Борис Виан - Осень в Пекине

— Я послал ее на остановку 975-го, почту отнести.

— Ладно, — сказал Анжель.

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

VI

Почему в таком случае эти инварианты не исследуются в рамках обычного тензорного анализа?

— Готово! — крикнул практикант.

— Пуск! — сказал Членоед.

Практикант энергично крутанул пропеллер из плотной древесины — мотор чихнул, затем злобно рыгнул. Пропеллер дернулся в обратную сторону. Практикант взвизгнул и схватился левой рукой за правую.

— Ну, вот! — сказал Членоед. — Я же вас предупреждал! Осторожнее надо было!

— Черт подери! — воскликнул практикант. — Черт подери, черт подери, черт подери, черт подери! Перепахало-то как!

— Покажите!

Практикант протянул руку. На указательном пальце ноготь стал совсем черным.

— Пустяки! — сказал Членоед. — Палец еще при вас. До следующего раза.

— Нет!

— Не нет, а да, — сказал Членоед. — Или вы возьметесь наконец за ум.

— Я и так всегда осторожничаю, — возразил практикант. — Только об этом и думаю, а этот чертов мотор меня все время бьет по рукам! Надоело, в конце концов!

— Если бы вы не совершили тогда тот безобразный проступок… — менторским тоном начал профессор.

— Ох! Черт! Опять этот стул…

— Ладно!

Членоед отошел назад, размахнулся и изо всех сил врезал практиканту в челюсть.

— Ох!.. — простонал практикант.

— Теперь-то вы руки не чувствуете?

— Грррр… — Практикант зарычал.

Казалось, он сейчас искусает профессора.

— Пуск! — скомандовал Членоед.

Практикант не шелохнулся, по щекам его покатились слезы.

— Нет уж! — закричал Членоед. — Хватит! Вы все время плачете! Сколько можно! У вас это просто вошло в привычку! Прекратите немедленно и запускайте мотор… Слезами вы уже никого не разжалобите!

— Как будто меня кто-то когда-то жалел!.. — обиделся практикант.

— Вот именно! Не понимаю, как у вас хватает наглости еще на что-то рассчитывать!

— Хватит вам… — сказал практикант. — Я давно уже ни на что не рассчитываю.

Он пошарил рукой в кармане и вынул оттуда отвратительного вида носовой платок. Членоед сгорал от нетерпения.

— Ну! И когда вы наконец соблаговолите?!

Практикант высморкался и засунул платок в карман. Потом в нерешительности подошел к движку и потянулся к пропеллеру.

— Ну же! — скомандовал Членоед.

Пропеллер сделал два оборота, мотор вдруг тихонько закашлялся и тут же заработал на полную мощность. Блестящие лопасти мгновенно растворились в сером кружении.

— Усильте сжатие, — сказал Членоед.

— Я могу обжечься! — запротестовал практикант.

— Ах!.. — воскликнул профессор в раздражении. — Какой же вы все-таки…

— Спасибо, — сказал практикант.

Он отрегулировал рычажок.

— Отключите мотор! — приказал Членоед.

Практикант перекрыл доступ бензина поворотом запорной иглы, и мотор заглох, неуверенно покачивая пропеллером.

— Ну, хорошо, — сказал профессор. — Испытаем его теперь в полевых условиях.

Практикант продолжал дуться.

— Прекратите! Взбодритесь, черт возьми! Мы тут никого не хороним! — сказал Членоед.

— Еще не хороним, — уточнил практикант. — Все впереди.

— Забирайте самолет и пошли, — сказал профессор.

— Он так у нас летать будет или мы его привяжем?

— Так, конечно. А то зачем бы мы в пустыню ехали? Тут же нет никого.

— Чего-чего, а одиночества я здесь не ощущаю.

— Хватит причитать! — сказал Членоед. — Здесь, между прочим, есть очень красивая девушка. Цвет кожи у нее, конечно, странный, но фигура безупречна.

— Неужели? — заинтересовался практикант.

Похоже, энтузиазма в нем поприбавилось.

— Честное слово, — сказал Членоед.

Практикант складывал отдельные детали самолета на стол: собирать они его будут в пустыне. Профессор с удовлетворением осмотрел комнату.

— А миленький у нас медпункт получился, — сказал он.

— Да, — согласился практикант. — Подходящее местечко для наших занятий. Ведь больных-то здесь нет. Скоро я забуду все, чему меня учили.

— Вот тогда вы уже не будете представлять опасности для общества, — заверил его Членоед.

— Я никакой опасности и так не представляю.

— Думаю, кое-кто из стульев с вами не согласится.

Лицо практиканта приобрело ярко-синий оттенок, а в висках запульсировала кровь.

— Послушайте, — взвился он, — если вы еще слово скажете об этом стуле, я…

— Что я? — съехидничал Членоед.

— Еще один прикончу…

— Да ради Бога, — сказал Членоед. — Действительно, мне-то что? Пойдемте.

И он вышел на лестничную площадку. Света, исходившего от его ярко-желтой рубашки, ему было достаточно, чтобы не поскользнуться на неровных ступеньках лестницы, ведущей с чердака на первый этаж. Что до практиканта, то он тут же шлепнулся на задницу, хотя для самолета это было даже скорее удачно. До лестничной площадки они с самолетом добрались почти одновременно с профессором.

— Что же вы так! — сказал последний. — Ногами, что, слабо спуститься?

Одной рукой практикант потирал зад, другой обхватил крылья и фюзеляж «Пинга-903».

Они спустились еще ниже и оказались на первом этаже. За стойкой Пиппо методично поглощал одну порцию «Турина» за другой.

— Привет! — сказал профессор.

— Здравствуйте, начальник, — откликнулся Пиппо.

— Как дела?

— Амаполис выселяет меня из моей собственной гостиницы.

— Не может быть!

— Он меня экстерроризирует. Словечко-то какое заглавнобуквенное! Без дураков.

— Экспроприирует?

— Он так и сказал. Гостиницу экстерроризируют.

— И что ж ты теперь будешь делать?

— Представления не имею. Пойду утоплюсь в унитазе, и кончено дело.

— Этот тип совсем спятил! — сказал Членоед.

Практикант начал терять терпение.

— Так мы идем запускать самолет или нет?

— Пойдешь с нами, Пиппо? — спросил Членоед.

— На фиг мне сдался этот сссвинский самолет!

— Тогда пока! — сказал Членоед.

— До свиданья, начальник. А самолет у вас классный.

Членоед вышел, за ним последовал практикант.

— А когда ее можно будет увидеть? — спросил последний.

— Кого?

— Ту красивую девушку.

— Как вы мне надоели! — сказал Членоед. — Ваше дело — запускать самолет.

— Черт! Поманили меня надеждой… А потом на тебе, как будто ничего и не говорил… — возмутился практикант. — Какой вы жестокий!

— А вы?

— Еще бы не ожесточиться! — сказал практикант. — Вот уже три недели, как мы здесь, а я еще ни разу — понимаете? — ни разу не прикасался к женщине!

— Вы в этом уверены? — удивился Членоед. — И даже с женами рабочих дела не имели? А чем вы занимаетесь по утрам в медпункте, пока я сплю?

— Я… — пробормотал практикант.

Членоед с недоумением уставился на него и вдруг расхохотался.

— Черт возьми! — сказал он. — Так, значит… Вы сами с собой!.. Нет, это слишком смешно!.. Значит, вы поэтому пребываете в таком дурном расположении духа!..

— Думаете, поэтому? — забеспокоился практикант.

— Безусловно. Это очень вредно для здоровья.

— Ох! — сказал практикант. — Вы-то сами, конечно, никогда этим не занимаетесь?

— Сам с собой — никогда, — сказал Членоед.

Практикант замолчал: они взбирались на высокую дюну, и на разговоры у него просто не хватало дыхания. Членоед расхохотался снова.

— В чем дело? — заверил практикант.

— Да нет! Я просто представил себе, какое у вас при этом бывает лицо.

Он так хохотал, что в конце концов свалился на песок. Крупные слезы потекли у него из глаз, голос прерывался, вместо слов он издавал лишь ликующие вопли. Практикант обиженно отвернулся, разложил на земле детали самолета и, встав на колени, начал неуклюже складывать их в единое целое. Членоед постепенно приходил в себя.

— Кстати говоря, вы ужасно выглядите.

— Разве? — Практиканта охватило чувство беспокойства.

— Честное слово. Знаете, не вы первый…

— Я полагал… — пробормотал практикант. Он уставился на крылья и кабину. — Так вы считаете, что и до меня были такие случаи?

— Разумеется.

— Я и сам в этом не сомневался, — сказал практикант. — Однако нет уверенности в том, что это происходило при сходных обстоятельствах… В пустыне из-за отсутствия женщин…

— Наверное… — произнес Членоед. — Возьмем, например, святого Симеона Столпника. Ведь это оно и есть! А этот столб, по-вашему, это что? Ведь святой всецело поглощен своим столбом. Подумайте! Это же очевидно! Ведь вы Фрейда изучали?