Гарольд Роббинс - Торговцы грезами

Но то, что случилось, превзошло мои самые смелые ожидания. Не прошло и двух часов после просмотра, как я собрал около сорока тысяч долларов задатка от компаний, занимающихся прокатом. Борден, стоящий рядом со мной и с изумлением наблюдавший, как прокатчики чуть не силой пытались всучить мне свои чеки, без устали повторял:

— Никак не могу поверить в это. Никак не могу поверить в это…

В полночь я позвонил Питеру. От волнения я заикался.

— У нас сорок тысяч долларов, Питер! — кричал я в трубку.

— Что? — переспросил он дрожащим голосом. — Мне послышалось, будто ты сказал — сорок тысяч долларов?

— Правильно! — заорал я. — Сорок тысяч долларов! Все в восторге от картины!

На том конце провода воцарилось молчание. Затем раздался недоверчивый голос:

— Где ты, Джонни?

— В студии Бордена, — ответил я.

— Вилли там? — спросил он.

— Рядом со мной, — ответил я.

— Передай ему трубочку, — попросил Питер.

Я протянул трубку Бордену.

— Привет, Питер, — сказал Борден.

Я слышал, как Питер что-то взволнованно говорил на другом конце провода, но не мог разобрать что.

Борден повернулся и посмотрел на меня, слегка улыбнувшись.

Он подождал, пока Питер закончил говорить, на его лице сияла самодовольная улыбка.

— Нет, — ответил он. — Джонни совсем не пьян, он такой же трезвый, как и я. — Следующие несколько секунд Борден снова слушал Питера, потом проговорил: — Ну да, сорок тысяч долларов. Я своими глазами видел чеки.

В трубке снова зазвучал голос Питера, и Борден протянул ее мне.

— Ты что, не веришь мне? — спросил я.

— Верить тебе? — Голос Питера звенел от счастья. — Да я своим ушам не могу поверить. Это же надо, сорок тысяч долларов!

— Я переведу тебе деньги завтра утром, — сказал я.

— Не надо, — ответил он. — Переведи половину, чтобы я мог выплатить Элу его двадцать тысяч, остальная половина пойдет на уплату долгов.

— Но, Питер, мы же снова окажемся на мели. У нас долгов в Нью-Йорке тысяч на двадцать, а нам понадобятся деньги для новой картины.

— Когда я расплачусь с долгом за эту картину, я хоть одну ночь просплю спокойно, а наутро начну беспокоиться, где бы достать денег.

— А как насчет денег для строительства студии? Не можем же мы все время работать на ферме. Давай раздадим половину долгов, а остальные с удовольствием подождут. Судя по всему, картина принесет нам четверть миллиона долларов, и все об этом знают.

— Если она принесет нам столько денег, то мы спокойно можем себе позволить выплатить долги сейчас, — возразил Питер.

— Но этих денег нам придется ждать год, — запротестовал я. По законам штата деньги можно было получить не раньше, чем через полгода после выхода картины на экран. — Что же мы будем до этого делать? Сидеть сложа руки? Мы не можем себе это позволить.

Но Питер был неумолим.

— Заплати деньги, как я сказал. Это стоит сделать хотя бы для того, чтобы одну ночь проспать спокойно.

Я знал, что спорить бесполезно. Если он начинал говорить таким упрямым тоном, то переспорить его было уже невозможно.

— Ладно, Питер.

Он смягчился.

— Так им понравилась картина?

— Да они без ума от нее. Особенно от той сцены, где шериф перестреливается с бандитом в доме у девушки. Я знал, что ему это понравится, ведь это была его идея. По пьесе стрельба происходила в большом салуне, но у нас не было денег, чтобы построить такие декорации, и поэтому Питер решил перенести сцену в дом.

Он захохотал.

— Я ж тебе говорил, что так будет гораздо драматичнее, а?

— Ты был прав, Питер, — сказал я, с улыбкой слушая его гордый голос.

Он прищелкнул языком.

— Ну что, смогли они высидеть весь фильм?

— Да он им так понравился, что они не хотели, чтобы картина заканчивалась. В конце устроили овацию. Если бы ты только видел, Питер, как они встали и разразились аплодисментами.

Я слышал, как он отодвинул трубку от губ и принялся кому-то что-то объяснять, затем его голос зазвучал снова.

— Я вот сказал сейчас Эстер, что был прав, когда утверждал, что семь частей для фильма, это не так уж и много.

Я расхохотался, вспомнив, как он сказал однажды, что никто не сможет высидеть фильм из шести частей.

Он прервал мои воспоминания.

— Эстер спрашивает, кто платит за телефонный разговор?

Я посмотрел на Бордена и улыбнулся.

— Мы, конечно. Не думаешь ли ты, что я звоню с чужого телефона и не оплачу счет?

На том конце провода воцарилось молчание, затем раздался жалобный голос Питера.

— Но мы разговариваем уже почти двадцать минут. Это же сто долларов! — И он быстро попрощался: — До свидания, Джонни!

— Подожди, Питер… — начал я, но тут послышался щелчок, и связь прервалась. Я удивленно посмотрел на замолчавшую трубку и повесил ее на рычаг.

Я повернулся к Бордену и улыбнулся. Он пожал плечами, и мы вместе вышли из его кабинета в конференц-зал. Там было еще полно народа, оживленно обменивающегося мнениями. Воздух был сизым от дыма. Я заметил несколько представителей крупных компаний.

Один из них говорил:

— Это доказывает, что время фильмов из двух частей ушло раз и навсегда. Теперь нам надо мыслить категориями полнометражных фильмов.

— Да что ты говоришь, Сэм, — ответил другой. — Может, это и так, но как мы их будем снимать? В Нью-Йорке мы можем снимать только три месяца на натуре, в лучшем случае — это пять картин в год. А что потом? Сидеть сложа руки?

Первый подумал, прежде чем ответить.

— Надо найти такое место, где лето длиннее.

Его собеседник хмыкнул. На его лице было написано сомнение.

— Но где? Не у всех же нас такие друзья, как у Кесслера. Не можем же мы все делать фильмы в Калифорнии?

Меня внезапно осенило. Я знал ответ на этот вопрос.

— А почему бы нет, джентльмены? — сказал я, присоединяясь к ним. — Почему вы не можете делать фильмы в Калифорнии?

Я посмотрел по сторонам. По лицам было видно, что мое предложение их заинтересовало.

— Что вы имеете в виду? — спросил один из них.

Прежде чем ответить, я обвел их взглядом. Мне нужно было подогреть их интерес. Понизив голос, я конфиденциально сообщил:

— Выпуская «Бандита», «Магнум» знал, какой переворот это произведет в кинематографе. Питер Кесслер умеет быть благодарным тем, кто поддержал его в трудную минуту. Итак, джентльмены, — я еще понизил голос, и они вытянули шеи, — я только что говорил с Кесслером по телефону, и он проинформировал меня, что согласен поделиться с вами имеющимися у него возможностями — делать картины в Калифорнии. Подумайте об этом, джентльмены, подумайте. — Про себя я усмехнулся. Это был старый балаганный трюк. — Возможность делать картины не тринадцать недель в году, а все пятьдесят две. Это возможно там, где всегда светит солнце, где хватит места для съемок любой картины. «Магнум» владеет сейчас почти сотней тысяч акров земли в Голливуде — достаточно, чтобы построить сотню студий. Когда к нам присоединились Ласки, Голдвин и Ломмель, у Питера возникла блестящая мысль — что вы все, независимые продюсеры, тоже переедете туда и сделаете Голливуд столицей мирового кинематографа. В общем, он уполномочил меня сообщить вам следующее: за вашу доброту и за оказанные ему услуги он согласен продать вам землю по тем же ценам, что купил и сам. Любое количество земли. Цена — сто долларов за акр. Конечно, джентльмены, никто не желает продавать вам кота в мешке. Вы можете купить любое количество акров в том месте, которое вам понравится. Продажа будет производиться согласно очередности подачи заявлений. Таким образом, первый, кто захочет купить землю, будет иметь полное право первого выбора. В том случае, если место вам не понравится, деньги возвращаются немедленно.

Борден был удивлен не меньше других.

— А почему ты об этом ничего не говорил мне? — спросил он.

— Извини, Билл, — сказал я, поворачиваясь к нему. — Питер поставил мне условие не говорить никому до его особого распоряжения. Только что он подтвердил свое решение по телефону.

— А как быть с нашими студиями здесь? — спросил Билл. — В них же вложено немало денег.

— Вы можете их использовать для съемок коротких фильмов, — предложил я, — но большие картины и большие деньги отныне будут делаться в Голливуде. Какая у тебя здесь студия? Триста квадратных метров? Ты можешь прогнать через нее сотню голов скота, как мы это сделали в «Бандите»? Или можешь снять группу скачущих всадников, как это сделали мы? Ответ очевиден — кто останется здесь, будет связан по рукам и ногам, у него будет меньше времени, места и, конечно, возможностей.

Я замолчал и огляделся. Было видно, что все поражены. Я знал, что они у меня на крючке, и боялся только одного: как бы меня не спросили, где же Питер взял столько денег, чтобы купить всю эту землю? Тогда мне конец. Но я напрасно беспокоился, потому что Борден первым заглотил наживку. Он вытащил из кармана автоматическое перо и стал выписывать чек.