Владимир Романовский - Богатая белая стерва

Мой четвертый скотч ухудшил мне настроение. Заметя это и боясь возможного взрыва эмоций — она меня плохо знала — Мелисса объяснила, что ей нужно бежать. Мы обменялись номерами телефонов. Первые три цифры ее телефона говорили, что она не живет с матерью или по крайней мере не любит, когда кто-то ей туда звонит. Мы вышли, она махнула рукой, подзывая такси и спасая меня от стеснений и неудобств — когда я жду такси на Второй, штук пять всегда проедет мимо, и только шестое остановится. Сволочи, расисты. Включая негров. Я сошел с тротуара и открыл ей дверь машины, стараясь не глядеть на шофера. Перед тем, как нырнуть в машину, Мелисса поцеловала меня в щеку. Таксист — того же расового происхождения что и я, более или менее, ухмыльнулся и включил счетчик. Когда он отъехал, я увидел на противоположной стороне авеню Зинию, с презрением на все еще подростковом лице глядящую на меня. Я пересек улицу. Как только я поставил ногу на тротуар, она повернулась и демонстративно пошла прочь. Мгновение я раздумывал, а затем пошел в противоположном направлении. Вскоре, в лучших традициях классического водевиля, я услышал шлепанье поспешных шагов за спиной.

Она говорит — Ты что же, [непеч. ] богатых нынче?

Есть у Зинии привычка говорить и вести себя ужасно вульгарно, когда ты даешь ей понять, что не расположен участвовать в ее играх.

Я говорю — Ты что-то сказала?

Она говорит — Ну и как она в койке? А? Лучше меня?

Что на такое ответить, а? Я говорю — Да, немного, но лучше. Не так, чтобы сильно лучше, а только слегка.

Ответ мой ее шокировал, но она не хотела это показывать. Она говорит — Ну и ладно, у меня тоже новый бойфренд есть. Надеюсь, ты нашел то, что искал (или еще какую-то пошлость она сказала, не помню, мне запоминать банальности ни к чему).

Я сказал что я счастлив за нее, весь лопаюсь от радости и удовлетворения.

Она сообщила мне, что я подонок. Сказала что я (я, ваш покорный слуга) хочу быть белым, вот и все. Она потребовала, чтобы я это признал.

Это меня рассердило. Я остановился и сказал, глядя ей в лицо, что это она хочет быть белой. Я же просто хочу быть знаменитым. Поняла? Белая, знаменитый. Есть разница.

Она предположила, что я хочу подняться по социальной лестнице с помощью [непеч.]. Она говорит — Правда? Я права? Признай! Я права? А?

Все средства хороши, детка.

Подонок.

Ты это уже сказала. И ты ошибаешься. Одеваюсь я иногда как подонок, это правда. Но сам я не подонок.

Моя маленькая тигрица помедлила, прежде чем спросить, все ли между нами кончено. Тут уж я вышел из себя. И сказал ей, что между нами все было кончено три месяца назад. Я спросил ее, какого дьявола она за мной следит. Я спросил, что с ней, не спятила ли.

Я и себя мог спросить о том же. Вот же — за последние двадцать минут уже вторая женщина предлагала мне себя. Старею я, что ли? Мне двадцать четыре. Может и старею.

Я сжал зубы и велел Зинии оставить меня в покое. Почти попросил.

Она сказала, что желание мое исполнится, и пусть я буду спокоен. Когда-нибудь я стану знаменитым. И тогда (сказала она) я встречу кого-нибудь, и она выйдет за меня, дурака, замуж из-за тех денег, которые принесет мне моя слава. Но никогда не будет она мне другом, потому что корыстные женщины никогда не бывают друзьями своим мужьям.

Иногда на Зинию находит, и она может говорить пошлости бесконечно — а если подумать, чего еще от нее ожидать, она все еще подросток, хотя, увы, если еще подумать — где же эта пресловутая женщина, которая ради тебя пойдет в огонь и в воду (в богатстве ли, в нищете ли, этсетера), которая, когда приходит славный день, пожинает и разделяет с тобой награды за многолетний труд — заслуженно? Женщины бросают тебя — или ты их бросаешь — потому что слишком тяжело, потому что никаких нервных клеток не хватит, слишком неудобно делить дом и постель с борющимся за существование художником, зодчим, музыкантом, предпринимателем, ученым — а потом, когда ты укрепился в жизни, нашел место, завоевал признание — за тебя выходит совсем другая женщина, пришедшая на все готовое. Только посредственности говорят на постыдных вручениях наград — «Я хочу в этот важный для меня момент поблагодарить мою жену за то, что она…» А гений по большому счету переживает годы становления в одиночестве. Старуха Зиния — где-то права. И что же? Что с того? Я все равно не могу представить себя живущим с Зинией, обсуждающим что-то с Зинией, доверяющим тайны Зинии, изменяющим Зинии. Джульен удачливее — он не воспринимает своих женщин всерьез, посему его развлечения безболезненны. Относительно, конечно.

КОНЕЦ ЦИТАТЫ

Мелисса сказала шоферу что передумала и желает ехать на Шестьдесят Седьмую Улицу. Она начала привыкать к еде в дайнерах в эти последние несколько недель.

Человек, ждавший ее в дайнере все еще мог позволить себе роскошь ходить туда, куда ему вздумается, хотя и не знал, как долго это продлится — пользовался тем, что ФБР не подняло пока еще общенациональную тревогу, не украсило каждую стену и каждый фонарь в Республике его размноженными на ксероксе портретами. Пока что им интересовалось лишь полицейское управление Сейнт-Луиса, а поскольку Ави не находился в Сейнт-Луисе, он чувствовал себя в безопасности. Не совсем, правда.

Например, ему нельзя было быть остановленным копами, ни по какой причине. Водительские права, которые он носил с собой, говорили, что он — Джейкоб Кац из Сан Франциско. Но Джейкоб Кац являлся конкретным лицом, которому можно было позвонить по телефону, и который наверняка уже заявил о пропаже водительских прав. Существовали пути получения других документов, но по началу у Ави не было на это денег, а позднее он просто решил бросить вызов судьбе.

Если бы его задержали и в чем-нибудь заподозрили, и взяли бы у него отпечатки пальцев, то сразу бы обнаружили, кто он на самом деле — это не заняло бы много времени. Копии его отпечатков имелись во многих штатах.

Он рассчитывал в очень скором времени покинуть страну. Радость действия, которую он испытывал по началу, будучи в бегах, быстро улетучивалась. Наличествовали две проблемы. Первая — нужен был паспорт. Вторая — нужны были деньги.

Путешествия за границей, если вы хотите путешествовать правильно и получать удовольствие, требуют значительных средств.

Вот почему Ави решил, что ему очень повезло, когда он нашел Мелиссу. Ее собственные средства не соответствовали его целям, но у матери ее денег было невпроворот. Следовало, стало быть, шантажировать старую Вдову Уолш, дабы отсыпала она капусты в пользу правого дела Ави. Нужно было оценить ситуацию до того, как что-то предпринимать. Мелисса оказалось очень удобным, действенным, послушным разведчиком.

Она появилась внезапно, проплыла через дайнер, нацелилась на угловой стол, за которым он сидел, подлетела, и поцеловала его страстно. Так хороша она была в этот момент, что Ави подумал, а не взять ли ее с собой.

— Съешь пышку, — сказал он ей.

Она засмеялась, подозвала официантку, и заказала себе омлет с грибами, ветчиной, шпинатом и сыром.

— Я слегка пьяна, — объяснила она. — Я просто выключусь, если чего-нибудь не съем.

Ави отпил чай.

— Не выключайся пока что, — сказал он. — Говори, что узнала.

— Он заносчивая скотина, — сказала она убежденно. — И он с ней спит.

— Ты уверена?

— Да. Не желал ничего плохого о ней слышать и перебивал меня каждый раз, когда я вдруг заговаривала о ее привычках.

— Но ведь он ни разу не сказал, что он с ней спит? Он не сказал, «Из-за того, что твоя мать и я…» — а затем вдруг замолчал?

— Ни разу, — сказала Мелисса. — Но я уверена, что он с ней спит. Это легко понять. Она последнее время сама не своя, и причины очевидны.

— Ясно. Мне нужно подумать.

— Я могла бы…

— Я сказал, что мне нужно подумать.

Она посмотрела на него с умилением и легким страхом. Быть с ним — радость и привилегия. Также, это опасно. Сладко опасно. Пока что сладко.

— Ну, хорошо, — сказал Ави, подумав. — Есть две возможности. Первая, мы его скручиваем и куда-нибудь отвозим. И спрашиваем у нее, желает ли она получить его обратно целым. Старая история, дело о выкупе. Мне не нравится. Плохо. Приведем в исполнение только если все остальные варианты отпадут.

— Почему же плохо? — спросила она робко, боясь, что он сейчас на нее разозлится, и подсознательно желая этого.

— Потому что шантаж работает в обе стороны, и никогда не знаешь, кто вдруг подключится с другой стороны. Все идет хорошо, пока кто-то не сказал тебе, что ты блефуешь. — Он помолчал. — Вот что, — продолжал он. — Сделаем так. Я его потреплю немного. Ничего страшного, порезы да синяки. Стареющие женщины падки на визуальные эффекты. Ты пойдешь к маме и объяснишь, что процедуру можно повторять много раз. Она будет колебаться. Пока она колеблется, я его опять потреплю, на этот раз больнее, и выглядеть он будет хуже. В конце концов она должна сдаться. Ты объяснишь ей, что если она будет и дальше упираться, то… и так далее.