Гурам Дочанашвили - Тысяча мелких забот

На поворотах резкий свет спотыкался о далекие горы, потом снова стлался по дороге. Машина шла спокойно, как-то подчеркнуто безмятежно, не реа­гируя на собак, внезапно появившихся и облаявших ее, и на придорожные валуны, неожиданно возника­ющие в свете фар. Когда до машины осталось сов­сем немного и водитель мог уже заметить его, Санд­ро решил укрыться за деревом, но тут же разозлил­ся: почему, с какой стати! — и, чуть отступив к обочи­не, твердо уперся ногами в покрытую снегом зем­лю. А машина высветила его из мрака, уставив два полыхающих глаза, и медленно прокатилась мимо.

Сандро проводил ее взглядом и, когда опять нап­лыла темень, пошел назад к деревне, взбодренный грохотом машины. И, не давая страху снова овладеть им, старался увидеть себя как бы со стороны — такого неприметного, незначительного в огромной ночи.

В шесть утра Сандро разбудил Вануа. Долго встряхивал его, пока тот приоткрыл глаза. Ополосну­ли лица и молча поехали на станцию. Вануа маши­нально крутил баранку и молчал.

До рассвета оставалось всего ничего, но все вок­руг было скрыто сумеречной мглой. Откуда-то до­носился странный свист, ветер раскачивал деревья.

Потом повалил снег. Белые хлопья метались в по­лосе света и, подстегиваемые ветром, яростно кида­лись на стекло кабины — Сандро даже невольно жмурился. Неодолимо потянуло в эту снежную ку­терьму. Но едва он высунул голову, открыв дверцу, ветер хлестнул его и швырнул в лицо горсть снега. Снежинки приятно таяли на горячей щеке, и стало удивительно хорошо, будто не провел он подряд две бессонные ночи.

Повернулся спиной к ветру, и ноги сами пробежа­ли несколько шагов — с такой силой бил в спину ве­тер. Хотелось нестись вот так бесконечно, но ветер внезапно унялся, словно дух перевел, и Сандро вы­прямился; когда же налетел новый порыв ветра, Сандро откинулся назад, как бы прислоняясь к вет­ру, и удивленно глянул вверх — там тревожно завы­вали толстые провода, удерживаемые долговязыми столбами, ветер нещадно трепал и рвал их. Время от времени слышался тонкий посвист: казалось, кто-то хлещет длиннющим прутом... Было все еще тем­но.

Вануа, опустив голову на баранку, опять спал. Грузовик стоял у вокзала. Наконец подошел поезд, остановился, и по вагонам пробежала дрожь. Сандро увидел топографа: осторожно вытащив из вагона двухметровую рейку, он задержался на нижней сту­пеньке, оглядывая перрон.

— Сходи, чего стал!

Топографа подтолкнули сзади, и он, спрыгнув, воз­мущенно посмотрел на верзилу, спускавшегося за ним.

— Что с вами, неужели не можете...

— Давай проходи, братец, проходи, — ласково оборвал его верзила, но было ясно — это первые и последние его добрые слова.

— Что за народ... — пробурчал топограф.

— Я покажу тебе — народ! Кто это здесь на­род? — Верзила неожиданно развеселился.

— Слушай, — прервал их диалог Сандро, — оставь его, скажи лучше, где девушки, где они?

— Почем я знаю, где! — раздраженно ответил топограф. — Сам говорил, что они поедут в мяг­ком вагоне. — И поглядел вслед верзиле: — Ну и хам...

Сандро дважды пробежал вдоль состава, но де­вушек не было. Метнулся к задумчиво стоявшему проводнику, спросил, где мягкий вагон. Оказалось, в конце.

Сандро поднялся в вагон, заглянул в несколько ку­пе и окаменел: Марго смотрелась в зеркало, а Маквала спокойно причесывалась, распустив волосы.

— Выходите, тронется поезд! — крикнул Сандро. — Скорей, скорей!

— А, Сандро! Здравствуй, как ты? А мы так слад­ко спали!

— Скорей, отойдет! Где Тина?

Маквала хихикнула, игриво улыбаясь.

— В одном месте...

«Да они спятили, точно спятили!» — подумал Санд­ро и закричал:

— Идемте же, пошли скорей!

Они направились к выходу и столкнулись с Тиной. С полотенцем на шее она весело кивнула, и в этот самый миг поезд тронулся.

— Давайте прыгайте, пока медленно идет. Я по­могу! — громко закричал Сандро девушкам.

Маквала оперлась на плечо шедшего рядом с по­ездом топографа и вроде бы попыталась раза два соскочить, но поручня не выпускала, а так, разуме­ется, спрыгнуть не могла. Поезд уже набрал ско­рость, и Сандро в отчаянии рванул стоп-кран. Что-то зашипело, но лоезд не остановился и не замед­лил хода. Девушки успели всучить свои сумки то­пографу и, глядя на Маквалу, заливались смехом.

Топограф бежал по платформе, поражаясь непо­нятному веселью девушек, а когда убедился, что им уже не спрыгнуть, грустно и растерянно посмотрел на Сандро, словно говоря: «Что ты со мной дела­ешь?.. Бросил одного в незнакомом месте...»

Растерянно смотрел на него и Сандро. Поезд рез­ко увеличил скорость и оставил топографа далеко по­зади. Марго, Маквала и Тина были радостно возбуж­дены, подобного с ними еще не случалось, и история казалась им романтичной. А Сандро переживал: хоть бы сказал топографу, где их машина! Кто знает, со­образит ли сам? А вдруг возьмет и со злости уедет назад в Тбилиси?

— Ничего, на следующей остановке пересядете в электричку... — успокоил их проводник.

— Вот хорошо, вот хорошо! — Девушки, как дети, захлопали в ладоши, а Сандро нахмурился и мол­чал всю дорогу.

В электричке у Сандро еще больше испортилось настроение: в вагоне шумно переговаривались ка­кие-то мужчины, возвращавшиеся со свадьбы. Они бесцеремонно оглядывали вошедших, а один прямо-таки поедал глазами Маквалу. В правой руке этот тип держал палку с насаженной на нее поросячьей головой и подозрительно покачивался. Марго что-то зашептала Маквале, глядя на наглого типа. Тот спе­сиво расправил плечи и выставил поросячью голо­ву, словно удостоверение личности.

Марго и Маквала захихикали. Тина, разумеется, тоже...

— Извиняюсь, не скажете, который час? — спросил развязный тип у Сандро.

Сандро неприязненно оглядел его и холодно отве­тил:

— Скоро восемь.

— Не больше? Извините, девушки, и на ваших столько, а? — обратился он к Марго.

— Столько же!

Тогда он повернулся к Маквале.

— Вы, наверное, приезжие? Едемте ко мне, гостя­ми будете, передохнете, перекусите... А мы с ва­ми, — он обернулся к Сандро, — пропустим, как по­ложено.

— Спасибо, на хотим.

— Почему, друг, что мы — не грузины? Ежели друг другу уважения не окажем, выходит, всему ко­нец, какие мы...

— Отстань.

— Что?!

— Что слышал! Отвяжись, — разозлился Сандро и так глянул, что тип сразу замолчал.

Когда они наконец сошли на своей станции, у Сандро сердце упало — машины на месте не ока­залось. Не видно было и топографа. «Нашли ли они друг друга? Неужели за нами погнались?»

И вдруг почувствовал: дошел до точки, не может больше выдержать всего этого! И сник... Оставил оживленно болтавших девушек в зале ожидания и по­шел туда где утром стояла машина, — ждать, когда вернется Вануа.

Моросило. На короткое время небо посветлело, но скоро затянулось еще сильней, нависло мрачное, тя­желое, и от этого кругом потемнело. Возле Сандро топтались люди, терпеливо дожидаясь автобуса.

Нахлынуло все, что изводило, изматывало, раз­дражало и злило его все эти три дня, — вспомнил хождение к бухгалтеру за деньгами, неприятные раз­говоры с ним и топографом, неловкую встречу с Ни­ко и девушкой в троллейбусе, базарную толчею, об­манщика-завхоза, тяжелые сумки, мешки, погруз­ку вещей, нудную дорогу в тумане, дождь, снег, поиски дороги к селу, разгрузку машины под мокрым снегом в протекавших сапогах, угощение — крепле­ное вино и надоевшие тосты, беспечных девушек — Маквалу с распущенными волосами, Марго, которая пялилась в зеркало, когда надо было выходить на станции, бесполезный тормоз, беспомощного топог­рафа с рейкой, типа с поросячьей головой.

И ярость снова охватила Сандро. Под мелким, нуд­ным дождем он чувствовал себя таким бессильным... Закричать бы, заорать, дать выход скопившемуся раздражению — ничего не хотел он больше. Сандро вскинул голову и ощутил, что дождь усилился.

Ожидавшие автобуса стали укрываться под наве­сом ларька через дорогу. Сначала туда перебралась пожилая женщина, потом мужчина в папахе, за ним тощий тип в очках и маленькая девочка с огромной сумкой в руках, и в конце концов все, кроме одно­го мужчины, перешли туда.

Злой, раздраженный, Сандро остался стоять на ме­сте и чувствовал, как промокают у него ноги и мок­нет он сам. Но ему было все равно, намокнет он или нет; все стало безразличным... И все же он оглядел единственного человека, оставшегося под дождем. Это был мужчина лет пятидесяти, коренастый, широ­кокостный, наверное, ночной сторож, ожидавший ав­тобуса в свою деревню. Продрогший, злой после мерзкой, холодной ночи, он стоял в полной неподвиж­ности, и, видно, ему тоже было все равно, намокнет он или нет. Мрачно насупившись, мужчина враждеб­но оглядел людей, укрывшихся под навесом ларька, потом так же недружелюбно глянул на Сандро, оце­пеневшего на месте, но Сандро даже не моргнул. Человек повернулся к нему спиной, а Сандро неожи­данно почувствовал необъяснимое облегчение. Он за­думчиво смотрел человеку в спину, вспоминая его мокрое небритое лицо, запавшие глаза с темной си­невой вокруг, поджатые губы, обвисшие щеки, и вдруг озарило его — ведь он и сам выглядит так же! И едва понял это — расслабли мышцы, приятно расслабло все тело, и исчезла злость на всех и на все. Перед взором возникли глаза топографа, удивлен­ные, полные упрека, и Сандро улыбнулся. Потом вспомнился тип, гордо державший поросячью голо­ву, — тамада со свадьбы, — и Сандро усмехнулся. Он понимал, что люди с той стороны дороги наблюдают за ним, и подумал, как бы не сочли его сумасшед­шим — стоит и смеется... Сандро прошелся взад-вперед, пытаясь скрыть свое радужное настроение. Но тут обернулся сторож, хмуро уставился на него. Сандро пригляделся и сообразил, что человек не­правильно понял его веселую ухмылку, и широко улыбнулся ему, так широко, что улетучились послед­ние крупицы досады и тоски, а потом сделал не­сколько шагов и похлопал человека по плечу.