Алексей Слаповский - Победительница

Но вечером все-таки пришел Морзе. Я сказала, что хочу отдохнуть.

– Вот и отдохнем вместе.

– Я люблю отдыхать одна.

– Не бойся, я не буду к тебе приставать. Будем работать.

Морзе не шутил, он разложил листы с графиками и какими-то пометками.

Сказал:

– Жаль, ты мне раньше не попалась. Не на тебя ставил сначала, если честно. Мы бы сразу кое-что исправили.

– То есть?

– Ну, имя, фамилию. Дина Лаврова – как-то тривиально. Диана Лавреневская тебе больше бы подошло. Такой аристократизм. У тебя и лицо аристократическое. Получается гармония. Знаешь Настю Снежную?

– Певица?

– Да. Девушка белая, пушистая – и фамилия белая, пушистая. Сейчас на ангелов вообще спрос, так что у тебя тоже хорошие шансы. А на самом деле она Наташа Кулькова. Снежная – Кулькова. Понимаешь разницу?

– Тоже мне, бином Ньютона, – ответила я.

– Ага, ага, – подхватил Морзе. – Немного высокомерия – это тоже хорошо.

– Никакого высокомерия, просто пошутила. Да и не моя шутка.

– Это неважно. Так и шути.

– А вы тоже не Павлик Морзе?

– Нет, конечно. То есть Павел – да. Но – Мурзяев. Вообще-то любую фамилию можно засветить и сделать знаменитой. Петров, например. Тысячи Петровых. А – пианист Николай Петров, и сразу всё ясно. Для образованной публики, конечно. Но мы имеем дело с публикой широкой. Поэтому – Морзе. Вызывает в массах мгновенное любопытство, на это и расчет. Ну, и созвучие с Павликом Морозовым работает.

– В этом какой-то тайный смысл?

– Никакого. Смыслы никого не интересуют, только созвучия. Они должны запоминаться – больше ничего не требуется. Всё должно запоминаться. Вот посмотри на меня. Ведь я же страшный сон, а не мужчина, да? Волосы дикие, глаз порченый, щека рваная, раз увидишь – никогда не забудешь. Что и требуется.

– А на самом деле?

– Обычные светлые волосы и глаз нормальный. Специальную контактную линзу вставляю. А шрам – пластику делал. Зато бренд: «Дикие взгляды Павлика Морзе». Так статья обо мне называлась, – похвастался он.

– А вы кто вообще по образованию? По профессии?

Вопрос Павлику не понравился.

– Хватит меня выкать, – уклонисто сказал он. – Нам работать вместе. Это и есть на сегодня моя профессия. Так, теперь с биографией что у нас? – он листал папку, что-то вроде досье на меня. Я заметила несколько отдельных и семейных фотографий, копии каких-то документов. Морзе то удовлетворенно гмыкал, то недовольно хмурился.

– Сирота по отцу, семья большая – это хорошо. Золушка такая получается. Папа бил меня с утра, и я в школу не ходила, мама пела и блудила, а теперь моя пора, – речитативом прогнусил Морзе.

– Если еще будешь так хамить, получишь по лицу, – сказала я. Не так, как говорят капризные звездулечки, показывающие характер, очень твердо сказала. Прямо. Глядя в глаза. Он даже слегка смутился.

– Это песня такая. Блатная, уличная.

– Не пой мне таких песен.

– Ну извини... Проявляешь твердость – тоже хорошо. Только со мной не зарывайся. Нет, с биографией у тебя всё правильно. Провинция, бедность. Даже изнасилование у нас тут имеется! Эх, – щелкнул он пальцами, – какое замечательное изнасилование, аппетитное изнасилование! Жаль – не тебя.

– Откуда это известно?

– Нам всё известно. А давай так – пусть все-таки тебя изнасиловали, а? Или: попытка изнасилования, но ты схватила нож и ширь в пузо. Подлец умер, тебя оправдали. Тут вот написано, что дядя у тебя тоже умер. Пусть это будет дядя. Дядя-насильник, инцест, красиво. Он мертвый, ему всё равно.

Я возмутилась:

– Мы собирались работать, говорить по делу. А ты какую-то ерунду...

– Это не ерунда! Это как раз работа и дело! Что такое работа и дело? Это то, что приносит денежки! А мы что продаем? Тебя продаем, твой имидж, твою историю. Ангел с ножом в руке возбуждает любого юзера гораздо больше, чем ангел с цветком. Элементарщина, Дина, почитай на досуге про Эрос и Танатос. Они под ручку ходят.

– Читала уже.

– Тем лучше. Ну, решили, да? Насильник-дядя, убийство при защите. Мы еще права на фильм по этому сюжету продадим. Или передачу сделаем для телевидения, там любят такие истории.

Я категорически отказалась и от этого, и от других предложений Павлика, столь же нелепых.

– Как же мы будем тогда работать дальше? – кипятился Морзе. – Человек существует в медиапространстве только при условии, если он новость! Нет новости – нет человека! Месяц ты продержишься на том, что ты победительница, не больше, потому что через месяц это уже никому не интересно. А мы могли бы на истории с дядей еще пару недель протянуть. А потом – другие истории.

– Какие?

– Всякие. Каждый раз новые.

– Знаю, читала. Я иду в поликлинику насчет насморка, у меня оказывается гайморит, мне там что-то прокалывают (я описывала неприятность, случившуюся со мной несколько лет назад), нанятый тобой фотограф фотографирует, заголовки во всех газетах: «Дине делают трепанацию черепа?».

Павлик усмехнулся:

– Ну вот, сама же всё понимаешь.

– Понимаю, но на это не пойду.

– Тогда я на тебе много не заработаю, – грустно сказал Морзе.

– Ничем не могу помочь.

– Ладно. Еще обсудим. Кстати, насчет поликлиники. Что это за болезнь у тебя?

– Не болезнь. Что-то вроде аллергии.

– На что?

– На людей. То есть на их запахи. Если слишком близко.

Павлик с удовольствием удивился – как бы радуясь тому, что в жизни есть еще что-то, способное его удивлять:

– Чего только не бывает! То есть тебе противно, когда, допустим, с тобой мужчина?

– Ну, в общем-то, да.

– То есть и со мной тебе противно?

– Да, извини. Но я держусь. Я на лекарствах.

– Ага. Вот почему у тебя никого нет! Что ж, это даже лучше. Ничто не будет мешать работе. Я вот, ты заметила, как себя веду? Не напрашиваюсь, не пристаю, а мог бы. Темперамент сдерживаю. Потому что, во-первых, я вас, красавиц, столько уже повидал, что на меня не действует. И потом, я работу и отношения не смешиваю. Поэтому можешь в моем направлении даже не стараться.

– А я стараюсь?

– Конечно. Села выигрышно, говоришь бархатно. Младая, блин, с перстами пурпурными Эос.

– Тебе так хочется. Но ничего этого нет.

– Ладно, все вы одинаковые!

Это стало навязчивой идеей Павлика – что я изпод тайного тишка пытаюсь его соблазнить. После очередного мероприятия он говорил мне:

– Молодец, молодец! Все просто от тебя сдыхают, я видел – стояли, слюнями пол жгли. А на меня – извини – не действует! Я спокоен, как таракан в женской бане. Потому что вам только попадись под ногу! Раздавите и не почувствуете. Ох и натерпелся я из-за вас, гадюк! – Павлик крутил головой, вспоминая чтото неприятное.

В одном городе нас поселили в странную гостиницу, переделанную из бывшего бомбоубежища, построенного когда-то в целях гражданской обороны. На мой взгляд, глупо и нездорово, но она считалась самой шикарной гостиницей города, там умудрились сделать сауну, это такая, Володечка, странная баня, где не моются, а сидят в жаре, а в бане моются. Мыться, Володечка, означает очищать себя от грязи и пыли с помощью горячей воды и мыла, мыло, насколько я помню, это щелочно-жировая смесь в жидком или твердом виде... однако меня занесло... Иногда бывает, Володя, что я сама пишу, а сама тут же забываю или путаюсь, а еще у меня постоянный страх, что ты меня не поймешь, написала вот – занесло, и тут же хочется уточнить, что не снегом занесло или еще чемто, а в сторону, как на скользкой дороге заносило автомобили, или нет, это слово появилось до автомобилей, имелось в виду – занесло, как лист, не бумажный, а сорвавшийся с ветки, в чужую сторону, листы срывались с ветки от ветра или осенью, осень – это сезонное наступление похолодания, связанное с вращением Земли вокруг Солнца... Всё, всё, надо успокоиться, просто бросить писание и отдохнуть...

Письмо шестнадцатое

Я закончу про Павлика, потому что это имело последствия. Итак, нас поселили в глухой гостинице, особенность который была в том, что из номера ничего не было слышно вокруг. Там я встретила, пока мы поселялись, довольно много мужчин с женщинами, мужчинам было от сорока лет до шестидесяти, а женщинам не больше двадцати. Я собиралась спать, но постучал и вошел Павлик, прикрывшись каким-то поводом. Поговорив не помню о чем, он вдруг подсел ко мне, низко нагибнулся и сказал:

– Ладно, всё, сдаюсь.

Я отвернулась – от Павлика пахло зубами.

А он вдруг набросился на меня. Молча, как убийца. Придавил всем телом. Я барахталась, но он оказался жилистым. Мокрыми брызгами шептал мне в ухо:

– Сама же хочешь, я же вижу! А если не хочешь, все равно. Ты пойми, нам это будет удобно, нам с тобой еще долго работать вместе.

Я чувствовала, что обессиливаю. А кричать бесполезно. Поэтому я сказала неожиданно спокойным голосом:

– Пусти, я сама.