Питер Устинов - Старик и мистер Смит

— Даю тебе последний шанс!

— Перестань интересничать! — вскричал Старик, распрямляясь во весь рост. В первый миг могло показаться, что его слова на мистера Смита подействовали. Правонарушитель заколебался и переспросил:

— Интересничать?

— Я и так знаю, на что ты способен. Кстати говоря, не только ты. Производить впечатление на людей — подвиг небольшой. Хоть бы об обоях подумал. Тебе-то пуля не повредит, а им?

— В такой момент он думает об обоях! — драматически воскликнул мистер Смит, давая понять, что его гнев все так же неукротим. — От лица обоев, лишенных дара речи, позволь поблагодарить тебя за сострадание.

И вновь обернулся к Бромвелю, всячески изображая, что сейчас отберет у несчастного оружие.

— Я чувствую, что с ним можно договориться! — поспешно заметил президент. — Мне это подсказывает интуиция.

Бромвель выстрелил. Дважды.

Мистер Смит кинул на него изумленный взгляд, схватился за грудь и посмотрел на сочащуюся меж пальцев кровь. Потом, не меняя выражения лица, немного покачался туда-сюда и рухнул. Старик раздраженно махнул рукой и снова сел.

— Зачем вы так, Бромвель? — спросил президент.

— С психом договариваться бесполезно.

Президент знал, с чего начинать в экстремальных ситуациях:

— Гловер, чтоб никакой утечки в прессу. Ни слова, ясно? Ребята, могу я на вас рассчитывать?

Нестройный хор клятвенных заверений был ему ответом.

— Я объясню, почему этот маленький инцидент лучше замять, мальчики. Если журналисты пронюхают про стрельбу в Белом доме, наша служба безопасности предстанет в невыгодном свете. У ФБР будут неприятности, зато ваши коллеги из ЦРУ здорово обрадуются.

Мальчики издали сдержанный смешок, оценив объективность хозяина.

— Все, операция «Джесси Джеймс» закончена. Пистолеты исчезли в кобурах.

— Надеюсь, вы понимаете, чем вызвана эта маленькая предосторожность, — обратился президент к Старику, — и не станете распространяться о случившемся. Старик неторопливо развернулся к нему.

— А кто мне поверит? Я явился сюда, объяснил, кто я, но вы не вняли. Разве кто-нибудь в здравом уме поверит, что я вообще был в Белом доме? Или я похож на того, кого президент приглашает в гости?

— Не похож, — признал президент и, спохватившись, придал лицу выражение сдержанной скорби — оно предназначалось для соболезнований вдовам. — Мне очень жаль, что так получилось с вашим приятелем. Но ребята из службы безопасности не виноваты.

Старик покосился на бездыханное тело.

— О нем можете не беспокоиться. Он любит подурачиться.

— По-моему, подурачиться подобным образом можно не более одного раза.

— О, не скажите. — Старик как-то внезапно приугас, словно ощутив на плечах тяжкий груз веков. — Ему не понравилось, когда вы обозвали нас клоунами. Я-то отношусь к этому спокойно, хотя и меня вы тоже обидели, несколько ранее…

— Обидел? Уверяю вас, это произошло совершенно непреднамеренно.

— Вы сказали, что Бог — это не смешно.

— А что, разве не так?

— Да как вы можете! Вы видите мое Творение и утверждаете, что мне неведомо смешное? Даже мистер О'Бирал, и тот понимал! А рыба с обоими глазами на одном боку? А коалы, кенгуру валлаби и мартышки? А гиппопотамы в любовном пылу и омары в сезон спаривания? Омаров вы видели? Они похожи на два сломанных стула, когда тычутся друг другу ножками в эрогенные зоны. И представьте, как забавно смотрится человеческая любовь глазами омара! По-вашему, все это не смешно?

— Я имел в виду, что Бог нам смешным не кажется.

— Какое оскорбление! И неправда! Зачем же изобрел я уникальное явление — смех? Он дарован только человеку, и больше никому. Я же хотел, чтобы вы могли оценить мои шутки. Смех — лучшее лечение, бальзам, прививка от напыщенности и помпы. Самое удачное мое изобретение, самое тонкое и сложное открытие! Удачнее только любовь!

Мистер Смит потихоньку сел, стараясь не привлекать к себе внимания. Когда телохранители спохватились и снова вытащили пистолеты, он невозмутимо сказал:

— Вы уже попробовали — не получилось. Зачем же пытаться еще раз?

— Ты чего, даже не ранен? — ахнул Бромвель.

— Удивился? А меня удивляет ваше тщеславие. Как легко вы поверили, что я мертв!

— Ну я-то не поверил, — заметил Старик.

— Я тебя в виду не имел.

— Хм, а где ты научился так живописно умирать?

— Как где? Телевизора насмотрелся. Хороши же вы, нечего сказать. Я тут лежу, истекаю кровью, а они думают только о том, как «замять этот маленький инцидент». В интересах имиджа службы безопасности! Ну и видок у вас был! При этом вы совершенно упустили из виду одно обстоятельство, на которое непременно обратили бы внимание слуги. Такая неосмотрительность!

— Что такое? — испугался президент.

— А испорченная стенка? Мой друг вас предупреждал. Слуги увидят, поползут сплетни. Знаете, как оно бывает, в свободном-то обществе?

Охранники кинулись к стене, но следов пуль не обнаружили. Тогда мистер Смит вскочил на ноги и эффектно выплюнул в пепельницу два кусочка свинца.

— Обо всем-то я должен заботиться сам! Ладно уж, даю слово, что никому не расскажу, что вы тут натворили.

— Большое спасибо, — пролепетал укрощенный президент. — Бромвель, заберите пули из пепельницы!

— А теперь нам пора, — сказал Старик.

— Как бы не так! — очнулся Бромвель, спрятав пули. — А кто будет держать ответ по предъявленным обвинениям?

— И вы настаиваете на ваших обвинениях, хотя мы наглядно вам продемонстрировали, какое это бессмысленное занятие?

— Да, настаиваю!

— Я вам ничем помочь не могу, — пожал плечами президент. — Как я уже объяснял, никто не может быть выше закона.

— Точно, — подтвердил Бромвель. — Скажите спасибо, что на вас чего-нибудь похуже не навесили. Лучше сдавайтесь по-хорошему, пока совокупность не набежала.

— Может быть, предстанем перед судом и покончим с этим недоразумением? — спросил Старик компаньона.

Президент просиял лучезарной улыбкой:

— Мудрые слова! Вам нечего особенно бояться. Все пройдет тихо, без шума. Сейчас столько всяких других скандалов! Например, член Верховного суда влюбился в проститутку мужского пола. Сенатор отмывал деньги мафии. Член кабинета брал взятки от компании по производству сливных бачков. Большой генерал загулял с никарагуанской стюардессой. Да мало ли! Ваши проделки по сравнению с настоящим скандалом — детская игра. А самое паршивое то, что все эти типы сразу садятся писать мемуары, подставляя массу людей, которые до тех пор почитались чистенькими. Пообещайте мне, что не станете писать мемуары.

— Так пойдем на суд? — еще раз спросил Старик. Мистер Смит непреклонно ответил:

— Нет.

— Какая разница, когда исчезать — сейчас или чуть позже?

— Потеряем драгоценное время.

— Если снова исчезнете, совершите еще одно преступление, — предупредил Бромвель.

— Да что вы к нам привязались? — возмутился мистер Смит. — Если мы и сделали что-то не так, то исключительно по неопытности. Разве мы кого-то хоть пальцем тронули?

— А уж в этом разберется суд.

— В чем «этом»?

— Имя Кляйнгельд вам что-нибудь говорит?

— Нет.

— Да, — поправил компаньона Старик. — Это психиатр, с которым я беседовал в больнице.

— Причем психиатр, аккредитованный при ФБР. Я не знаю, что у вас там с ним произошло, но после беседы его жизнь резко переменилась. Он лишился и практики, и аккредитации. Основал движение «Психиатры за Бога и Сатану». Насколько нам известно, на сегодняшний день доктор является единственным членом этой организации. Почти все время он пикетирует Белый дом с транспарантом.

— И что там написано?

— «Требуем почета для Бога и для Черта!»

— В каком смысле?

Бромвель необаятельно ухмыльнулся:

— По-моему, все ясно. Движение из одного человека, ха! — Голос его посуровел: — Хватит болтать. Пошли!

— Да-да, идем и покончим со всем этим, — отрешенно вздохнул Старик.

Неожиданно мистер Смит сменил манеру поведения — сделался добродушным и при этом каким-то поразительно самоуверенным. Улыбнувшись почти кокетливо, он сказал:

— Вечно вы не продумываете свои решения до их логического завершения. Так гордитесь своей принципиальностью, что совершенно не заботитесь о последствиях.

Президент начинал злиться. Такой нервный эпизод с утра пораньше! Скорей бы уж все это кончилось.

С механической улыбкой он заметил:

— Почему бы вам не последовать примеру вашего приятеля? Доверьтесь закону.

— Сейчас объясню почему, — задушевно ответствовал Смит. — Вы ведь хотите, чтобы это событие сохранилось в тайне. Я уже оказал вам неоценимую услугу — во-первых, не умер, а во-вторых, закрыл свои телом обои. Давайте я расскажу, что будет дальше, если действовать по вашему сценарию. На нас надевают наручники, ведут под конвоем коридорами, мы едем на лифте, выходим через две: ри… Сколько народу мы встретим на пути? Уборщиц, клерков, а то и журналистов, а? Представляете, какой фурор мы произведем? Двое в наручниках — один в рясе, второй в дивной маечке, — а вокруг мрачные морды мальчиков из президентской охраны. Не получится ли как раз то, чего вы так стремитесь избежать? И все из-за вашего хваленого пиетета перед законом.