Юрий Милославский - Укрепленные города

— …сообщаю в присутствии.

Арон!

— Прошу прощения, заместитель начальника…

Гениально, гениально, забивает «майора» и «господина»!

— …если мне не изменяет память…

— Это — лишнее, красоты слога дегенерату не понять. И употребление слова «измена» в нашей ситуации…

— …на жалобу, как правило, отвечает та инстанция, куда данная жалоба была направлена.

На взлете, на взлете!

— …и я хотел бы знать…

Не «я», мыслитель, мы, мы, мы — «мы» хотели бы знать…

— …имеются ли у вас, заместитель начальника, соответствующие полномочия от Совета Национальностей выступать в роли его полноправного представителя. Насколько мне…

— Опять?!

— …известно, Совет Национальностей является выборной организацией. Имеется ли у вас нотариально заверенное… доверенность, за подписью ответственных лиц, состоящих в руководстве Совета Национальностей?

А? Дегенерат?

— Ответ в устной форме. Поскольку Совет Национальностей не является организацией, занимающейся вопросами выезда из СССР, ваша жалоба была направлена в Отдел Виз и Регистрации. Руководство Отдела поручило мне дать вам ответ. Будете слушать?

Фима!!

— Устный ответ на письменную жалобу является нарушением существующего законодательства.

— Не хотите слушать. Пожалуйста, вы свободны.

Нет, так дело не пойдет. Его ответ нужен нам, а не ему. В этом смысле демокретины правы: только сказанное может быть обнародовано.

— Мы вас внимательно слушаем, майор.

— Ответ в устной форме: поскольку лица, подписавшие жалобу, по роду своих служебных обязанностей могли быть знакомы с режимными материалами, содержащими Государственную Тайну СССР, в чем от них были отобраны установленные законом подписки, их выезд за пределы СССР в настоящее время нецелесообразен. Уточнение сроков режимности в индивидуальном порядке. Все.

— На основании каких законов отбираются подписки?!

Арон, спокойно! спо-кой-но, без паники…

— Вы подписывали?

— Вам известно, заместитель начальника, что согласно «Положению о Паспортах» паспорт любого советского гражданина должен быть по его требованию обменян на заграничный в течение десяти дней?!

— Вы допуск имели? Подписку давали?

— Кто решает вопрос о сроках?!

— Отдел Виз и Регистрации…

— Вы специалист в области технических дисциплин?!

— Отдел Виз и Регистрации.

— Мы хотели бы получить имена сотрудников Отдела, занимающихся вопросами нашей режимности… так называемой режимности.

— Это, вы и без меня понимаете, невозможно, поскольку этими вопросами занимаются… закрыто. Обратитесь по вопросу сроков — получите ответ в индивидуальном порядке.

— Вы хотите сказать, что в Отделе Виз и Регистрации существует закрытый сектор?!

— Это вы хотите сказать, Минкин. Я уже все сказал.

Теперь я. Давай!!!

— Майор… (а дальше?) Обращаем ваше внимание на то, что наука развивается крайне быстрыми темпами. (Какого ты вылупился на меня, гений? Обделался со своими законами?! Надо было дать дегенерату выговориться — и уйти. А теперь придется его накручивать.) Все мы, здесь присутствующие (отсечь общие вопросы, нечего диссидятину валять!), не работаем больше трех лет. С тех пор наука ушла далеко вперед. Неужели вы полагаете, что те учреждения, где мы работали, топчутся на месте?

— Ваш напарник правильно отметил, что я не специалист в науке. Вы сами подписали форму допуска, добровольно; хотели интересную работу. Спросите у Розова, если не знаете, как его в шестьдесят восьмом году в Болгарию не пустили.

— Речь идет не о туристической поездке, а о выезде на постоянное жительство на нашу Историческую… Государство Израиль.

— Тем более, раз о постоянном.

«…категорически отказался дать письменный ответ на нашу жалобу, не говоря уж о том, что мы обращались отнюдь не в ОВиР, а в Совет Национальностей Верховного Совета СССР. Оставляя в стороне вопрос о подмене функций Верховного Совета служащими ОВиР" а, мы настоятельно требуем немедленного пересмотра «принципа режимности», тем более, что никакой угрозы интересам СССР — с нашей стороны не существует: это бюрократическая отговорка, долженствующая законно обставить вопиющее попрание наших прав на…»

— Майор, мы считаем своим долгом заявить, что ваш ответ нас категорически не удовлетворяет.

— Раз вы все здесь, могу сообщить сроки.

— Эти мифы нам хорошо известны.

— Тогда все. Уедете, никого лишнее время задерживать не будем. А то кое-кто думает, можно вроде птичек: ф-р-р — и улетели. Всему свой срок.

— Я гляжу вы и в птичках разбираетесь, заместитель начальника?!

— Грубите, грубите. Вы для меня, знаете… Между прочим, рекомендую всем в течение двух недель устроиться на работу — будем привлекать за тунеядство.

Подкололи.

— Надо ли понимать ваши слова так, что вы угрожаете нам судебными преследованиями за желание выехать в Государство Израиль?

— Я вам рекомендую устроиться на работу в течение двух недель.

— Вы отлично знаете, заместитель начальника майор Нечаев…

Розовский синтез.

— …что только по вашей вине мы долгие годы должны существовать на птичьих правах…

Хорошо обыграл дегенератских птичек!

— …лишенные любого дела и средств к существованию.

— Вы бы лучше молчали о средствах к существованию.

Заело тебя, дегенерат! Тебе, небось, и полосатых не дают…

Вы сознательно заставляете нас дисквалифицироваться.

Вам никто работать не мешал. И сейчас рабочие руки нужны: на строительстве, например. Перед тем как продать Родину, можете и поработать, как все советские люди.

О-о-о!

— Вы, майор, кажется, приравниваете право на свободный выезд к близким к предательству?!

Оно!

«…Голословно обвинил в «предательстве родины и тунеядстве», угрожал репрессиями…»

— Бросьте вы меня, Липский, подлавливать. Я вам сказал: устраивайтесь на работу и спокойно ждите. Вы ж законы знаете.

— Итак, майор: вместо ответа на наши вопросы вы назвали нас тунеядцами и предателями…

— Вы свободны.

На такие встречи ходили с семейством — частично. Прямо в Отделе могли захомутать — тогда помчится Михайлова жена в канадском выворотном кожушке, а за нею — кудрявый Розова сын: на Центральный телеграф. Жена Минкина ни единого раза не появлялась: не верил Арон Минкин в овировские неожиданности.

— Миша, предусмотрительность такого порядка — продолжение паники другими средствами. Вызов в ОВиР для задержания — непозволительная роскошь, могущая перепугать всех подавантов. Зачем переоценивать? ОВиР — одно, арест — другое. Моя Леночка тоже нервничает: видит у нашего подъезда топтунчиков — и ждет, когда, наконец, они нас заберут… Так в жизни не бывает, родимец: кто топчется, тот не арестовывает.

— Арон, твое дело.

Твое, твое дело, не наше! Почему мы с Фимкой подвергаем опасности своих, а ты нет; почему мои должны о тебе сообщать, а не…

— Ты напрасно вибрируешь. Леночка у меня — человек литературы, а ты, слава Богу, вполне прагматичен. Думай и отвечай: ГБ разделяет вместе со всеми прочими, прошу прощения, органами тяготы скрытой безработицы?

— Не понял.

— А я уверен, что ты понял. Если у них одни и те же чины будут и под нашими окнами скучать, и арестовывать, придется им половину сотрудников разогнать.

— Арон, я тебе сказал. Твое дело.

— Миша, я просил тебя — подумать! ГБ — часть системы со всеми особенностями системы.

— Хорошо, но почему не могут арестовать вОВиР" е?!

— Потому что ОВиР — ширма, официально-легальная ширма. На самом-то деле, ты ведь догадываешься, что не наш несчастный Нечаев тебя в Союзе держит? Отсюда вывод: в потемкинской деревне никто грубо ломать декорации не будет.

— В провинции бывали случаи…

— В провинции, но не здесь, под носом у посольств и корров. Ты вообще обратил внимание, что девяносто девять… загнул я, — девяносто пять процентов сидящих по нашим делам — из провинции?

…Михайлова жена на клеенчатном пуфике в овировской прихожей — ждала, читала «Джуз, Год энд Хистори» — идея мужа. Розовский кудрявчик захватил из дому набор подаренных ему веселых аккумуляторных фонариков — и кормил их из овировской розетки.

— Папа, пошли?

— Ты что тороплив, о Гидеон (стал Генка Розов Гидеоном…)? — ответил кудрявчику Минкин — вместо пыхающего Розова. — Приборы осветительные зарядил?

— А как же.

— Значит, можно идти. Да, Фима?

— Остришь.

— Острю. Острил, острю и буду острить. Жена Липского бултыхнула в котомку скучных «Джузов», просмотрела — там ли перчатки, сигареты, пудреница — ее зеркальцем следила за входною дверью.

— Идем?

…Ушли вместе, а уехали — поочередно.

…

— Миша, Миша, не ждите нас, мы чуть задержимся! — Розов с Ароном на такси, четвертые по счету: ибо сначала Миша с Беллой-женою, с детишками, что визжат и толкаются; бессонная колотня трех последних дней и ночей; за ними — две гебешных легковухи цветом в какао «Наша марка»; и потом уж — Фимка Розов с Ароном Минкиным, — чтоб не ехать вплотную, эскортом…