Евгений Богданов - Високосный год: Повести

Лиза взяла с полки томик, раскрыла на той странице, куда мать вложила закладку из пожелтевшей полоски бумаги, и стала негромко читать:

Ребенок сказал: «Что такое трава?» — и принес мне полные горсти травы.Что мог я ответить ребенку? Я знаю не больше его, что такое трава.Может быть, это флаг моих чувств, сотканный из зеленой материи цвета надежды?..

Лиза дочитала стихотворение до конца, Степан Артемьевич спросил:

— Чьи это стихи?

— Уолта Уитмена.

— Не читал. Слышал о поэте, но читать не доводилось.

— Возьмем книгу с собой. Дома прочтешь, — Лиза отложила томик в сторону. — Книги, как люди, живут дружно, рядом. Для меня они — как живые…

Она подошла к столу, села и задумалась. На стене перед ней висел отрывной календарь, на нем было число — 5 июля, день смерти матери. Предыдущий листок Анна Павловна сорвала накануне, а утром пятого уже встать не могла, и Лиза вызвала «скорую».

Она сорвала листок, чтобы его сохранить, и принялась осматривать ящики письменного стола. Их было три. В нижнем хранились писчая бумага, тетради, флаконы с чернилами, в среднем — папки с учебными планами, конспектами уроков, и еще какие-то деловые бумаги. В верхнем — старенький картонный бювар с документами, метриками, облигациями займов, ордером на квартиру, сберкнижкой и лотерейными билетами. Лиза аккуратно сложила все обратно в бювар. Выдвинув ящик побольше, она увидела конверт. На нем было написано: «Моей дочери Елизавете Михайловне Вешняковой». Лиза стала читать письмо.

Мать высказывала тревогу: у нее в последнее время появились нехорошие предчувствия, как перед серьезной болезнью или несчастьем. Поэтому она решила оставить «на всякий случай» эту записку, если вдруг что-нибудь с нею случится. Она сообщала, что, кроме дочери, наследников у нее нет, поэтому Лиза может распоряжаться имуществом и вкладом на сберегательной книжке по своему усмотрению. Дальше она писала следующее:

«Теперь об отце. Его имя — Михаил Борисович Романенко. — Четкий, каллиграфический почерк Анны Павловны стал неровным, торопливым. — Он — военный моряк, лейтенант. Я познакомилась с ним в интерклубе, и случилось так, что он ночевал у меня. А через два дня уехал, оставив свой адрес. Но я ни разу не написала ему и даже на его письма не ответила и не сообщила о твоем рождении, хотя знала, что он неженат. Он, конечно, не знал, что у меня от него ребенок, а я не хотела ему навязываться…

Видимо, я сделала ошибку. Прости меня, Лиза. Я была тогда молода, неопытна, быть может, даже и легкомысленна. Возможно, когда-нибудь он появится, так можешь показать ему это письмо. Впрочем, решай сама, как поступить.

О случившемся я не сожалею — ведь у меня есть любимая, славная доченька. Жила я только для тебя, Лиза, и ради тебя…»

— Что ты там притихла? Что читаешь? — спросил муж. Лиза, волнуясь, свернула письмо, спрятала его на прежнее место.

— Да так… Мамино старое письмо. Наверное, от подруги, — ответила она.

Степан Артемьевич, не заметив ее волнения, продолжал просматривать журнал, а Лиза стала машинально переставлять на полке книги. Она решила ничего не говорить мужу, ни об этом письме, ни об отце: «Зачем ему знать?»

Степан Артемьевич положил журнал и, встав с дивана, пошел на кухню поставить чайник.

— Попьем чайку, поужинаем, — сказал он Лизе.

Весь вечер она была молчалива, грустна, и Степан Артемьевич, понимая ее состояние, тоже молчал и был ласков и предупредителен.

Утром, когда они стали собираться в путь, кто-то позвонил в квартиру. Степан Артемьевич пошел открывать и увидел на лестничной площадке пожилого военного моряка в звании капитана второго ранга. В руках моряк держал шинель и дорожный портфель.

«Должно быть, позвонил по ошибке», — подумал Степан Артемьевич, вопросительно глянув на гостя. А тот сказал:

— Прошу прощения. Это квартира Анны Павловны Вешняковой?

— Да, — ответил Лисицын.

— Она дома?

— Нет. Видите ли… Анна Павловна недавно… скончалась

— Что вы говорите?! — растерянно отозвался гость. — Жаль. Очень жаль. Простите, я не знал. — Он постоял, медленно повернулся к лестнице и хотел уходить, но Степан Артемьевич поспешно сказал:

— Вам, наверное, хотелось узнать что-нибудь подробнее? Здесь есть дочь Анны Павловны. Зайдите в квартиру.

— Спасибо, — ответил моряк.

В квартиру он входил нерешительно и осторожно, словно опасаясь что-нибудь нечаянно задеть и уронить. Лиза, стоявшая посреди комнаты, посмотрела на гостя удивленно. Моряк, смутившись, представился:

— Романенко Михаил Борисович…

Лиза почувствовала, что теряет опору, медленно отступила назад к столу, нащупала его за спиной и оперлась руками о столешницу.

— Лисицын, — сказал Степан Артемьевич, пожав руку гостя. — А это дочь Анны Павловны, моя жена Елизавета.

Лиза молчала, сильно побледнев, Степан Артемьевич несколько суетливо подвинул гостю стул:

— Садитесь, пожалуйста.

«Как он узнал о смерти мамы? — металось в голове Лизы. — И вообще, почему он здесь?»

Романенко сел, положил фуражку на колени и объяснил свое появление:

— Видите ли… Я прежде был довольно близко знаком с Анной Павловной. Правда, давно… Лет двадцать пять тому назад. Я приезжал сюда по делам службы, и мы познакомились. И пробыли вместе три дня. А потом мне надо было уезжать в Ленинград.

— Вы с ней не переписывались? — наконец спросила Лиза глуховатым, не своим голосом.

— Я ей оставил свой адрес, написал два письма, она не ответила. Я жалел, что так оборвалось знакомство. Потом Дальний Восток, семья. Жизнь завертела, заботы, годы ушли… И вот, приехав в командировку, решил ее отыскать, повидаться… И вот беда… Старый ее дом теперь снесен, этот адрес я узнал через бюро справок.

«Показать ему письмо? — думала Лиза. — А зачем? Нет, не надо». Она посмотрела на мужа, который стоял в выжидательной позе. Лиза выпрямилась, отошла от стола, став возле окна, лицом к Романенко и мужу. «Пусть все остается по-старому. Бог с ним… Зачем мне теперь отец, который не знает, не догадывается о существовании дочери? Зачем это позднее обретение?.. Но ведь он не виноват. Но и я не виновата в том, что мы не знаем друг друга. У него своя жизнь, у меня — своя…»

— Ну, мне пора в аэропорт, — сказал Романенко. — Поверьте, я вам искренне соболезную. Аня была славная девушка — ведь я помню ее совсем-совсем молоденькой… Виноват, что не навестил ее раньше. Причиной было то, что вскоре после нашей встречи меня перевели служить на Тихий океан и я провел во Владивостоке восемь лет. Там я женился, и, как вы понимаете, все стало забываться… Извините. Прощайте.

Он взял шинель и портфель, кивнул и направился к двери. Там обернулся, поглядел на Лизу, кажется, хотел о чем-то ее спросить, но не спросил и вышел. Степан Артемьевич молча закрыл за ним дверь.

— Это он? — спросил Степан Артемьевич. — Отец?

Лиза молча кивнула.

— Я его никогда не видела. Но фамилия, имя, отчество — все верно…

— Ничего себе встреча… — удивленно протянул Степан Артемьевич.

— Чистая случайность. У него черный цвет форменной одежды… А зеленого цвета надежды нет…

— Что ты сказала?

— Уитмен. Зеленый цвет надежды… Его не было… И пусть.

Степан Артемьевич стоял посреди комнаты все еще в растерянности. Лицо его было суровым.

— Он разве ничего не знал о тебе? А ты решила не признаваться?

Лиза кивнула. Степану Артемьевичу стало невыносимо жаль жену. Он подошел к ней, мягко положил руки на ее плечи.

— Я думаю, ты поступила правильно.

Лиза молча и неподвижно глядела перед собой в одну точку.

— Зачем ему знать? Я выросла без него. Пусть все останется по-старому.

— Но он может догадаться и вернуться, — предположил муж

— Нет, нет! — Лиза порывисто встала. — Давай поедем поскорее. Ради бога, поскорее…

Они быстро собрались, заперли квартиру и отправились на пристань.

Глава шестая

Возвращаясь из поездок в Чеканово или в областной центр, Степан Артемьевич больше всего опасался, как бы в его отсутствие не случилось что-либо плохое. Так называемые «чепе» выбивали его, словно неопытного кавалериста, из седла и заставляли сомневаться в способностях подчиненных отводить беды. Под чрезвычайными происшествиями подразумевались всякие случайности. К примеру — вздутие животов у телят, объевшихся по недосмотру пастуха на клеверном поле, поломка в самое горячее время какой-либо машины, забубённая пьянка кого-нибудь из золотых рук, слывущего незаменимым не в силу своей исключительной мастеровитости, а просто из-за недостатка рабочей силы.

На этот раз, кажется, обошлось без происшествий. Степан Артемьевич спокойно сидел в кабинете и размышлял, и вдруг пришла Яшина. Она, как злой гений, частенько приносила плохие вести. Лисицын, поглядев на нее, сразу насторожился. Яшина с похоронным видом положила перед ним акт.