Лея Любомирская - Лучшее лето в её жизни

– Что с вами, мой мальчик?! – пугается дона Дулсе. – Вам плохо? У вас давление? Я сейчас принесу травку от давления! У меня есть отличные…

– Мне хорошо!!! – скрежещет Дуду, открывая глаза. – Мне не нужно травок! У меня аллергия на травки! И вообще я на работе! Пожалуйста, дона Дулсе, миленькая, покажите мне ваш электрический счетчик, я сниму показания и пойду!

Дона Дулсе сникает.

– Конечно, мой мальчик, – тихо говорит она, складывая пакетик и коробочку на полку. – Простите меня. Счетчик возле двери, слева.

Дуду поднимается на две ступеньки и быстро записывает показания счетчика в блокнот. Потом оглядывается. Крошечная дона Дулсе стоит у стеллажа, зябко кутаясь в свою огромную шаль с кистями. Зверек Пирусаш улегся у нее в ногах спиной к Дуду, Дуду виден только печально опущенный круглый хвост, похожий на облезлую меховую хризантему.

Дуду становится трудно дышать, как будто кто-то его слегка придушил – не до смерти, но чувствительно.

Он снова спускается вниз и совершенно неожиданно для себя обнимает маленькую старушку.

– Большое спасибо, дона Дулсе, – говорит он проникновенно. – Когда я простужусь, я обязательно приеду к вам за травками. Обещаю!

– И правильно сделаете, мой мальчик! – наставительно отвечает дона Дулсе и что-то сует Дуду в карман. – Дома попейте эти травки, хотя бы несколько дней. Вы сразу забудете о вашей аллергии!

Дуду хочет что-то сказать, но у него начинает чесаться в носу, и он чихает.

Зверек Пирусаш вскакивает и заливается звонким лаем.

Pastelaria «Fabrico próprio»

[10]

«Только кофе – и все, – думает Маргарида, идя по улице. – Кофе чашечку. И хватит».

Вчера вечером весы в ванной показали такое, что Маргарида час плакала, ночь не спала, а к утру приняла решение.

«Кофе – и все, – твердо думает она. – И даже без молока».

Желудок сжимается в комок и издает отчетливый стон.

«Ладно, с молоком, – смягчается Маргарида. – Но только одну чашку. И все».

Желудок что-то недовольно ворчит, но Маргарида больше не обращает на него внимания.

«Кофе – вполне себе завтрак, – думает она. – Особенно если с молоком».

Маргарида сворачивает в переулок и останавливается между маленькой сумрачной забегаловкой с надписью «Бар № 9» и огромной благоухающей кондитерской «Сладкий ангел».

«Только кофе – и все», – напоминает себе Маргарида, делая шаг к «номеру девять».

«Но в кондитерской кофе значительно лучше», – думает она, делая два шага к «Сладкому ангелу».

«Зато в баре нет никаких особенных соблазнов», – Маргарида решительно поворачивается к «Ангелу» спиной.

«Но чашки там – немытые. И кофе гадкий! И туалет! Грязный! И! Вонючий!!!» Маргарида представляет себе грязный и вонючий туалет и застывает на месте. Ее начинает мутить.

«Это меня от голода мутит, – думает Маргарида и почти бежит к кондитерской. – Сейчас выпью кофе, и все пройдет».

– Доброе утро, барышня Маргарида! – говорит кассирша на входе. – Что-то вы сегодня припозднились!

Маргарида неопределенно пожимает плечами и садится за столик. Она старается не смотреть на витрину с пирожными, но никак не может удержаться и бросает на витрину короткие жадные взгляды.

«Только кофе, – отчаянно думает Маргарида, – только ко… ой, сегодня у них наконец есть берлинские шарики…[11] только кофе, толькокофе… а что это, хотела бы я знать, за „Шоколадное наслаждение“? Нет, только кофе, толькокофе, только…»

– Доброе утро! – весело здоровается официант. – А мы боялись, что вы сегодня уже не появитесь! Вам как обычно?

– Да, – говорит Маргарида, вымученно улыбаясь. – То есть нет… то есть… – Она пытается сказать «толькокофе», но язык не слушается, и Маргарида с ужасом слышит собственные слова: – Мне кофе с молоком, кекс с цукатами и берлинский шарик. И этого… «шоколадного наслаждения» пару кусков – с собой.

Papelaria

[12]

Рано утром маленький грузовой фургончик с надписью на боку «Газетчик. Доставка печатной продукции» заезжает в переулок и останавливается под табличкой «Парковка запрещена». Алберту выбирается из кабины и деликатно – костяшками согнутых пальцев – стучит в дверь совсем крошечного магазинчика. Ему никто не отвечает, поэтому Алберту стучит посильнее, кулаком, и наконец от души пинает дверь тяжелым черным ботинком.

– Я здесь уже, здесь, – раздается сбоку хрипловатый голос. – Прекращай долбить, соседей разбудишь!

Алберту поворачивается и почти сталкивается с заспанной всклокоченной Терезой.

– Хорошааааа, – ехидно говорит Алберту, прищелкнув языком. – Так и будешь сегодня работать в пижаме?

Тереза непонимающе смотрит на Алберту, потом опускает глаза и охает: из-под элегантного черного пальто торчат ноги во фланелевых пижамных штанах в мишках.

– Вот черт, – стонет Тереза, одергивая пальто. – Я же помнила, что надо что-то еще надеть…

Алберту хмыкает.

– Что с тобой стряслось, пупсик?[13] – с любопытством спрашивает он. – Опоздала, не выспалась, забыла переодеться… Подцепила, что ли, кого?

Тереза дергает плечом и отворачивается.

– Не твое дело, – бурчит она. – Подружка с Мадейры приехала, вина домашнего привезла.

Алберту понимающе кивает.

– Домашнее вино – это дааааа… – Он приобнимает Терезу за плечи. – Не тоскуй, пупсик! Будет у тебя еще мужик – все подружки обзавидуются. А мы все обревнуемся.

Тереза сует руки в карман, сжимает кулаки и считает про себя до десяти. Досчитав, поворачивается к Алберту.

– Давай уже выгружать, – тихо говорит она. – Мне открываться через двадцать минут, а еще надо домой бежать переодеваться.

– Да? А я думал, ты так сегодня и будешь ходить. – Алберту распахивает металлические дверцы фургона. – Не совсем эротическое неглиже, но все же…

– Алберту… – нехорошим голосом говорит Тереза.

– Молчу, молчу! Вот эта пачка, эта, эта и эти две – твои. – Алберту достает из кармана сложенную вчетверо квитанцию. – Держи. Можешь не проверять, все как обычно.

Тереза кивает, вытаскивает из фургона две газетные пачки и несет их к магазинчику. До него всего пять шагов, и Тереза старается идти легко и красиво, как будто тяжеленные пачки не оттягивают ей руки, а нейлоновые веревки, которыми они перевязаны, не врезаются в ладони. Если Алберту смотрит ей вслед, то пусть видит, что… Не доходя до магазинчика, Тереза не выдерживает и оборачивается. Алберту прислонился к фургону и уткнулся в какую-то тоненькую брошюру.

Тереза тяжело вздыхает, кладет пачки на землю и достает из карманы ключи. Не смотрит – и черт с ним.

– Эй. – Тереза как будто случайно касается руки Алберту.

Алберту, погруженный в свою брошюру, автоматически отдергивает руку.

Тереза закусывает губу.

– Я все выгрузила и подписала. На. – Она протягивает Алберту его часть квитанции.

Алберту кивает и поднимает палец: не мешай!

– У тебя очень сухая кожа на руках, – говорит Тереза внезапно. – Ужасно сухая. Как наждак.

– Ага. – Алберту поднимает на Терезу затуманенный взгляд. – Слушай, пупсик, сколько будет восемь плюс девять плюс два?

– Девятнадцать, – отвечает Тереза. – А что?

– Отличная штука. Числовые головоломки. – Алберту показывает Терезе свою брошюру. – Вот это – какуро, а еще есть судоку. Я прямо подсел, уже пятую книжку добиваю! – Алберту чешет руку с брошюрой об штаны. – И правда, кожа ужасно сухая, – недоуменно говорит он и тут же снова утыкается в головоломку. – Ладно, фиг с ней. Сейчас последний вопрос, и я поехал. Пять плюс восемь и вычесть это из двадцати четырех?

– Одиннадцать, – говорит Тереза. – Погоди минутку, ладно? Я сейчас!

Она бежит к магазину и хотя возвращается почти сразу, Алберту уже сидит за рулем фургончика.

Тереза подбегает к кабине, свинчивая крышечку с синего тюбика.

– Смотри, какой я вчера купила крем, – тяжело дыша, говорит она. – Давай сюда руки!

– Извини, пупсик. – Алберту поворачивает ключ, и фургончик начинает фырчать и подрагивать. – Опаздываю! Давай завтра, ладно? Я тебе головоломок привезу, у меня их еще штук двадцать дома лежит.

Тереза молча кивает.

Фургончик с надписью «Газетчик. Доставка печатной продукции» задом выезжает из переулка. Тереза смотрит ему вслед.

Крем из незакрытого тюбика длинными белыми колбасками падает на полу черного элегантного пальто и на фланелевые пижамные штаны в мишках.

Farmácia

[14]

Изилда бежит по узким улочкам, держа на весу правую руку, замотанную в красный шелковый шарф.

«Я не умру. Я не умру, – думает Изилда в такт собственному бегу. – Я не умру, не умру, янеумру».

Изилда не оглядывается – бережет дыхание. Но она уверена, что за ней тянется кровавый след.

Утром Жоау Манел собрал чемодан и сказал, что уходит.