Том Стоппард - Лорд Малквист и мистер Мун

Мун поднял пиджак, чтобы достать дневник, и при этом выронил конверт. Он наклонился за ним. Его плоть мягко погрузилась в пар. Исподнее пыталось впиться в его тело.

— Я пытался запомнить как можно больше, но сами подробности…

— Технические мелочи, друг мой. Секрет биографии заключается в том, чтобы позволить своему воображению расцвести в унисон с воображением ее героя. Так вы добьетесь поэтической правды, которая есть драгоценность, тогда как факты — лишь оправа. Будьте поэтом, милый мальчик, будьте поэтом и повторяйте вслед за д'Оревильи: La vérité m'ennuie.[28]

Он закрыл глаза и как будто уснул, но через несколько секунд его голос без выражения забубнил под нос:

— В тринадцатом веке сэр Джон Уоллоп[29] так разбил французов на море, что увековечил в языке свое имя…[30] Но должны существовать и не столь утомительные способы добиться этого.

Мун протянул конверт.

— Чек вернули, — сообщил он.

— Какой чек?

— На пятьсот гиней для «Босуэлл инкорпорейтед».

— Ваш знаменитый тезка занимался этим не ради денег. Вращаться в таком обществе было достаточно.

— Быть может, вы все-таки раскошелитесь? — спросил Мун, удивив лорда Малквиста и изумив себя самого.

— Ну и ну, мистер Мун! Только я заключаю, что ваша воплощенная нейтральность есть отражение вашей души, как вы отпускаете замечание, которое намекает на внутреннее смятение. Прекрасно, разорвите чек и дневник.

Мун промолчал. Девятый граф закрыл глаза:

— К сожалению, мне больше некуда податься. Я покинул множество мест и обосновался заново, стянув к себе свои оскудевшие ресурсы… но теперь я в растерянности. Знаете, у меня был загородный дом — восхитительное место, — построенный четвертым графом, проспоренный пятым, возвращенный семье после дуэли и отстроенный заново в палладианском стиле[31]… с прилегающим парком, озером и классическим ландшафтным садом с видом на холмы…

— Петфинч, — печально молвил Мун.

— Бедный Петфинч… Полагаю, сейчас там находится оздоровительный центр для переживших нервный срыв государственных служащих. Милый мальчик, какое оскорбление нашему наследию!

Несколько мгновений они почтительно помолчали.

— А вам больше нечего продать? — спросил Мун.

— Мистер Мун, я не торговец.

— Думаю, мне пора домой, — сказал Мун после еще одной паузы.

Похоже, лорд Малквист этого не расслышал. Мун поднял пальто и оглянулся в поисках туфель. Он вспомнил, что отнес их в гардеробную. У двери он помедлил.

— Что вы собираетесь делать с этим письмом?

— С каким?

— От анархиста.

— Это не имеет значения. Хочу убедиться, что выгляжу наилучшим образом. Возможно, это единственная честь, которая мне осталась. Принять муки из-за наследственных привилегий.

— Пожалуйста, — взмолился Мун, подразумевая нечто непонятное даже ему самому. Он перепрыгнул разделяющее их пространство. — Я хочу сказать, что вы не можете бросить все — тибетцев, все остальное, себя, — нельзя сравнивать все ужасное с чем-то большим, где-нибудь, где уже нечего сравнивать, придется остановиться и… — Он замялся. — Я хочу сказать, ведь это все люди, разве не так? Вот что такое мир.

Он неуверенно замер у двери.

— Какая необычная мысль! Люди не есть мир, они лишь недавний и переходный продукт его. Миру десять миллионов лет. Если представить этот срок ужатым до одного года, начинающегося первого января, то люди появляются в нем лишь тридцать первого декабря или, если точнее, в последние сорок секунд этого дня, — произнес наконец лорд Малквист.

— Сорок секунд? — изумился этому откровению Мун.

— А человечество продолжает вести себя так, будто оно есть начало и конец. Какая дерзость!

Девятый граф Малквист погрузился в пену, так что над ней парила только маска его лица. Рот зловеще заговорил:

— Пусть обо мне скажут, что я родился в страхе, жил в недовольстве и умер элегантно.

Мун ждал, но продолжения не последовало. Он вернулся в гардеробную и закрыл дверь.

Зареванная Джейн смотрела на него между ног:

— Я думала, ты никогда не придешь.

— Ты сказала ему, что я импотент, — сказал Мун, бросая пальто.

— Нет.

— Да, сказала.

— А что, так и есть.

Мун самодовольно улыбнулся ей.

— А вот и нет, — парировал он. — Это ты не можешь.

— Ты только это и знаешь.

— Не можешь. Никогда не могла, никогда не сможешь. О, я ему сказал.

— Нет. — Она заплакала. — Как ты мог?

— Знаешь, я не должен зависеть от тебя в этом.

— Не надо.

— И не буду.

Все еще улыбаясь, словно театральный злодей, он открыл дверь в спальню леди Малквист и тихо вошел. Закрыл дверь. Уже направился через комнату, как понял, что Лаура говорит за пологом:

— Одиннадцать не считаются незаконными? Ну и ну, да вы, должно быть, чудесный человек!

— Это была жуть, так-растак. Ей-ей, мне надо было только повернуть дверную ручку спальни…

— Как невероятно! Мистер Христос, вы странным образом меня интересуете.

— Не забывайте, это произошло до того, как я узрел Свет, если вы понимаете, о чем я.

— Но ведь это случилось не так давно?

— Все дело в физическом сходстве, понимаете? Тот парень, русский…

— А сейчас я попрошу вас сделать нечто очень христианское…

Мун босиком вернулся к другой двери и выбрался на лестницу. Он прохромал к нижнему пролету и уселся там лицом к передней двери, наблюдая за тем, как на О'Хару и лошадей льет дождь. Довольно долго не происходило ровным счетом ничего, кроме дождя. Затем в дверь вошел Ролло, сжимая в зубах промокшую газету, словно умная псина. Он встряхнулся, словно псина, и прошлепал под лестницу. Мун не шелохнулся. Дождь все лил. Вскоре с шипением медленно подкатила машина и остановилась за двумя лошадьми. Большая черная машина с шофером. Мун разглядел человека на заднем сиденье, но никто не вышел. Машина трижды просигналила. Ролло поднялся, подошел к двери, выглянул под дождь, повернулся и опять забрался под лестницу.

Мун услышал, как наверху открылась дверь. По лестнице спустилась Лаура с красной кожаной сумочкой в руках. Она опять надела твидовое пальто.

— Привет, Боси. Что поделываешь?

— Ничего, — ответил Мун.

Они до странности застенчиво улыбнулись друг другу.

— Мои сокровища, семейные драгоценности, — похлопала по сумочке Лаура. Она встряхнула ее, и та громыхнула. Она ослепительно улыбнулась ему. — Я допила остатки.

— Прости за туфлю, — извинился Мун.

— А я их надела, видишь? Самый рыцарский подарок, что я когда-либо получала. А где твои туфли?

— Забыл наверху.

— А!.. — Она сжала губы, растянула их и посмотрела на него. — Мне пора, Боси. Это Мортимер мне сигналит. — Она спустилась на две ступеньки. — Надеюсь, ты закончишь свою книгу.

— Прощай, — сказал Мун. Он посмотрел, как она торопливо идет по лестнице и прихожей, и крикнул: — Надеюсь, у тебя будет ребенок!

Лаура обернулась, улыбнулась, вышла под дождь, наклонив голову, забралась на заднее сиденье машины и укатила. Мун прислушивался к гулу двигателя, пока тот не слился с шумом дождя.

Он поднялся по лестнице, цепляясь обеими руками за перила. Дверь в комнату Лауры стояла настежь. Полог на четырех столбиках был отдернут, посреди постели отупело сидел Воскресший Христос.

— Славное утречко, ваша честь, — находчиво изрек он, завидев Муна.

Мун взглянул на него и проковылял через комнату. Дверь в ванную была открыта, он вошел в нее. В обеих ваннах плескалась грязная вода с хлопьями пены. Наряды лорда Малквиста перекинуты через вешалку для полотенец. Одежда Джейн разбросана по полу. Он попытался открыть дверь в гардеробную, но она оказалась заперта, поэтому он опять прошел в комнату Лауры и попробовал вторую дверь, а затем постучал. Пауза.

— Кто там? — крикнула Джейн.

— Я, — ответил Мун.

— Чего тебе надо? — Ее голос его озадачил.

— Туфли. И пальто.

— Зачем?

— На улице дождь, — объяснил он. — Я хочу домой.

— Тебя сюда нельзя. Уходи!

Он постоял, прислушиваясь.

— Это диавол меня искушал, — сказал Воскресший Христос. — Ей-ей, меня все время искушают. Чистая правда, сэр.

Мун не обратил на него внимания. Он прохромал на лестницу.

— Мне нужны только массы! — прокричал Воскресший Христос. — Тогда я смогу начать!

Мун медленно спустился по лестнице. Когда он добрался до второго этажа, оба оценщика вышли из гостиной и кивнули ему, поднимаясь вверх по лестнице. Перила липли к рукам, и он понял, что порезы опять открылись. Когда он спустился вниз, пояс болтался вокруг ноги, увлажнившейся от крови. Он уселся на последнюю ступеньку и снова затянул его. На платке вокруг второй ноги проступили пятна: ноги беженца с поля боя.