Курт Воннегут - Сейчас вылетит птичка!

— Муравьи по-прежнему живут в домах, но теперь они ломятся от людей. — Петр поперхнулся. — Ну, то есть муравьев.

Неожиданно он радостно вскрикнул:

— Смотри, Осип! Вот один без массивной челюсти, как те, что встречаются ниже уровнем!

Он вертел находку так и эдак, подставляя ее под свет.

— Сам по себе, Осип. В своем доме, со своей семьей, книгами и всем остальным! Часть муравьев разделилась на рабочих и воинов, часть осталась собою!

Осип разглядывал скопления муравьев в лупу.

— Тех, что в стае, не интересуют книги, — объявил он. — Но рядом с ними всегда можно найти картины.

На лице Осипа застыла недоуменная гримаса.

— Что за странное отклонение! Любители живописи эволюционировали в сторону от читателей.

— Любители сбиваться в толпу от любителей уединения, — задумчиво протянул Петр. — Муравьи с массивными жвалами от муравьев с едва заметными челюстями.

Петр перевел усталые глаза на сарай и залитый дождями портрет, с которого сверкали сталинские глаза. Затем — на кишащий людьми зев ближней шахты, над которым портрет по-отечески улыбался входящим и выходящим; на скопление рубероидных бараков, где портрет под стеклом проницательно щурился на омерзительные сортиры.

— Осип, — сказал Петр растерянно, — ставлю завтрашнюю пайку табаку, что их картины не что иное, как плакаты.

— Если так, — произнес Осип загадочно, — то наши прекрасные муравьи движутся к еще более высокой цивилизации. — Он стряхнул пыль с одежды. — Интересно, что в третьем ящике?

Петр обнаружил, что разглядывает камни из третьего ящика со страхом и отвращением.

— Смотри, Осип, — наконец выдавил он.

Осип пожал плечами.

— Давай.

Несколько минут он молча изучал образцы.

— Что ж, как и следовало ожидать, челюсти стали еще массивнее, а…

— А сборища многочисленнее, и никаких книг, а плакатов едва ли не столько же, сколько самих муравьев! — воскликнул Петр.

— Ты прав, — согласился Осип.

— А прекрасные особи без массивных челюстей исчезли, ты видишь, их нет, Осип? — прохрипел Петр.

— Успокойся, что толку убиваться над тем, что случилось тысячи тысяч лет назад, если не больше.

Осип задумчиво оттянул мочку уха.

— Очевидно, древний вид вымер.

Он поднял брови.

— Насколько мне известно, палеонтология не знает подобных прецедентов. Возможно, древние муравьи оказались восприимчивы к некой болезни, а их собратья с мощными челюстями выработали иммунитет. Как бы то ни было, первые исчезли стремительно. Естественный отбор во всей своей жестокости — выживают наиболее приспособленные.

— Приспособленцы, — со злостью выпалил Петр.

— Нет, постой, мы оба ошибаемся! Вот представитель старой гвардии. А вот еще один, и еще! Похоже, они тоже начали собираться в группы. Набились в один дом, словно спички в коробке.

Петр выхватил камень из рук Осипа, не желая верить. Шахтеры Боргорова раскололи муравьиное жилище поперек. Петр отбил камень с другой стороны дома. Осколки упали на землю.

— Теперь понятно, — произнес он тихо.

Дверь маленького строения охраняли семеро муравьев с массивными, словно косы, челюстями.

— Лагерь, исправительный лагерь, — сказал Петр.

При слове «лагерь» Осип, как любой русский, побледнел, но взял себя в руки, несколько раз судорожно вдохнув.

— А это что? Звезда? — решил он сменить неприятную тему.

Петр отсек от камня заинтересовавший Осипа осколок и передал брату. Фрагмент походил на розу. В центре отпечатался древний муравей, лепестками служили муравьи-рабочие и муравьи-воины, погрузившие и навеки похоронившие в теле одинокого представителя древней расы свои жвала.

— Вот тебе и стремительная эволюция, Осип, — сказал Петр. Он пристально всматривался в лицо брата, страстно желая, чтобы тот разделил его переживания, понял, как это открытие связано с их жизнью.

— Весьма странно, — невозмутимо заметил Осип.

Петр оглянулся. По тропинке карабкался Боргоров.

— Ничего странного, хватит притворяться, — сказал Петр. — То, что случилось с этими муравьями, происходит сейчас с нами.

— Тс! — отчаянно прошипел Осип.

— Мы — муравьи без челюстей. И нам конец. Мы не вписываемся в строй, в жизнь, управляемую одними инстинктами, во мраке и сырости муравейника, где не принято задавать вопросов.

Раскрасневшиеся братья молча ждали, пока Боргоров преодолеет последние десять метров.

— Хватит хмуриться, — заметил тот, выйдя из-за сарая, — неужели эти образцы так расстроили вас?

— Мы просто очень устали, — заискивающе улыбнулся Осип. — Окаменелости нас потрясли.

Петр бережно опустил осколок с крупным муравьем и отпечатавшимися в нем муравьями-убийцами в последнюю пирамидку.

— В этих кучах самые выдающиеся образцы из каждого слоя, — объяснил Петр, показывая на ряд каменистых холмиков. Его занимало, какой будет реакция Боргорова.

Не слушая возражений Осипа, Петр рассказал о двух типах муравьев, развившихся внутри вида, показал дома, книги и картины в нижних слоях, многочисленные сборища — в верхних. Затем, ни словом не обмолвившись о своем отношении к открытию, передал Боргорову лупу и отступил назад.

Начальник шахты несколько раз прошелся мимо куч из камней, поднимая образцы, цокая языком.

— Яснее и быть не может, не так ли? — наконец спросил он.

Петр и Осип замотали головами.

— Значит, как было дело, — начал Боргоров, подцепив барельеф, изображающий смертный бой древнего муравья с бесчисленными врагами. — Эти преступные муравьи — вроде того экземпляра, что в центре — капиталисты, которые эксплуатировали рабочих муравьев и беспощадно уничтожали их, как мы можем видеть, целыми десятками.

Он отложил печальный образец в сторону и взял в руки дом с запертыми внутри муравьями.

— Перед нами сборище преступных муравьев, замышляющих заговор против рабочих. К счастью, — он показал на муравьев-воинов за дверью, — их бдительность не позволила гнусным замыслам осуществиться.

— А это, — продолжил он бодро, подняв образец из другой кучи, где муравьи с массивными челюстями собрались возле дома муравья-одиночки, — рабочие проводят митинг гражданского возмущения и изгоняют угнетателей. Капиталисты, свергнутые, но помилованные простым народом, испорченные белоручки, неспособные выжить без рабского труда, только и знали, что предаваться праздным занятиям вроде живописи. Их порочная натура стала причиной вымирания.

Давая понять, что разговор окончен, довольный Боргоров сложил руки.

— Но события развивались в иной последовательности, — возразил Петр. — Цивилизация муравьев погибла, когда у некоторых особей отрасли челюсти, и они начали сбиваться в группы. Невозможно спорить с геологией.

— Значит, произошло смещение земной коры, и нижние слои стали верхними. — Голос Боргорова звучал, словно из-под льдины. — Логика на нашей стороне. События происходили именно в той последовательности, как я описал. Стало быть, имело место обратное напластование. Вы согласны? — Боргоров многозначительно посмотрел на Осипа.

— Какие могут быть сомнения, — сказал Осип.

— А вы? — резко обернулся Боргоров к Петру.

Петр судорожно выдохнул и сгорбился, приняв позу абсолютной покорности.

— Согласен, товарищ.

Затем виновато улыбнулся и повторил:

— Целиком и полностью.

— Господи, что за холодина! — воскликнул Петр, выпуская свой конец пилы и поворачиваясь спиной к студеному сибирскому ветру.

— Работать! Работать! — проорал охранник, закутанный с ног до головы, так, что походил на куль с торчащим из-под тряпья ружьем.

— Могло быть хуже, гораздо хуже, — сказал Осип, сжимавший другой конец пилы, и почесал заиндевевшие брови рукавом.

— Мне жаль, что ты попал сюда, Осип, — печально промолвил Петр. — Ведь это я стал спорить с Боргоровым. — Он подул на ладони. — Поэтому мы здесь.

— Перестань, — вздохнул Осип. — Не стоит об этом думать. Просто не думать, только и всего. Другого способа нет. Если бы это не было написано у нас на роду, нас бы тут не было.

Петр сжал в кармане осколок известняка, в котором отпечатался последний древний муравей, окруженный кольцом убийц. Единственная окаменелость, оставшаяся на поверхности земли. Боргоров заставил братьев написать подробный отчет, и все до единого образцы снова сбросили в бездонную яму, а Осипа и Петра сослали в Сибирь. Работа была сделана чисто, не подкопаешься.

Расчистив немного пустого пространства, Осип с умилением рассматривал обнажившуюся прогалину. Из крохотной норки осторожно показался муравей с яйцом, забегал кругами и снова юркнул во тьму земных недр.

— Что за способность к адаптации! — с завистью заметил Осип. — Вот это жизнь: рациональная, бездумная, основанная только на инстинктах. — Он чихнул. — После смерти я хотел бы переродиться муравьем. Современным муравьем, не капиталистом, — быстро добавил он.