Валерий Кормилицын - На фига попу гармонь...

«Развалила-а-сь, корова-а! Брюхо-то све-е-сила-а, – сплюнул на землю и растер лапой. – Какой же недавно про нее анекдот от Коляна слыхал? – почесал за ухом. – Ах, да!.. Почему у свиньи хвост крючком?.. Ответ: «Да так, на ночь запираться»», – скабрезно захихикал он.

И загрустил, вспомнив другой анекдот: «Ты кормил нашу собаку? Да. Ты кормил – ты и закапывай!»

Мишаня, как следует спрятав в сторожке гармонь, переправился на лодке в Шалопутовку, отметив про себя, что туристы все свои дела поделали и поставили шхуну к причалу.

«Ежки-палки! – направляясь к шопу, подумал егерь. – А пакет-то у меня дома остался… с газовым оружием, – подразумевая, естественно, Митяев носок. – Ну, ничего, пару бутылок джин-тоника как-нибудь дотащу или лучше с ними к Дуньке завалю, – решил он, увидев около дома его превосходительства Кошмарова толпу, состоящую из всяко-разного народа. «Вроде бы на туристов не похожи, – определил на глаз социальный статус присутствутощих. – Вынос тела, что ли, какой? – тормознул поглазеть. – Вон и «скорая» стоит. Неужто, Игнат Семенович поперек треснул?»

Перед воротами произошло некоторое оживление, захлопали дверцы «скорой помощи». В отличие от пыхтевших над Барабасом товарищей, расплющенного Арнольда вынес под мышкой Покемон.

– Е-к-л-м-н! – заливался он горючими слезами. – Если окочуришься, поставим тебе памятник в виде мраморного катка, подмявшего жертву, – запихнул плоскую фигурку в машину.

Дабы продемонстрировать шестеркам человеколюбие, сочиняя в уме спич, который произнесет на похоронах, супербандерша вышла из калитки, с трудом протиснувшись мимо брюха замешкавшегося Копмарова.

Телохранитель, гремя оружием, шагнул к председателю, но женщина взмахом руки остановила его – грех драться при потенциальном покойнике.

– От пива, что ли, живот распух? – снизошла до замечания толстому борову.

– Большой живот не от пива, а для пива! – угодливо засмеялся Игнат Семенович.

– Ну вот, чтобы немного похудеть, заплатишь за увечье лучшего моего боевика десять тысяч баксов, – вынесла она вердикт, с удовольствием заметив, как медленно сползла с жирного лица улыбка, спрятавшись где-то в ноздрях.

– Тяжело в леченье – легко в раю! – помахал рукой отъезжавшей больничной тачке Колян.

Обвешанный оружием гоблин, увидев, что какой-то рыжий, ушастый песик под шумок кинулся к хозяйской собаке, с удовольствием пнул его ногой.

«Эх ты-ы, да ведь это моего Бобика обидели!» – возмутился Мишаня. Раздвинув плечами собравшихся односельчан, чуть прихрамывая, шагнул к обидчику и без лишних разговоров врезал под дых, подравняв затем коленом когда-то сломанный нос. Хрюкнув, с грохотом набитого посудой трехстворчатого шкафа, гоблин уткнулся носом в землю.

«Крестная мама» с любопытством разглядывала деревенского геракла.

«А что, эффектно выглядит мальчик, – залюбовалась васильковыми глазами богатыря. – Обветренное, мужественное лицо, литые плечи, – глядела, как парень ловко выбивал пыль из рубашки Вовчика, попутно смазав в челюсть Коляна. – Простая душа… лесной бродяга…» – млела бандерша.

– Не сме-е-ть! – сверкнула глазами в сторону доставшего пистолет телохранителя.

Мишаня, собравшийся было подрихтовать Коляну нос, замер, обернувшись на женщину, и опустил руку.

– Тебя как зовут? – непосредственно поинтересовался он у стройной, гордой дамы.

– Мари! – почему-то не возмутившись, ответила та, зардевшись лицом.

– Ма-а-шка, значит, – нахально хмыкнул парень.

– Чего ты к ним привязался? – в душе вознегодовала она, но не стала настаивать на «Мари».

– А чего собачку обижают? – вопросом на вопрос ответил Мишаня.

«Он прав! Попробовал бы кто мою Альму обидеть…»

«Е-к-л-м-н… – подумал Покемон. – От нас бы такого хамства госпожа не потерпела…» – и вздрогнул, столкнувшись с ненавидящим взглядом стоявшего поодаль на корточках Джонни-Дорофея.

– Пошли! – приказала разбитому воинству «крестная мама» и, заходя в калитку, еще раз обернулась на Мишаню.

Тот растерянно стоял на дороге и тоже глядел на нее. Забыв купить джин-тоник, переправляясь на лодке обратно, Мишаня мысленно представлял Марусю и сравнивал ее с Дунькой. Дунька от сравнения явно не выигрывала.

Причаливая, вздохнул, услыхав стрельбу где-то в районе поляны. «Совсем народ оборзел, с утра до ночи палят, как в Америке какой», – направился он к сторожке.

Не успел сварганить себе нехитрый обед, как кто-то стал ломиться в калитку. Еще раз вздохнув, взял купленную винтовку и, по-ковбойски растворив дверь ногой, высунул ствол наружу:

– Кого там нелегкая несет? Ща черепушку расколю, – вполне миролюбивым голосом пообещал непрошеному визитеру.

– Ты, Мишаня, брови-то не топорщи, – тоже беззлобно возразил Барабас. – Чего запираться стал?

– Това-а-рищ прапорщик! – отомкнул калитку егерь.

– А документик на мериканскую винтовку е-е? – ожил младший лейтенант милиции.

– В лесу нашел, – расстроенно сморщился Мишаня, – как раз хотел тебе нести.

– Щас в лесу че угодно найдешь, – с ходу поверил ефрейтору прапорщик, – потому как не лес у тебя стал, а осиное гнездо, – по-хозяйски потопал к дому. – Я тут пострадал маленько, – на ходу бросил он, – так давай с устатку выпьем, да поспим…

Достав энзешную поллитру самогонки, Мишаня выставил ее на стол.

Пообедав, Барабас задал такого храпака, что привыкший ко всему егерь решил спать в тенечке на травке, а невидимые ему Кумоха с домовым Ерошкой, который тоже по матушке крыл гостя, расположились на крыше, с теневой стороны трубы.

Но долго спать Мишане не пришлось. Кривой дятел, усевшись над его головой, стал долбить клювом по трухлявой доске сарая.

– О-о-о, дятлик! – привстал егерь и стал вслушиваться в четкие звуки азбуки Морзе.

«Гости! Гости!» – выстукивал дятел.

– Спасибо! – рывком поднялся Мишаня и, пройдя в сторожку, взял из рук спящего участкового свою винтовку.

«Больше гостей нам не надо», – вышел он за калитку и направил винторез в сторону тропы, на которой появилась цепочка южноамериканских друзей. Первым, с грацией зомби, тащился Педро,

– Миру-мир! – подвывал он в такт хромоногой походке.

Вся башка его была в волдырях. Без ворожеи бригадир давно бы откинул свои колумбийские копыта. Та намазала его какой-то дрянью и заговорила раны.

– Убирайтесь в пампасы! – вместо приветствия выкрикнул Мишаня, недвусмысленно передергивая затвор.

– Мы безоружны-ы! – поднял руки Педро, и бредущие за ним латиносы тоже продемонстрировали пустые ладони.

– А в штанишках, поди, ножички полуметровые, – сомневался недоверчивый Мишаня. – Ладно, ладно, верю, – закинул за плечо М-16, когда туристы стали стягивать с себя шорты.

– Господин лесник, – остановился перед ним Педро, – голову даю на отсечение, – скрестил он пальцы рук и с трудом переплел ноги, – что мы не тронем тебя…

«Еще одной башки мне не хватало… После митяевской тыквы неприятности никак не развеются», – обернулся на дом, где спал товарищ прапорщик.

– Нам не нужна гармонь… Отдай наркотик, которым недавно радовал наши души… Запах его прекраснее «марафета-а»… кайф от него нежнее, чем от анаши и кокаина-а… Ты им пропитал какую-то тряпочку-у… – нудил Педро. – Мне надо забыться… раны мои ноют и кровоточа-а-т… – пел он, наподобие молитвы. – Мы разделим материю по кусочку, и нам на всю жизнь хватит нюхать…

– Это опытный образец, – решил поторговаться егерь. – Такого в мире больше нет… и не будет… – подумав, добавил он.

– Проси что хочешь! – упал на колени Педро.

– Несите сюда свои ножички и все, что у вас есть из оружия, – выдвинул справедливые, на его взгляд, условия нарко-владелец.

Оглянувшись на своих товарищей, Педро послал за оружием велосипедиста и хромоногого латиноса.

– Сейчас принесу-у-т… – в трансе закатив глаза, шептал он.

Дождавшись, когда двое гонцов бросили к его ногам кучу боеприпасов, Мишаня, сноровисто накрутив на нижнюю половину лица полотенце, вынес из сторожки пакет с носком и перочинный ножичек.

Бригадир Педро отхватил себе самую душистую, нижнюю часть изделия. Восторженно вопя и натыкаясь на деревья, разоружившийся наркокартель исчез в лесу.

– Шо у тебя, волки, што ли, появились?.. Да и несет чем-то знакомым… – зевая, возник на крыльце участковый и тут же замер с открытым ртом над горой оружия.

– Туристы принесли… В лесу нашли, – честными глазами глядя на прапорщика, сообщил Мишаня.

– А фотоаппарат у тебя е-е? – спросил Барабас, перенявший дурную привычку у прокурорского работника.

– Ну и вонишша была! – пришел в сознание домовой.

– Всю среду обитания изгадили! – зажимая нос, нырнула в трубу Кумоха Мумоховна.

* * *

За делами незаметно наступил вечер.

Пришедший с работы дядька Кузьма вмиг протрезвел, когда узнал, что лишился гармони.

– Да будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! – вспомнив слова водилы из давнишней комедии, орал он во все горло. – Никуда отлучиться из дома нельзя, тут же воры залезут, – погрозил кулаком в сторону дальней фермы, где обретались чукчи, один из которых подновил утром флаг ВМФ на спине Филимона и отнял у того гармонь, о чем сразу же сообщил Кузьме главный деревенский браконьер, с внутренней гордостью демонстрируя пересекающиеся синие полосы.