Лия Флеминг - Спасенная с «Титаника»

Ознакомительный фрагмент

Селеста берегла яркие, интересные письма матери, в которых та сообщала новости о соборе, духовенстве и проделках студентов Богословского колледжа. Эти письма, словно драгоценная ниточка, связывали ее с родиной. А потом вдруг строчки начали ползти в разные стороны, почерк сделался неразборчивым, и материнскую руку сменила отцовская. Сообщая, что мать нехорошо себя чувствует и не в состоянии держать перо, отец недвусмысленно намекал, что дочери пора приехать, пока болезнь не взяла свое.

Я не успела с тобой попрощаться, мамочка, – каждую ночь после возвращения рыдала Селеста. Утешает лишь, что погребение будет достойным: Луизу Форестер, дочь епископа, со всем полагающимся почетом похоронят на холме рядом с собором. Но где же мне оплакивать тебя, когда я вернусь домой?

«Я есмь воскресение и жизнь…» – монотонно гудел голос священника. Услышав эти умиротворяющие слова, Селеста стиснула ладонь отца и попыталась сдержать слезы. Почему ты нас покинула? Как смогу я исполнять свой долг без твоей любви и поддержки, что вели меня на жизненном пути?

По окончании похорон, когда все подкрепились чаем и мясными закусками в столовой Богословского колледжа, Селеста с братьями вернулась в Ред-хаус – их дом располагался в Стритэе, деревушке, примыкавшей к Личфилду. Там отец и сделал объявление.

– Теперь все в сборе, и я должен сообщить вам, что не намерен жить здесь. Для меня нашлось место в викариате. Хочу быть поближе к вашей матери и к городу, приносить пользу людям.

– Но мы не можем оставаться тут без тебя! – воскликнул Селвин. Он служил адвокатом и каждое утро ездил на работу в Бирмингем.

– Еще как можете. В один прекрасный день ты женишься, и твоей жене вряд ли захочется ухаживать за стариком. Бертрам – студент, ему нужен дом, куда можно приезжать на каникулы, да и Селесте тоже, если, конечно, она когда-нибудь выберется сюда с семьей, – сказал отец и посмотрел на фото улыбающегося Родди – карточка занимала почетное место на каминной полке. – Ваша мама любила эту фотографию, – тихо промолвил он, потом стряхнул с себя задумчивость и продолжил: – Селестина, дорогая, возьми часть ее вещей.

Селесте, однако, совершенно не хотелось что-либо трогать, не хотелось разрушать магию воспоминаний, связанных с родительским домом. Как-нибудь потом, позже.

Отец, казалось, не замечал ее состояния.

– Забери хотя бы столовое белье, – настаивал он. – Мама чудесно вышивала, она бы хотела передать все это тебе.

Со слезами на глазах Селеста дотронулась до скатерти, на которой лежали карточки с выражением соболезнований и стояли цветы в вазах.

– Спасибо, папа, – выдавила она. – Пожалуйста, не сейчас.

Старик наконец почувствовал глубину горя Селесты и взял ее за руку.

– Не волнуйся, мама всегда будет в твоем сердце, – ласково произнес он. – Она не оставит тебя. Вы все справитесь с трудностями, как справилась бы она, я в этом уверен. Моя Луиза воспитала хорошую дочь, а ты всегда можешь испытать радость возвращения в любящую семью, милая.

Отец прав. Воспитанная должным образом, Селеста знала, что вперед собственных желаний необходимо ставить свой долг и нужды других людей. Она сглотнула слезы и устремила взгляд в окно, на лужайку, покрытую молодой ярко-зеленой травкой. И зачем только Личфилд так прекрасен в это время года!.. Следовало бы открыться отцу, подумала Селеста. Но что-то ее удерживало. Не стоит нагружать его своими проблемами, какими бы серьезными они ни были.

Глава 3

Первая встреча с Лондоном и его величавыми зданиями повергла Мэй в благоговейный трепет. Не веря своим глазам, она смотрела на Биг-Бен и, проезжая по мосту, мельком увидела Тауэр. На ночь они сняли комнату в пансионе недалеко от собора Святого Павла, причем довольно грязную. Мэй хватило одного взгляда на чумазую физиономию хозяйки, чтобы тут же взяться за матрасы: опасаясь клопов, она переворошила каждый. В чужой обстановке Элен капризничала, поэтому ночь выдалась бессонная. Если так пойдет, высказала опасение Мэй, путешествие по морю станет настоящим кошмаром, к его концу они все превратятся в ходячие развалины. На это Джо лишь расхохотался, подхватил ее на руки и закружил по комнате. Мэй невольно рассмеялась в ответ – так заразительны были воодушевление и радостный настрой мужа.

На следующее утро они позволили себе удовольствие прокатиться до вокзала Ватерлоо в кэбе, а перед отъездом отправили друзьям с фабрики несколько почтовых открыток. Мэй изумленно разглядывала вереницы омнибусов, конных экипажей, повозок и людей, толкавших перед собой тележки. Ей еще не доводилось видеть, чтобы в столь ранний час в городе царила такая суета. Откуда берутся эти толпы? А следующим крупным городом на пути семейства Смит будет Нью-Йорк!

Когда они наконец добрались до вокзала, где им предстояло сесть на поезд, поданный компанией «Уайт стар лайн» специально для пассажиров «Титаника», Мэй в который раз подумала, что никогда прежде не видела такого скопления людей – мужчин и женщин, нагруженных чемоданами и сумками, волочащих за собой маленьких детей. Она изо всех сил вцепилась в Джо и Элен – не дай бог потеряться в этой сутолоке.

Волна дыма, пара, копоти и шума подхватила Смитов и отнесла в вагон поезда на Саутгемптон. Растрепанная и усталая, одна из сотен таких же пассажиров, Мэй ощутила знакомый прилив гордости за мужа: Джо любит свою семью, раз хочет вытащить ее с задворок маленького ткацкого городка.

И все же, когда колеса застучали по рельсам, увозя их все дальше и дальше от знакомых мест, Мэй вновь охватила тревога. Будет ли им хватать средств? А какая там погода? Впишутся ли они в чужой уклад? Что, если дочка заболеет? Вся эта затея – такой риск!.. Когда поезд въехал в Саутгемптонскую гавань, глазам Мэй открылось пасмурно-серое море и огромный корабль, на мачте которого развевался флаг с белой звездой, эмблемой компании «Уайт стар лайн». Судно возвышалось над домами и деревьями, и у Мэй упало сердце. Все, теперь возврата нет. Они должны вверить свою судьбу экипажу корабля, который перевезет их через океан, к новой жизни.

На причале, при виде громадного корпуса «Титаника» и его труб, Мэй невольно содрогнулась. Четыре трубы, выкрашенные в желтый цвет с широкими черными полосами в верхней части, венчали чугунную стену, что уходила вверх на добрую сотню футов, точно крутая скала.

– Боже, и как же этакая махина держится на плаву? – пролепетала Мэй, пристроившись в хвост очереди на палубу С. Размеры судна, которое в течение следующей недели будет служить им домом, так впечатлили ее, что она нечаянно наступила на юбку дамы, шедшей впереди. Та обернулась и пронзила Мэй гневным взором.

– Ну что, в добрый путь? – сверкнул улыбкой Джо.

– Ох, у меня ноги туда не идут, – прошептала Мэй.

– Чушь! – заявил Джо, прочитав ее мысли. – Сам Господь Бог не смог бы потопить этот корабль! – повторил он известную фразу.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Джо. Путь такой долгий… – Мэй поплотнее запахнула пальто.

– Сама погляди, вода прекрасно держит корабль на поверхности! «Титаник» – новехонькое судно, и попасть на него – большая удача. Газеты пишут, что третий класс в нем не уступает первому на других пароходах. На борту предусмотрены все возможные меры безопасности, он непотопляем. Перестань тревожиться, Мэй!

После предъявления билетов пришлось пройти медицинский осмотр. Мужчина в белом халате и очках проверял, нет ли у них признаков лихорадки и вшей – Мэй сочла эту процедуру невероятно постыдной. Да разденьте ее хоть до сорочки – не найдете ничего, кроме чистого белья из ланкаширского хлопка!

Следуя указаниям стюардов, Смиты вслед за очередью по сходням прошли на палубу С. Спуск в глубь корабля по узким, тесным коридорам вызвал у Мэй непроизвольный приступ страха. Она вообще не любила воду, ей не нравились даже лодочные прогулки на озере в Куинс-парке, хотя Джо водил ее на водохранилище в Белмонте. Однажды в выходной день они отправились на пруд, и он научил ее кое-как плавать брассом. Мэй поднимала тучу брызг, отплевывалась – ей было страшно неприятно, когда вода попадала в нос и глаза, – и изо всех сил старалась держать голову на поверхности.

Внутри, в брюхе корабля, им показали опрятную, обшитую сосной каюту. Целый ряд таких же кают располагался вдоль застеленного линолеумом коридора, шириной теперь уже в целую улицу, с высокими стальными стенами. Коридор был забит людьми: целые семьи разговаривали без умолку, дети возбужденно перекрикивались на различных непонятных языках. Пахло табаком, пряностями, дымом, потом, и ко всему этому примешивался острый запах свежей краски.

В каюте Мэй села на койку и тут же испуганно ощупала ее. Тут хотя бы нормальный матрас, отметила она. Все было новое: простыни, полотенца, коврик на полу.

– Мне нечем дышать, – пожаловалась Мэй. – Здесь чисто, но… – Она не представляла, как проведет семь ночей в крохотной деревянной кабинке. В каюте пахло, как в гробу. Мэй опять поежилась и посмотрела на Элен, которая ползала на ковре, изучая обстановку. Еще одна любительница приключений… Нужно не раскисать, решила Мэй. По крайней мере, им не приходится делить каюту с чужими людьми.