Питер Акройд - Мильтон в Америке

Храним Коттон, как оказалось, изнывал от нетерпения, ожидая новостей о размалеванных блудницах Мэри-Маунт, поэтому вызвался тут же пойти с Гусперо. Мильтон встретил его холодно.

- Храним Коттон? Будьте добры сесть. - Немного помолчав, он вопросил: - Ужели Господь поразил нас свыше безумием?

- Боже, сэр, о чем вы?

- Бесстыдство расцветает пышным цветом у нас под самым носом.

Храним Коттон утер себе лицо и медленно окинул взглядом комнату.

- Где это, мистер Мильтон?

- Они служат мессы. Выряжаются в свои запятнанные грехом ризы. Извлекают языческие одеяния из груды церковного хлама. Они поклоняются тусклым образам, Храним. Они поставили в Мэри-Маунт майский шест!

- О мерзость запустения, мистер Мильтон.

- В точности мои слова. Они освятили его. Кадили перед ним. - Гусперо взглянул на него изумленно, потому что ни о чем таком не рассказывал. - Они разукрасили его нечистым, вшивым тряпьем, которое, надо думать, спало с натруженных плеч Времени.

- О извращенность, сэр!

- Это поселение, мой добрый Храним, - свернувшаяся слизь трехдневной лихорадки.

Храним,-Коттон послал Гусперо дикий взгляд, тот в ответ даже не моргнул.

- Заставьте их есть камни и грязь, сэр. Пусть обрежут свои буйные кудри!

- У вас доброе, любящее сердце, мистер Коттон, оно внушает мне благочестивые порывы. - Как догадался Гусперо, собеседник быстро ему наскучил. - Не оставите ли меня одного, чтобы я поразмышлял об их омерзительных нечестивых повадках?

Храним Коттон поднялся и сложил руки ладонями вместе.

- Я сравнил бы вас сейчас, мистер Мильтон, с деревом, посаженным на берегу туманного потока или многоводной реки. Еще немного, и на вас вырастут плоды нам на потребу.

- Доброго вам дня.

Как только Коттон удалился, Гусперо занял освобожденный им стул. Он поглядел на Мильтона, который успел отвернуться, и покачал головой.

- Видно, это называется заботой о слабых. - Мильтон молчал, но улыбался. - Теперь весь город будет трястись от страха, выбираясь утром из-под одеяла.

- Они будут вставать в обычное время. - Не сгоняя с лица улыбки, он обернулся к Гусперо. - И весь день станут бдеть.

В следующие несколько месяцев Гусперо посещал Мэри-Маунт много раз. Поручение быть «глазами» Мильтона и сообщать обо всем увиденном было только предлогом - он ездил ради собственного удовольствия. В особенности его интересовало то, что индейцы и англичане сосуществуют на условиях полного равенства. Он обнаружил также, что некоторые из англичан женаты на скво и народили много детей, но это он решил скрыть от своего господина как предмет чересчур деликатный. «Ну, какие новости от сборища идиотов? - спрашивал обычно мистер Мильтон. - А сам змей - он как?»

Гусперо вознамерился сообщать только те сведения, которые могли развлечь или позабавить Мильтона, надеясь таким образом, через месяцы или годы, примирить его с Мэри-Маунт.

- Мистер Кемпис готовит театральное представление, - доложил он однажды вечером, вернувшись оттуда.

- Невероятный дурень. С этих скрипучих подмостков никогда не сходило ничего, кроме грязи и сквернословия. - Он помолчал. - Итак, что за нелепую причуду он задумал воплотить?

- Это будет комедия, сэр.

- Чего и ожидать от подобного фигляра. - Он вновь умолк. - Как она называется?

- Как будто «Маг» или «Лондонский маг».

- А, ну да, знаю. То есть слышал. - Он откашлялся. - Автор - безмозглый простак по имени Тидци Джейкоб. Умер на горшке. С пером в руках, не сомневаюсь. - Он встал со стула и подошел к окну. - Когда ты ее увидишь?

- Я не собирался…

- Будь добр, послушай меня. Мы должны держать под наблюдением все номера нашего паяца. Я с удовольствием заткнул бы его богохульственную пасть, чтобы прекратить поток грязи, но наша задача - выведывать его секреты и изучать дурачества.

Как Гусперо заподозрил ранее, Мильтон почему-то очень интересовался замыслами и устремлениями Ралфа Кемписа. Слепец не считал его достойным противником, - такового вообще не нашлось бы в этой стране - но, по крайней мере, Кемпис давал ему пищу для размышлений, сплетен, а иногда даже развлекал. Нередко Гусу приходило в голову, что с Ралфом Кемписом хозяин общался бы охотнее, чем с ортодоксальной братией, окружавшей его каждый день.

И вот, наученный Мильтоном, Гусперо отправился через реку смотреть «Лондонского мага». Мэри-Маунт сделался процветающим поселком, с множеством пестрых деревянных домиков по обе стороны главной улицы. Майскому шесту нашлось постоянное место - открытая площадка на краю поселка; там и сям, в каменных или деревянных нишах, были расставлены статуи. Мужское население, как англичане, так и индейцы, носило странные комбинированные одеяния: полосатые короткие штаны, широкие рубахи и шапки с перьями; женщины, соблюдая декорум, стягивали себе бедра и грудь цветными лентами, в остальном же придерживались того же стиля.

Представление должно было состояться после полудня в праздник Сретенья, и Гусперо прибыл, когда на открытом воздухе, возле таверны, уже началась месса. Его внимание привлекли ризы священнослужителей, желтые с серебром, затем он поразился вознесению святых даров; далее индейцы и англичане, пав на колени, склонили головы, три раза зазвонил колокол, и дым курений устремился к небесам. Наконец Гусперо покинул молящихся и шагнул в дверь таверны, над которой покачивалась на ветру вывеска с семью звездами. Он расположился в прохладном зале и стал ждать, слушая респонсорий и общаясь с дружелюбно настроенной кошкой. Спустя несколько минут после окончания мессы в таверну вошел Ралф Кемпис со своими спутниками.

- Что хорошенького, Перо? - Все были уже с Гусперо накоротке, и, заказав пива и водки, Ралф Кемпис к нему подсел. - Какие новости у богомольцев?

- Пляшут на улицах, по своему обыкновению.

- А мистер Мильтон? Шлет мне привет?

- Да-да. Он пожелал здравствовать слизняку и червю из червей.

- Отлично. Что еще?

- Он говорит, что вы сочитесь наглостью и вином.

- Удар в самую точку.

- Вы как яблоко Асфальтиса, которое на первый взгляд кажется хоть куда, но во рту оборачивается золой.

- Выходит, я так хорош на первый взгляд? Польщен. - Тут им принесли по большой миске с мясом и вареной рыбой вперемешку с каштанами и артишоками и оба на время замолкли, сосредоточившись на еде.

Завершив трапезу, Гусперо вытер рот салфеткой и рыгнул.

- Знаете, Ралф, как-нибудь я уговорю мистера Мильтона прийти сюда. Вы с ним кое в чем сойдетесь. Всех нас занесло так далеко от дома.

- Его дом - не мой дом.

- Да, но здесь в пустыне, конечно…

- «Пустыня» - так говорят они. Мы этого слова не употребляем.

- Но здесь, как нигде, требуется жить в мире и согласии.

- Скажите это своему господину.

«Лондонского мага» должны были показать позже, после процессии в честь Пресвятой Девы. Священнослужители, Ламберт Бартелсон и Генри Стаггинз, вызвали Кемписа из таверны, а затем выстроили поселенцев и индейцев неровной вереницей, зазмеившейся по главной улице Мэри- Маунт. Двое юношей-индейцев несли статую Пресвятой Девы, священники следовали за ними с кадилами и ладаном. Процессия, распевая «Веа- ta Maria», вышла за границы городка и направилась к небольшому святилищу на берегу реки. Это место виргинские индейцы выбрали сами: от пекотов, которые продали Ралфу Кемпису эту землю, они узнали, что здесь был священный источник, вода которого исцеляла жар и болотную лихорадку. Поблизости от этого места, называвшегося Коввеке Токеке (Усни и Пробудись), жрец и колдун новоприбывших виргинских индейцев решил построить себе жилище. Сейчас он помог двум священникам поместить статую в нишу среди скал. Затем он отошел назад и принялся читать нараспев свои индейские молитвы. Во время церемонии англичане стояли с непокрытыми головами и в конце дружно добавили: «Аминь».

«Лондонского мага» играли на небольшой деревянной сцене за таверной, там же, где утром служили мессу. Пьеса представляла собой комедию в прозе и стихах, написана была в начале семнадцатого века и речь в ней шла о приключениях некоего фокусника из Чипсайда, который надеялся с помощью алхимии получить золото. Гусперо ни о чем подобном не имел понятия и вообще почти ничего не помнил о театре, поскольку пуритане, шестнадцать лет пребывавшие у власти, запретили театральные представления.

Вот почему пьеса поразила его не меньше, чем ритуал обедни. Двое молодых англичан в старомодном платье взобрались на сцену и принялись беседовать фальцетом, чем очень развеселили зрителей.

- Верно ли, Жоскен, что все наши кольца обернутся в золото?

- Вернее некуда, Фердинанд. В два счета. Терпеть не могу почерневшее серебро. А ты?

- Меня от него воротит. Проку никакого. Аж зло берет.

- Смолкни, Фердинанд. Вот и наш божественный алхимик.