Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста

Не чувствуя за собой никакого греха, я повысил голос:

– И какое же преступление я совершил?

– Ах, вот ты как разговариваешь! – обозлился полицейский и, не возвращая мне права, снова принялся писать. На этот раз – в другом блокноте.

– За что?! – закричал я, понимая, что сейчас получу, уже получил второй штраф.

В ответ полисмен пробурчал какое-то слово, но какое именно я не разобрал…

– Что это значит? – спросил я.

Он повторил, но я никогда прежде не слышал такого английского слова. Это была какая-то «ing» -овая форма:

– Вы просто надо мной издеваетесь! Я ничего не понимаю!

– А ты не волнуйся так, – сладким голосом успокоил меня полисмен. – Мы с тобой скоро опять увидимся, и ты все-все поймешь…

– Где это мы «увидимся»?

– В одном приятном учреждении. Ручаюсь: больше ты никогда так делать не будешь…

– Не делать чего?

– Не прикидывайся! – рявкнул полицейский. – И учти: еще одно слово, и ты получишь третий талон…

– За что?

– За сигнал «НЕ РАБОТАЮ»…

Теперь, наконец, у меня хватило ума заткнуться. Это мне было известно: кэбби, взявшему пассажира при включенном сигнале «НЕ РАБОТАЮ», полагается сто долларов…

Уничтоженный, опустошенный, я осмотрелся и – о боже – что творилось вокруг!.. Одно за другим подкатывали к бровке такси, и кэбби, озираясь на полицейского, который был занят мной, кидались к людям у стены, хватали багаж и чуть ли не силой тащили клиентов в свои машины… Желтые осы расклевывали мой батальон… Однако же, едва на Парк-авеню показался автобус, как явно в связи с его появлением пассажиры стали выскакивать из желтых машин. Теперь они силой вырывали у таксистов свои пожитки и штурмовали автобус!..

На опустевшем перекрестке мы остались с полицейским вдвоем. Да, я нашел золотоносную жилу, но разрабатывать ее запрещал какой-то непонятный, не известный мне закон. Сукин сын кончил писать.

– Объяснить тебе, что надо делать с этими бумагами?

– Нет! – сквозь боль сказал я своему палачу. – Все, что только можно было, ты уже сделал.

– Не все, – уточнил полицейский, имея в виду, что штраф за сигнал «НЕ РАБОТАЮ» он все же не выписал. Он ведь, свой в доску парень, вручил мне всего-навсего продолговатую повестку – с красными, набранными, как заголовок, жирным шрифтом словами: «УГОЛОВНЫЙ СУД РАЙОНА МАНХЕТТЕН…»

Глава десятая

До позднего вечера. 17:00 – 24:00

1

Обо всем на свете может забыть дурноватый, затурканный кэбби. В кои веки попросит его жена привезти из Манхеттена «что-нибудь вкусненькое», ну, к примеру, – пирожное из немецкой кондитерской, жизнь тоскливую подсластить, а кэбби возьмет и забудет… Да что там – капризы, лакомства! Не упомнит иной раз таксист и кой-чего поважнее: вовремя тормозные колодки заменить или добавить воды в радиатор. И знает же, какие могут быть последствия, а поди ж ты-ни черта не держит дырявая память… На кнопку замка нажмет, дверцу захлопнет и кудахчет потом, как курица, – ох! ах! – бегает вокруг своего кэба, в который попасть не может: ключи-то внутри остались. И разве только ключи? Ногу свою в этой желтой тачке забудет «шеф» после двадцати посадок!

Сколько раз, например, бывало: проторчишь час в очереди в ту же «Ла-Гвардию»; два-три водителя, которые перед тобой стояли, уже загрузились, уехали, и надо бы подвинуть машину вперед, но в голове такая звенящая пустота, что ничего ты не видишь, не слышишь…

Таксисты сзади покрикивают: «Эй, чекер!», уже разными там эпитетами меня награждают, диспетчер горластый из себя выходит: «Эй, 2V26, ты оглох?!». А я – хоть бы хны. Ко мне это, вроде бы, не относится. Пока не подойдет кто-нибудь, не грохнет кулаком по крыше над самой головой – тогда лишь я вспоминаю, что есть в Нью-Йорке только один желтый кэб с медальоном 2V26, тот самый, который я арендую. Что 2V26 – это я…

Обо всем, обо всем решительно забывает замученный кэбби: и когда в последний раз ел, и когда в последний раз заправлял бензобак с испорченной стрелкой, показывающей уровень горючего, но ни при каких обстоятельствах не запамятует таксист – об одном… Даже если скат на шоссе взорвется, если врежется в столб или в другую машину – выползет кэбби из-под обломков, поставит на ноги контуженного пассажира и скажет: «Мистер, с вас по счетчику – 3.35», а потом уже все остальное: скорая помощь, полиция, кто виноват, кто прав… Так уж устроен кэбби, что не может забыть о деньгах.

«Почему они такие?» – часто думал я о своих товарищах, наблюдая, как преображаются они, прикасаясь к деньгам: получая ли с пассажира плату, отдавая ли, скрепя сердце, сдачу, пересчитывая ли в сотый раз на дню выручку; и клялся, и божился, что никогда, ни за что не стану таким!.. Но сейчас, отъехав от окаянного угла, чтобы тут же, метров через пятьдесят, застрять перед поворотом на Мэдисон-авеню в потоке обтекающих кэб пешеходов, почувствовал я, как мою шею трогает потихоньку петля: арендная плата… Я тоже – не мог забыть о деньгах… И удерживая педалью тормоза рвущийся вперед, на людей, чекер, вспоминал не о золотоносной жиле (не успел я с этим бредом сжиться). Не о больших и легких деньгах думал я, а о малых и трудных – хозяйкиных! «62.50 – за сегодняшний день. Откуда их взять?» – только это и было в мыслях…

Светофор не успел переключиться, а я уж подсчитал всю наличность. Восемнадцать долларов набралось у меня до того, как я попал в «Кеннеди». Двадцать я получил за групповую поездку, организованную другом государства Израиль. Двадцать три по приговору Трибунала уплатила жена дантиста. У меня был 61 доллар, но ведь только меньшее из двух моих преступлений, совершенных под знаком «Остановка запрещена», полисмен оценил в 25 монет. Даже если и вовсе не думать об уголовном суде (хотя, для этого, наверное, нужно быть каким-то титаном духа) – что у меня оставалось? Смешно сказать, деньги лежали в кармане, но на самом деле – их не было… Часы на юго-западном углу Мэдисонавеню показывали 4:35. Посте восьми с половиной часов труда мне предстояло начать рабочий день сызнова. Нужно было выбросить из головы все на свете и – вламывать! Но я не мог…

Мне хотелось поделиться с кем-то своей горестью. Хотелось, чтоб меня пожалели и хотелось фыркнуть в ответ на слова утешения: меня, мол, повестками в уголовный суд не запугаешь, не таковский!.. Вытерпеть нечто подобное могла бы только жена, но ей нельзя было даже позвонить. Потому что когда бы я ни позвонил ей с дороги, разговор получался один и тот же: жена спрашивала, цел ли я, цела ли машина и вслед за этим н е – ожиданно, как ей казалось, говорила: «Знаешь, что? Плюнь на все и езжай домой!..».

Светофор переключился на красный прямо перед моим носом, но я закончил поворот. Куда я ехал? Душа моя стремилась к жене и сыну, в нашу уютную кухню, а я направлялся к своим врагам, к сборищу русских кэбби под отелем «Мэдисон»… У кого еще мог я выяснить толком, что за слово написал полицейский в повестке? Узнать, чем эта повестка грозит? Спросить совета: как быть?

Уж кто-кто, а эти прохвосты все в таких делах знают! Небось, каждое утро в «Кеннеди» похвалялись друг перед дружкой штрафными талонами. Этот накануне схлопотал сразу два, а тот – три. И всегда одна песня: «Ни за что!». Овечки невинные!.. Меня ничуть не смущало то обстоятельство, что я сам получил сейчас и талон, и повестку. Ведь о себе-то я доподлинно знал – НИ ЗА ЧТО!..

2

Хотя ссора наша была и пустяшной, и давней, кошки скребли на душе, когда я подъезжал к «Мэдисону»: как меня встретят?

Почти вся гоп-компания была на месте: «Оdessa corporation», «Fira corporation», «Padlo corporation», «Taganka corporation», «Tbiliso corporation»… Я был готов продефилировать мимо своих недругов с независимым видом, но меня окликнули:

– Бублик!

– Пачиму тебя не было видно? Ты не работал? – спросил Начальник.

Вместо ответа я лишь махнул рукой. Это получалось помимо моей воли: я вел себя, как они…

Алик-с-пятнышком привстал на бампере, высматривая мой чекер в хвосте очереди:

– Ты уже на гараж не пашешь? Ты – купил?

– Он рентует, – сказал Ежик. – У моей сученьки…

– Как поживает Доктор? – спросил я. – Не «соскочил» еще?

– Куда он денется…

– А Узбек?

– Узбека что-то не видно…

– Давно уже, – сказал Помидор, и все замолчали.

Длинный Марик, заметив бумажки, которые я держал в руке, расплылся в улыбке.

– Бублик, ты получил штраф?!

– Ни за что дали, – сказал я.

– Два! – восхитился Марик.

– Совершенно ни за что!..

– «Остановка запрещена», – довольно-таки бестактно заметил Ежик.

– Ты посмотри второй, – сказал я, подчеркнуто игнорируя «архитектора» и обращаясь к Длинному Марику: – Ты понимаешь, что там написано?

– «Инг»? – принялся разбирать с конца Марик. – «Тинг»?..

– Бублик, наверное, сделал «абгемахт» хорошему чемодану, – высказал предположение Алик-с-пятнышком, разобрав, в какое учреждение приглашает меня повестка, а Начальник деловито осведомился: