Маркус Зузак - Я — посланник

Закрываю глаза и наслаждаюсь ее телом.

Дотрагиваюсь до обнаженной кожи.

Водолазка лежит на полу.

Сброшенный жилет — рядом, на кровати.

Сапоги распластались, скрестив длинные голенища.

Я двигаюсь в ней.

— О-о-о, — постанывает Элис, — Эд, о Эд…

Я растворяюсь в ее дыхании.

— О-о-о, Эд…

— Красный! — орет мне пассажир с заднего сиденья.

Я резко даю по тормозам.

— Да что с тобой такое, черт побери?!

— Извините…

Я делаю глубокий вдох.

Ффу-у-ух… А хорошо позабыть — хотя бы на время — о бубновом тузе. И об Одри. Однако вот она, реальность, добро пожаловать обратно. Голос пассажира возвращает меня к болезненным воспоминаниям.

— Дружище, а теперь зеленый.

— Спасибо.

Ну что ж, поехали дальше…

6

Камни

Вот я и дома, въезжаю обратно в пригород. Солнце уже показалось над краем горизонта. Дороги пусты. Оставив машину на стоянке «Свободного такси», как всегда, плетусь в свою хибарку.

Швейцар радуется моему приходу.

Мы пьем кофе — а как же без него. Я вынимаю карту из ящика комода. И смотрю на нее внимательно: а вдруг зазевается и что-то такое в ней промелькнет — нечто, проливающее свет на хранимую тузом треф тайну.

Эта ночная смена почему-то придала мне решимости. Неважно, сколько я заработал и как себя чувствую. Принято твердое решение — все, хватит увиливать, надо браться за дело. Сорвать с лица и выкинуть дурацкое, вечно жалующееся и бормочущее оправдания ротовое отверстие. И приступать к работе. Я зажал себя в угол гостиной, которую постепенно наполняет дневной свет.

«Эд, не вини окружающий мир в своих бедах. Прими его таким, какой он есть», — говорю я себе.

После этого я выхожу на крыльцо и оглядываю доступную моему зрению часть обитаемого мира. И надо же, он мне симпатичен! Впервые я готов принять его! В конце концов, пережил ведь я предыдущие задания. Вот, стою на пороге, здоровый и невредимый. Нет, конечно, крыльцо — убогое, и дом — развалина, и кто я такой, чтобы утверждать: «Моя деятельность изменила этот мир»? Но истина в том, что мир изменил меня. Бог свидетель — я сделал все, что мог. Вот, Швейцар, к примеру, сидит и смотрит на меня, ожидая команды, — ну или просто симулирует преданность и внимание. Во всяком случае, на морде у него написано, что он без меня не может и готов слушаться и все такое. А я смотрю на него и говорю: «Время пришло».

В конце концов, разве многим выпадает подобный шанс?

А из этих немногих сколько человек решают этим шансом воспользоваться?

Я сажусь на корточки и кладу руку на плечо Швейцару (наверное, у собаки плеч как таковых нет, но на что-то же я руку положил?). А потом мы встаем и идем. Вперед, на поиски камней дома.

Но, не дойдя и до середины улицы, останавливаемся.

Потому что есть одна маленькая проблема.

Мы совершенно не знаем, где эти камни искать.

Неделя пролетает быстро, дни до отказа заполнены игрой в карты, работой и прогулками со Швейцаром. С Марвом, опять же, нужно было погонять мяч в четверг вечером, а потом наблюдать, как после тренировки он напивается у себя дома.

— До игры всего ничего — месяц, — выговаривает он, потягивая пиво, которое стащил у отца.

Марв никогда не покупает выпивку на свои деньги. Никогда.

Да, мой друг до сих пор живет с родителями. И надо сказать, что внутри дом выглядит очень прилично. Деревянные полы. Чистые окна. Естественно, всю эту красоту поддерживают мама и Марисса. Сам-то Марв — да и его папаша — пальцем о палец не ударят. Да уж, друг мой — настоящий ленивый засранец, задницу от дивана не оторвет. Марв вносит в семейный бюджет небольшую сумму, типа на еду, а остальное кладет на счет в банке. Иногда я даже удивляюсь, на что ему такая прорва денег. Марв недавно обмолвился, что в банке уже под тридцать тысяч лежит.

— Эд, а ты на какой позиции хочешь играть?

— Да мне все равно, вообще-то.

— А я бы хотел центральным полузащитником. Но ведь опять на край поставят, как пить дать. Тебя, кстати, полузащитником определят без вопросов. Хоть ты и заморыш.

— Огромное спасибо за комплимент.

— А что, не так, что ли? — (Да уж, тут Марв меня уел.) — Но ты, если выкладываешься, ничего так играешь, — снисходительно бросает он.

Тут я должен ответить любезностью на любезность и сказать, что Марв вообще игрок хоть куда. Но я молчу.

— Эд?

А я все молчу.

И думаю о трефовом тузе и камнях дома моего. Что это? И где?

— Э-эд?.. — хлопает Марв в ладоши перед моим носом. — Очнись!

На краткий миг меня искушает желание спросить друга про камни дома. Мало ли, может, он о таких слышал. Но я пересиливаю себя. Марву не понять. Да и весь прошлый опыт доказывает: посланник всегда одинок. Никто не может ему помочь.

— А? Да все в порядке, Марв, — отвечаю я. — Просто задумался.

— Думать — дело опасное, — предупреждает он. — Никогда не знаешь, куда заведет. Лучше не думать вообще.

«Это точно», — соглашаюсь я в ответ.

Жаль, что у меня так не выходит. А что? Живешь себе припеваючи, и плевать на всех. И ведь такие люди счастливы, хотя их радость убогая и недоделанная. Прямо как у нашего друга Ричи: тебе все пофиг, и всем пофиг на тебя.

— Ты за меня, Марв, не волнуйся, — отрезаю я. — Как-нибудь справлюсь, не маленький.

А друга моего явно пробило на разговоры. Ибо он тут же задает вопрос:

— Слушай, а ты помнишь, я с девушкой встречался?

— Сьюзен, что ли?

Марв выговаривает — словно выписывает — ее полное имя:

— Сьюзен Бойд. — И тут же пожимает плечами: — Они же съехали. И Сьюзен мне вообще ничего не сказала. Не предупредила даже. Три года назад пропала. С концами… Я все думал об этом, думал. Чуть с ума не сошел.

Тут Марв говорит, словно мои мысли подслушал:

— Ричи бы вообще не морочился. Обозвал бы девку шлюхой, выпил пива и пошел, как всегда, к букмекеру. — Марв грустно улыбается и смотрит в пол. — И типа все дела.

Мне хочется поговорить с ним. Ну, про все. Расспросить о девушке. Любил ли он ее. Скучает ли по ней до сих пор.

Но мой язык остается за зубами. Я молчу. Насколько хорошо мы позволяем друг другу узнать себя?

Молчание затягивается, и я наконец беру на себя смелость его нарушить. Ломаю тишину — с хрустом, как ломают хлеб и раздают нуждающимся. Вот так и я выдаю другу вопрос.

— Марв? — спрашиваю.

— Что? — впивается он в меня глазами.

— Как ты поступишь, если тебе, вот прямо сейчас, нужно оказаться в одном месте, а ты не знаешь, где это находится?

Марв надолго задумывается. Похоже, он все еще размышлял о девушке, когда я огорошил его своим вопросом.

— Ну… типа как если бы нужно было попасть на «Ежегодный беспредел»? — выдает Марв.

Что ж, сделаем скидку на возможности воображения моего друга.

— Ну, типа того.

— Хм… — Марв задумывается не на шутку и долго трет белесую щетину загрубевшей ладонью. Сразу видно, футбол для него крайне важен. — Я бы мозги вывихнул, представляя себе, как проходит матч без меня. И зная, что не могу ничего изменить. Потому что меня-то там нет!

— Короче, ты бы чувствовал разочарование.

— О! Точно.

Я перелопатил все городские планы. Перерыл старые, принадлежавшие еще отцу книги. Перечитал всякие местные истории. И ничего не нашел. Ни одной подсказки, где могли бы находиться пресловутые камни дома моего.

Дни и ночи распадаются. Ржавчина разъедает сутки по швам между тьмой и светом. Каждая минута стучит в голову напоминанием: что-то происходит. То неведомое, что я должен изменить или поправить. Или вообще остановить.

Мы продолжаем играть в карты.

Я ходил на Эдгар-стрит — все по-прежнему. Мужик так и не вернулся. Похоже, он навсегда забыл дорогу.

Мать с дочерью выглядят счастливыми. Во всяком случае, когда попадаются мне на глаза. Ну и слава богу.

Однажды вечером я прихожу к Милле — почитать.

Она в восторге, и, должен вам сказать, я не против снова побыть Джимми. Мы пьем чай, и на прощание я целую Миллу в морщинистую щеку.

В субботу иду на стадион — посмотреть, как там Софи. Она снова приходит второй, но, верная своему обычаю, бежит босиком. Софи замечает меня в толпе зрителей и кивает. Просто кивает — ей не до слов, она бежит, причем последний круг. Я стою за оградой, напротив финишной прямой — там-то она меня и замечает. Софи узнает меня, я узнаю ее — что ж, этого достаточно.

«Я скучаю по тебе, Эд», — сказала она тогда вечером в парке. А сегодня она бежит мимо, я смотрю на ее лицо, и на нем написано: «Я рада, что ты пришел».

Я тоже рад. Но как только забег кончается, я ухожу.

Это случается ночью, во время работы.

Я нахожу камни моего дома.

Точнее, все происходит строго наоборот.