Алексей Слаповский - Они

Его не испугало даже то, что вскоре вагон тронулся, а потом поехал все быстрее, быстрее и вот совсем быстро, колеса стучат дробно и весело. Ну, допустим, он едет даже не в Вологду, думал Килил, ну и что? Лишь бы подальше от Москвы, где его наверняка ловит теперь вся милиция. Деревни не в одной Вологодской области есть, где-нибудь в другом месте тоже можно купить дом. И река будет рядом, и все прочее. Короче, волноваться нечего. Мать будет беспокоиться, но он ей позвонит. Или из автомата, или купит мобильный телефон. Интересно, продают их без паспорта? Вроде не продают. Придется тогда украсть у кого-нибудь. У какого-нибудь богатого человека, чтобы тому было не жалко.

С этими приятными мыслями Килил заснул.

11

Карчин никогда в жизни не чувствовал себя так плохо. Были неприятности, были даже беды, но все извне или вовне, в нем самом всегда все было стойко и достаточно уравновешенно. И никогда он сам не был причиной бед или неприятностей. Совершал, конечно, ошибки, не ошибается тот, кто ничего не делает, но сам же их быстро исправлял. А в теперешнем положении ему было горько и мучительно думать, что именно он, а не кто иной, оказался виновен. Вор виновен меньше, даже если профессиональный, вернее, профессиональный даже меньше прочих виноват: он этим живет. Я ворую, а ты не зевай. Но и пацан, хоть и убить его мало, виноват лишь в свою незначительную меру: ему счастье само в руки упало, он лишь воспользовался. А он-то, взрослый человек, как мог! Вышел, у какого-то рынка, хоть знает, что там ничего брать нельзя, воду особенно. Не утерпел, видите ли! Взял зачем-то всё с собой, кроме телефона, хотя от машины отошел на десять шагов и ни один взломщик не успел бы ее вскрыть и залезть. Не почувствовал, как сумка с руки сорвалась, вообще уму непостижимо!

Он оказался виноват перед собой и перед всеми, да к тому же и смешон. И поделиться печалью по-настоящему не с кем, вот когда с особой болью вспомнишь, что мамы уже нет... Лиля вроде жалела, сочувствовала, но не утерпела и спросила:

— Что же, поездка срывается у нас?

Они собирались вместе с Никитой отправиться после сдачи «Стар-трека» в круиз на туристическом морском новом лайнере «Триумф», где одних бассейнов по два на каждой из четырех палуб, где каждый вечер должны были выступать звезды отечественного и мирового шоу-бизнеса, а стоянки предполагались в лучших городах Средиземноморья — и подолгу, чтобы нагуляться и насмотреться. Юрий Иванович представил, каким бы славным оказался этот отдых, если бы все было нормально. Ему стало горько и он закричал:

— У тебя одна печаль — что купальники твои никто не увидит! Видел, как ты их перед зеркалом мерила! Купальники тоже: вся ж... наружу! Предупреждаю: порежу, купи человеческие! Ты замужняя женщина и мать, между прочим, а не топ-модель!

Лиля при этом глянула в зеркало, и по ее лицу было видно, что с поименованием ее замужней женщиной она еще согласна, а слово «мать» ей явно не понравилось. (Как сорокалетняя женщина, став вдруг по милости рано женившегося сына бабушкой, мирится с тем, что она бабушка, но категорически не желает, чтобы ее называли этим словом.) И почему бы ее не сравнить с топ-моделью, тоже непонятно, данные вполне подходящие. Но ссориться она не собиралась и сказала примиряюще:

— Юрчик, это мода, ты что? Ты же сам всегда следишь за модой, ты у меня молодец!

— Это не мода, а безвкусица сплошная! Одеваешься вообще, как бухгалтерша на б...ки в общежитие пожарников! — Юрий Иванович умеет иногда быть вполне остроумным.

Лиля вспыхнула.

— Конечно, с твоей Юлей не сравнить! Костюмчики, чулочки даже летом, юбка ниже колен. Ясно: возраст не позволяет, фигура не позволяет!

— Между прочим, что-что, а вкус у нее получше твоего! И образование. И книжек побольше читала!

— А чего ты к ней не вернешься тогда? — спросила Лиля, улыбаясь ехидней, чем следовало.

— А это вопрос открытый! — ответил Юрий Иванович и ушел из дома.

В машине он понял, что и без подсказки Лили хотел поехать к Юле. Не вернуться, об этом нет и речи, а просто поговорить с ней. Все-таки Юля всегда была верный и понимающий товарищ, какой и должна быть жена. И он бы не ушел от нее, если бы не парадокс природы: мужчина, хоть и умирает раньше, но к сорока годам еще фактически мальчик, юноша, только зрелый, а женщина уже ощутимо блекнет по всем параметрам. Конечно, Карчин это не вполне замечал, видя жену каждый день, но однажды его пригласили на юбилейный, двадцатый вечер встречи выпускников и он, обычно уклонявшийся, вдруг захотел пойти. Увидев своих одноклассниц, в большинстве своем потускневших, располневших, с морщинами на лице и особенно на шее, он был поражен. Он увидел себя в окружении полузнакомых дряхлеющих теток, каждая из которых была старше него, а когда он оказался вблизи группы других женщин, тоже отмечавших юбилей, но десятилетний, почувствовал себя гораздо лучше, вот они показались ему ровесницами, да и то, пожалуй, с натяжкой. И тогда, вернувшись домой, он, может, впервые посмотрел на жену открытым взглядом и с горечью признал, что она ничуть не моложе его теток-одноклассниц. С этого разочарования началось, увлечением Лилей и разводом продолжилось, и вот уже седьмой год у него новая семья...

Он с усмешкой сказал Юле откровенно (как именно и можно сказать товарищу, не стесняясь):

— Вот, пожаловаться зашел.

— Жалуйся, — улыбнулась Юля.

Он начал рассказывать о своих неприятностях, но видел, что Юля слушает хоть и старательно, но зыбко, куда-то все время пропадая мыслями, это читалось в глазах. Карчин перебил сам себя и спросил:

— Случилось что-нибудь? С Данилой что-нибудь?

Юля кивнула.

— Что?

— Я хотела тебе позвонить, но все пока обошлось...

— Ты конкретно можешь сказать?

— Задерживали его в милиции. Но уже отпустили.

— За что?

— Да глупость. Шел с двумя приятелями вечером, захотел пить. Знаешь, такие стоят на улице возле магазинов шкафы-морозильники с напитками. Ну, один его приятель взял и ударил ногой. Он каким-то спортом занимается, что-то с ногами связано. Ударил, разбил стекло, они взяли всего по бутылке, а тут машина патрульная проезжала. Забрали, да еще и травы этой им подбросили... Марихуаны.

— Он у нас и наркоман к тому же? В армию его!

— Да ни при чем он! Я же говорю: стекло другой разбил, а эту гадость им подбросили! Для того чтобы денег сорвать. Ну, пришлось отнести. Виктор Сергеевич выручил.

— Какой Виктор Сергеевич?

— Я сто раз говорила, Юра... У меня есть своя жизнь...

Карчин вспомнил: действительно, у Юли года два назад появился какой-то Виктор Сергеевич. Карчин, узнав это, даже порадовался за нее: пусть живет женщина полной жизнью, меньше будет обижаться на него и бесплодно ждать его возвращения. Он знал об этом Викторе Сергеевиче только то, что тот был вдовец, жениться не собирался, работал на какой-то скучной административной работе, от Юли, как понял Карчин, желал лишь совместного проведения досуга. Представлялись почему-то походы в кино и в театр, поездки за город, где этот Виктор Сергеевич, наверняка человек уже в возрасте, с молодым задором готовит шашлык в каких-нибудь кустах, зорко посматривая, не покушается ли кто угнать его «Москвич», почти новый, которому и десяти лет нет. Потом Юля его не упоминала, вот Карчин и удивился сейчас, что он еще существует.

— И много понадобилось денег?

Юля назвала сумму.

— Немало! Откуда у него такие деньги?

— Для него небольшие.

— Да? И дом за городом, и на «Мерседесах» раскатывает?

— Вообще-то он в самом деле за городом живет, и «Мерседес» у него, не новый, правда.

— Слушай, а почему бы тогда ему Данилу от армии не откупить, а?

— Ты странные вещи говоришь, Данила твой сын!

— Именно. И я имею право решать его судьбу. Так? Вместе с тобой. Так?

— Конечно.

— Тогда слушай: ему действительно надо в армию! Здесь он скурится, сколется, сопьется и сдохнет под забором!

— Какие ты вещи говоришь...

— Я обрисовываю реальную перспективу! Где он вообще?

— На роликах поехал покататься с друзьями, на «Тульскую», там комплекс какой-то...

— С теми друзьями, которые стекло били?

— Эти нормальные. А там просто дурная компания. Просто Данила слишком добрый, у него развито чувство локтя. Он был ни в чем не виноват, а молчал.

— Не виноват! Откуда ты знаешь? Может, он у них вообще там самый главный! Ты над ним кудахчешь, а сына надо знать!

— Я его знаю! А если не нравится, как я его воспитываю, встречайся с ним и говори!

— Поздно говорить! Вырос уже! В армию — и пусть его обломают! Там он забудет, как сладкой водички даром попить!

В общем, встреча кончилась глупой руганью.

А другой день принес новые огорчения. Звонки по поводу «Стар-трека» раздавались каждые десять минут. Все торопили, требовали, гневались, недоумевали. Строители предложили новый вариант документации. Если не вдаваться в технические подробности, суть сводилась к тому, что детальные предложения изменений проекта заменялись суммой этих предложений. Результат в итоге был тот же, но зато подписать это Карчин имел право единолично. Ну, и еще две-три страховочные подписи.