Лоуренс Норфолк - В обличье вепря

Рут по-прежнему говорила с метрдотелем. Руку она положила ему на предплечье. Тот улыбался, и улыбка явно была несколько натянутой. За спиной у него стояла девушка из бара, со сложенными перед собой руками и капризным выражением на лице.

— Как она вам? — спросил у Сола Сандор.

Как только лицо актера появилось над перегородкой, по всему ресторанному залу начали поворачиваться головы — факт, которого он, казалось, попросту не заметил. Вопрос был прямой, и Сола он застал врасплох.

— Я вас не понял, — сказал он.

— Я о девушке. Вы же знаете, кто она такая, правда?

— Нет, я…

— Она — ваша Аталанта, или Фиелла. Лиза Англюдэ.

На девушке были потертые синие джинсы, замшевые сапожки и свободная белая блуза. Через одну руку у нее было перекинуто тяжелое кожаное пальто: она стояла и ждала, когда же наконец Рут отлепится от окончательно умиротворенного метрдотеля — и откровенно скучала.

— Не моя, — сказал Сол.

Девушка на секунду посмотрела в его сторону: густые черные волосы по плечи, пухлые губы, большие темные глаза. А лифчика на ней нет, подумал он. И — слишком молодая. О чем думала Рут, когда остановила на ней свой выбор? В памяти само собой, непрошеным, всплыло то, настоящее лицо: более сильное, без этой откровенной красивости. Маска женщины, которую он знал под именем Фиеллы — и Аталанты. На двадцати семи языках. В памяти у него что-то мелькнуло и кануло, слишком быстро, чтобы он успел понять, что именно. Откуда-то он ее знал, где-то он ее видел. Лиза Англюдэ была абсолютно не на своем месте.

— Мсье?

Она стояла прямо перед ним, вытянув перед собой вялую руку. В журнальной статье, вспомнил он совершенно отчетливо. Нижняя губа у нее едва заметно торчала вперед; может статься, капризное выражение на лице — врожденное.

— Лиза, — сказала Рут, — это мсье Мемель.

— Я знаю. — Она улыбнулась ему, потом повернулась к Рут и сказала: — Мне уже пора. Меня друзья ждут.

Рут кивнула и чмокнула ее в щеку. Они втроем стояли и смотрели, как она развернулась вокруг своей оси и зигзагом пошла между столиками, волоча за собою по полу кожаное пальто.

— Нет, это просто шедевр, — сказал Сандор, глядя ей вслед.

— Она замечательная, — тут же поддакнула Рут. — Садитесь. Нам нужно поговорить.

Фильм будут снимать семь недель, в квартире, нанятой в райончике под названием Шайо, на берегу Сены. Рут разложила на столе фотографии. За окнами, на той стороне реки, слева, видна была Эйфелева башня, а прямо напротив и дальше вправо уходил длинный искусственный остров алле де Синь. У острова зачалена баржа. Значит, мост — это пон де Бир-Хакем. Квартира была всего в нескольких сотнях метров вверх по течению от его собственной, которая смотрела на реку с другой стороны. Сцены будут построены так, чтобы квартира казалась бесконечной и комнаты всегда вели в другие комнаты. Один из тех мужчин, которых ему представили раньше, теперь пододвинулся поближе и начал объяснять, каким образом освещение заставит потолки стать ниже, а саму квартиру — растянуться по горизонтали; будет казаться, что Поль и Лиза выше, а расстояние между ними — больше, чем на самом деле.

— Выйдет своего рода пещера. Как у вас в поэме, — сказал он. — Вот только настоящую темноту в кино снять не получится.

Он с извиняющимся видом пожал плечами.

Группа понемногу начала собираться вокруг Рут, по одному, по два человека. Сол почувствовал, как разговор постепенно уходит от него в сторону. Интересно, что такое «настоящая темнота», подумал он.

— Начать с того, что Лиза обязательно будет нервничать. Ну а что потом, я не знаю. Я хочу, чтобы ты это поймал, Вито. Она мне нужна потерянная, неуверенная в себе.

— Трудно будет ей лицо подсветить как следует, — сказал тот человек, который недавно говорил с Солом, — Глаза у нее просто никакие. У Поля лицо смотрится лучше всего, когда свет идет со стороны и снизу, — а у нее тогда пропадут скулы.

— В начальных сценах мы по большей части либо сидим, либо лежим, — подхватил Сандор. Он рассматривал фотографии квартиры, — И такое впечатление, что свет в основном падать будет сверху, так или иначе.

— Я, конечно, смогу его сбалансировать, но превратить его в нижнюю подсветку не смогу никак, — сказал главный специалист по свету. — И я по-прежнему считаю, что без юпитеров нам никак не обойтись.

— Нет, — сказала Рут. — Забудь об этом. При пасмурной погоде или при густой дымке освещение здесь, в Париже, очень похоже на тамошнее, в греческих горах. Много очень высоких и легких облаков, так что свет получается как сквозь мел и очень ровный и матовый. Как раз такой, какой нам и нужен.

— Греция? — невольно вырвалось у Сола, прежде чем он успел подумать. — А когда ты… В смысле, ты раньше не рассказывала мне, что…

Как продолжить эту фразу, он не знал.

— Не рассказывала — тебе?

Рут повернулась и посмотрела на него, спокойно и внимательно. В голосе у нее появилась какая-то новая нотка, и в ту же секунду Сол почувствовал, как она от него далека и смотрит сверху вниз, пока он падает в пропасть. Потом выражение ее лица переменилось и тон стал мягким.

— Но тут, собственно, и рассказывать не о чем, Сол. Продюсерский отдел отправил туда пару ребят с камерами, чтобы отснять на местах пейзажный материал. А в чем, собственно, дело?

Он пожал плечами. Их короткий обмен репликами привлек внимание всех, кто сидел за столом.

— Пейзажи там просто невероятные, — сказал Витторио, — Особенно в горах. Как вам вообще, черт возьми, удалось там выжить?

— Везение, — сказал Сол, — Плюс башмаки.

Витторио улыбнулся.

— Мы собираемся использовать их как перемежающие вставки, — продолжила вместо него Рут, — Чтобы отразить их память, их прошлую жизнь. Так что во тьме будут внезапно возникать прорехи, небо во всю ширь, или озеро, или горы. Как если бы замкнутый мир квартиры-пещеры вдруг раскрылся и перед ними предстал тот мир, из которого они сбежали, в котором жили, и жизней этих теперь уже больше не будет никогда.

— Пейзажи в высшей степени выразительные, — добавил Витторио.

Рут рассмеялась:

— Хорошо-хорошо. В общем, там материала часа на два. Пожалуй, тебе стоило бы его посмотреть, Сол, — Она подняла голову. — У нас уже есть просмотровая?

Они принялись обсуждать сравнительные достоинства разных просмотровых комнат и то, почему ни одна из них не подходит или почему ее не получилось нанять, но Сол не мог думать ни о чем другом, кроме того, что свет в Греции — ровный и матовый. В том, что сказала Рут, что-то было не так. Он попытался отмотать про себя пленку на двадцать пять лет назад, в то время, когда этот свет в последний раз падал на его собственную кожу. Что-то беспокоило его в том, что она сказала. Что-то неуловимое. Он быстро поднял глаза и увидел, что Сандор смотрит на него с нескрываемым любопытством. Потом по лицу актера медленно расползлась улыбка.

— Башмаки, — сказал он. — Везение. Такой вещи, как хороший свет, попросту не существует. Как вам вообще, черт возьми, удалось там выжить?

— Поль, ты пьян, — резким тоном сказала Рут, прежде чем Сол нашелся, что на это ответить.

Сол пару секунд смотрел актеру прямо в глаза, потом отвел взгляд.

— Мне пора, — сказал он.

Рут догнала его уже снаружи.

— Не обращай на него внимания, — сказала она.

— Пьян он не был. Он за весь вечер вообще практически ничего не выпил.

— Я знаю. Просто выкинь это из головы, и все. Вздор все это. Прости за сегодняшний вечер. Надо нам было встретиться с тобой где-нибудь отдельно от прочих. Слишком много нужно друг другу сказать.

Свет из ресторанных окон резко очерчивал ее силуэт и отражался в мокром асфальте, на котором она стояла. Должно быть, недавно прошел дождь. Выражения на ее лице он разобрать не мог.

— Самое время Сказать, — нараспев проговорил Сол.

— Ну так скажи.

Лицо ее оставалось непроницаемым. Он чувствовал себя неуверенно в ее присутствии.

— Столько всякого… Почти тридцать лет, Рут.

— Я тебе писала. На разные адреса.

— Я не получил ни единого письма.

Рут передернула плечами.

— Лучше скажи, как тебе Лиза.

— Совсем молоденькая, — быстро ответил он, — И слишком красивая.

— Ты еще голой ее не видел, — в тон ему подхватила Рут. — Это много хуже, чем ты можешь себе представить. Но с Полем она очень хороша. И когда мы засунем эту парочку в пещеру, вместе они работать будут просто замечательно.

Сол кивнул. Она старается его успокоить. Они стояли вдвоем, и каждый думал о третьем, которою рядом не было. Рут права. Сегодня сказать ничего не получится.

Ему казалось, что она пройдется с ним вместе, и он поймал себя на том, что удивился, когда они расстались, хотя это именно он поднес ее руку к губам, а потом повернулся и пошел прочь. С чего это ему вдруг показалось, что эта их встреча способна все в его душе расставить по своим местам, когда между ними ровными рядами лежали события прожитых ими жизней, обернутые в почтовую бумагу, перетянутые шпагатом, проштампованные, и в каждой такой посылке — неудобные, никому не нужные сюрпризы. Рут так ни разу и не перезвонила ему после той пьяной ночи. И ни словом не упомянула о ней, когда они поговорили в следующий раз, пятнадцать лет спустя. Три недели тому назад. Почему этот разговор кажется ему таким далеким?