Чарльз Мартин - Когда поют сверчки

Ознакомительный фрагмент

– Дела идут, – отозвался Чарли. – Думаю, через пару дней мы закончим. Если, конечно… – Он ткнул в мою сторону пальцем. – Если, конечно, наш Капитан Америка[41] не будет отвлекаться на посторонние дела.

Дэвис перевернул очередную котлету и посмотрел на меня.

– Я слышал, на днях какой-то супергерой спас в городе девочку. Кто-то даже утверждает, что видел, как в кустах мелькнул его полосатый щит[42].

Флюгер в виде голой женщины на коньке крыши, неоновые надписи «Игрушки для взрослых» и «Мы обнажаем все» в окне, а также манипуляции Дэвиса с пивом могли бы навести кое-кого на мысль, будто хозяин бара намеренно вводит клиентов в заблуждение – показывает одно, а подсовывает другое. Лжет, если называть вещи своими именами. В баре и впрямь никто не ходит голышом и никто не обнажается (если не считать Чарли, который в охотку исполняет «танец живота» в дни, когда к микрофону допускаются все желающие), а единственными «игрушками для взрослых» являются стол для пула в углу и несколько досок для дартс. Правда, как я уже говорил, вероятность того, что, заказывая «Будвайзер», вы получите слегка разбавленный «Будвайзер», здесь довольно высока, но это лишь в случае, если вы уже основательно набрались.

Если вы напрямую спросите у Дэвиса, так ли это, он, скорее всего, не станет ничего отрицать. Дело, однако, в том, что он изначально ориентирован на свою, так сказать, целевую аудиторию, то есть на своих постоянных клиентов. И Дэвис отлично знает, что им нужно и что им нравится. Нет, я вовсе не собираюсь утверждать, что он прав или, наоборот, не прав; больше того, я никогда не считал, будто цель оправдывает средства. И все же я не могу не признать, что Дэвис делает все, чтобы посетители «Колодца» чувствовали себя как дома. Он вкладывает в свою работу душу и – если судить по тому, сколько человек посещает его заведение, – сумел добиться впечатляющих результатов. Лично я ни секунды не сомневаюсь, что Дэвис при желании сможет отчитаться за каждый свой поступок и не будет при этом испытывать ни неловкости, ни стыда. Уж такой он человек, наш бармен.

Если бы в годы Второй мировой войны Дэвис жил в Германии, он, несомненно, стал бы одним из тех, кто преспокойно объяснял ворвавшимся в дом эсэсовцам, что в доме нет никаких евреев – и это при том, что в его подвале скрывалось бы пять-семь семейств, чьи далекие предки когда-то носили имена Анания, Азария и Мисаил.

Итак, Дэвису неинтересны люди, которых не привлекают обнаженные женщины и холодное пиво и которые способны равнодушно отнестись к перспективе получить то и другое. Именно поэтому в качестве целевой аудитории он выбрал тех, кто полагает, будто не может нормально жить без этих двух вещей.

Дэвис поставил перед сидевшим рядом со мной парнем еще один бокал пива, вручил ему свежую салфетку и снова отступил к плите, где на решетке поджаривались, истекая жиром, еще с полдюжины котлет. Парень благодарно улыбнулся Дэвису, слегка покосился на меня и стал читать напечатанную на салфетке цитату.

Я достал зубочистку и сунул ее в рот. Три широкоэкранных телевизора позади барной стойки показывали два бейсбольных матча (разных) и поединок боксеров-средневесов. Как только Дэвис повернулся к нам спиной, парень наклонился ко мне и с чувством выругался.

– Слушай, приятель, это бар или что?.. – спросил он с вызовом. – По-моему, этот мужик за стойкой – просто чокнутый. Он вещает точно проповедник, да и салфетки у него сплошь с цитатами из Библии, не говоря обо всей этой религиозной галиматье на стенах!

Этого парня я видел впервые. Я не знал о нем ничего, однако на меня он производил впечатление человека, который отчаянно пытается реабилитироваться (в первую очередь – в собственных глазах) за совершенные ранее промахи и ошибки.

Кивнув, я украдкой показал на Дэвиса и прошептал:

– Наш Монах просто делает свою работу, как он ее понимает, но пусть тебя это не колышет. Ты уже пробовал чизбургер?

Парень мотнул головой.

– Нет еще.

– Так попробуй. Ради одного этого стоит вытерпеть любые словесные оскорбления нашего хозяина.

– Я все слышу, – отозвался Дэвис, не оборачиваясь.

Парень улыбнулся.

– В таком случае мне то же, что и ему.

Дэвис в очередной раз наклонил голову, уклоняясь от дыма.

– Три «Транспланта» сейчас будут готовы.

В ожидании заказа мы с Чарли развернулись на стульях, чтобы занять незнакомца разговором. Парень оказался почти мальчишкой – шестнадцатилетним подростком по имени Термидус Кейн.

– Но, – шепотом добавил он, – все зовут меня просто Термитом.

Выглядел он, впрочем, на двадцать пять, как и было написано в его поддельном удостоверении личности: подбородок покрывала густая щетина, на костяшках пальцев белели шрамы. Выдавали его глаза, по которым наблюдательный человек – такой, как Дэвис, – мог с легкостью определить его настоящий возраст. Термидус утверждал, что только что приехал в наш город (по его словам, он был вынужден скрываться от мужа одной женщины с озера Ланьер) и ищет работу. Нос у него был длинный, острый и кривой, как горный серпантин. Когда-то он явно был сломан, но зажил неправильно: основание уехало вправо почти на дюйм, отчего нос Термита спускался от переносицы к подбородку наподобие буквы S. Весил парень едва ли 125 фунтов – даже после трех бокалов пива. И у него была привычка, возможно, приобретенная сравнительно недавно, постоянно оглядываться через плечо.

– Ешь, Термит. – Дэвис поставил перед ним тарелку.

Парень набросился на еду как человек, который постился минимум трое суток. Я обратил внимание на его руки – мозолистые, покрытые пятнами въевшегося в кожу машинного масла. Размер и сила этих ручищ резко контрастировали с его тщедушным телом, и я, проглотив кусок, спросил:

– Ну а чем ты занимаешься, когда не пьешь пиво, не ешь чизбургеры и не бегаешь от чужих мужей?

Термит нервно оглянулся, но никого не увидел и, отправив в рот еще один огромный кусок, проговорил невнятно:

– Двигателями.

– Двигателями? – переспросил я. – Ты их проектируешь, чинишь или?..

– Могу и проектировать. – Он небрежно пожал плечами.

– А в морских движках разбираешься? – заинтересовался Чарли.

Термит поглядел на нас снисходительно, но и с вызовом.

– Я разбираюсь в любых двигателях, – сказал он. – Неважно, для чего они. Просто в последнее время я вроде как специализируюсь на мотоциклах, гидроциклах и глиссерах, потому что мне нравятся аппараты, которые способны мчаться как ветер. – Он взмахнул вилкой, выдавил на чизбургер дополнительную порцию горчицы и добавил: – Но по большому счету это неважно. Я все могу.

Я показал рукой в южном направлении – туда, где проходило шоссе Чарли-Маунтин.

– Если ты действительно в этом разбираешься, тебе стоит попытать счастья на Якорной пристани. Тамошним парням всегда нужны хорошие механики, а платят они очень прилично. В сезон на озере полно богатеньких детишек, которые гоняют на дорогущих гидроциклах и антикварных катерах.

Термит кивнул. Он не поднял головы и не посмотрел на меня, но я был уверен, что этот кусочек информации парень запомнил. Термит явно не считал нужным доказывать, что он хорошо разбирается в двигателях, а это означало, что он, скорее всего, не врет. Похоже, его комплекс неполноценности, если таковой имелся, был никак не связан с ремонтом моторов.

В течение каких-нибудь десяти минут Термит расправился с «Трансплантом», на что у меня ушло бы три четверти часа, да и то если бы я торопился. Очистив тарелку, он, как заправский пьянчужка, постучал вилкой по пивному бокалу.

Дэвис, ни слова не говоря, подал ему шестой бокал «пива», и Термит выпил его с самоуверенностью трудного подростка, которого следует как можно скорее наставить на путь истинный, пока он не оказался в тюремной камере с соседом по прозвищу Батч – громилой, который лежа жмет пятьсот фунтов и тешится тем, что называет всех, кто слабее его, женскими именами.

Допив пиво, Термит достал из кармана рубашки сигарету, подвесил ее к нижней губе на манер Джеймса Дина и прикурил от серебряной зажигалки «Зиппо», которую потушил затем о бедро показным, заранее отточенным жестом.

За последние четыре года Дэвис задал мне достаточно наводящих вопросов, чтобы понять – у меня есть тайна, о которой не знает никто, кроме Чарли. Бармен «подкапывался» под меня довольно усердно, но, убедившись, что я не собираюсь делиться с ним своим секретом, был столь любезен, что почти оставил меня в покое. Почти – ибо при случае Дэвис не упускал шанса меня подколоть.