеловать. «Боже мой, а вдруг она все знает обо мне», – в страхе подумала Сильвия и чуть было не отдернула руку, когда Молли пожала ее и застенчиво произнесла:

– Здравствуйте, миссис…

Молли внезапно замолчала, потому что хотела было сказать «Хантер»; «миссис Джоргенсон» она вымолвить не могла, «мама», конечно, тоже, да и «Сильвия» прозвучало бы неправильно, фамильярно или как-нибудь не так. Они втроем пошли к машине, и Кен повез их домой, с воодушевлением рассказывая о чудесных вещах, ожидающих их впереди, теперь, когда они снова все будут вместе.

– Во вторник приезжает Джон, – сказал Кен с некоторым лукавством в голосе.

– Это хорошо, – ответила Молли, пытаясь придать своим словам интонацию непринужденной вежливости, но получилось так, словно сообщение ее совершенно не интересовало.

Кен бросил на нее внимательный взгляд и только сейчас заметил, какая она бледная и как напряженно держится.

– Ты хорошо себя чувствуешь, малыш? – спросил он.

– Да, – ответила она.

Когда они вошли в гостиную, Молли подошла к зеркалу, рядом с которым стояла ваза с сиренью, и медленно сняла шляпку.

– Если вы не возражаете, я хотела бы немного отдохнуть перед ужином, – произнесла она своим мягким голосом. – Перелет был довольно тяжелый.

– Конечно! – одновременно отреагировали Кен и Сильвия.

После того, как она ушла наверх, Кен в беспокойстве стал вышагивать по гостиной.

– Естественно, поначалу она стесняется, – рассуждал он. – Давай выпьем по коктейлю, сегодня я не прочь пропустить один-другой.

Сильвия смешала два мартини. Спустившись к ужину, Молли взглянула на стаканы, стоявшие на столике, и спросила:

– Можно мне тоже?

– Разумеется, – согласился Кен. Он поднялся и сделал ей коктейль. Передавая Молли стакан, он обратил внимание на едва заметную нервную дрожь в руках дочери.

– Как хорошо, что ты снова дома! – воскликнул он горячо. – Я так ждал этого момента!

Молли немножко отпила из своего стакана и поставила мартини на столик.

– Спасибо, – ответила она, с заметным усилием стараясь казаться вежливой. Обернувшись к Сильвии, она улыбнулась и механически произнесла:

– Хотелось также поблагодарить вас за красивые цветы в моей комнате.

– Пустяки, моя дорогая, – Сильвия протянула руку за очередной порцией мартини, с ужасом испытала непреодолимое желание напиться. Так и не притронувшись к спиртному, она поставила стакан на место.

– Кажется, пора накрывать на стол, – сказала она.

Утром, в день приезда Джона, за завтраком Молли сказала, что собирается подольше погулять по побережью: поискать ракушки у дальнего залива. Она попросила Кена не ждать ее, если она не успеет вернуться ко времени отъезда в аэропорт.

– Постарайся успеть, – удивленно попросил Кен. – Бедняга Джон может обидеться, не увидев тебя при встрече. Вы так хорошо дружили.

– Я постараюсь, – ответила Молли, и в ее голосе прозвучали запретные нотки, не позволявшие ее уговаривать, больше чувства собственного достоинства, чем застенчивости. Покончив с кофе, Молли переоделась в купальный костюм, надела пляжный халат, чтобы защититься от солнца, и медленно направилась в сторону моря, глядя себе под ноги, но не замечая ракушек. «Нужно забыть все стихи, которые я посылала ему, – сказала она себе. – Нравлюсь я ему или нет – не важно, переживу как-нибудь. Зря я придавала такое значение его письмам».