Джон Грин - Уилл Грейсон, Уилл Грейсон

Ознакомительный фрагмент

– Предположительно, сегодня в Убежище снова выступят «Ньютрал Милк Хоутел», рекламы вообще никакой нет, никто не в курсе, это офигеть, Грейсон, просто офигеть!

– Офигеть! – вторю ему я в полный голос. Одно можно сказать в пользу Тайни: если где-то намечается что-то крутое, он всегда узнает об этом первым.

К слову, я вообще не часто прихожу в восторг, но группа «Ньютрал Милк Хоутел» в некотором смысле всю мою жизнь перевернула. Они в 1998 году выпустили совершенно потрясный альбом «В самолете над морем», но с тех пор от них совсем ничего не было слышно, предположительно потому, что их вокалист живет теперь в пещере в Новой Зеландии. Но он, в любом случае, гений.

– Когда?

– Не в курсе. Только что услышал. Я еще Джейн позвоню. Она почти такая же фанатка, как и ты. Так, слушай. Слушай. Выдвигаемся в Убежище сейчас же.

– Уже выдвигаюсь – в буквальном смысле, – отвечаю я, открывая дверь гаража.

Из машины я звоню маме. И говорю, что «Ньютрал Милк Хоутел» выступают в Убежище.

– Кто? Что? Ты убежал? – Вместо ответа напеваю несколько строчек из их композиции, и до мамы доходит. – А, да, знакомая песня. Она есть в сборнике, который ты мне записывал.

– Ага, – подтверждаю я.

– Но к одиннадцати надо быть дома.

– Мам, это же событие исторического масштаба. А история не знает комендантского часа.

– К одиннадцати чтобы был дома.

– Ну ладно. Блин… – бурчу я, после чего ей приходится идти и вырезать у кого-то там раковую опухоль.

Тайни Купер живет в особняке, и у него самые богатые на свете родители. Мне кажется, никто из них не работает, но они так безобразно богаты, что он даже не в особняке живет, а во флигеле – один. И у него там, блин, аж три спальни и холодильник, который всегда забит пивом, и родаки его никогда не донимают, поэтому там можно зависнуть на весь день, играть в футбол на компе, потягивая «Миллер лайт», только вот Тайни видеоигры терпеть не может, а я не люблю пиво, так что мы, как правило, играем в дартс (у него мишень есть), слушаем музыку, болтаем и делаем уроки. Я только успел произнести букву «Т» из его имени, а он уже вылетает из комнаты в одном мокасине – второй держит в руке – с криком:

– Едем, Грейсон, давай-давай!

По пути туда все идет превосходно. На Шеридан почти нет заторов, я маневрирую, словно участник гонки «Инди-500», играет моя любимая песня НМХ – «Голландия, 1945», потом я выезжаю на Лейк-шор-драйв, волны озера Мичиган бьются о булыжники дорожной насыпи, окна приоткрыты, чтобы тачка оттаяла, и внутрь врывается бодрящий грязный холодный ветер – я просто обожаю запах города; Чикаго – это тошнотворная вода озера, сажа, пот и машинное масло, и мне все это до жути нравится, как и звучащая песня, и Тайни в свою очередь говорит: «Я ее обожаю», опускает зеркало и взъерошивает себе волосы, желая сделать прическу еще круче. Тут мне приходит в голову, что не только я увижу «Ньютрал Милк Хоутел», но и они меня, так что тоже бросаю единственный взгляд на собственное отражение в зеркале заднего вида. Рожа у меня какая-то чересчур квадратная, глаза слишком большие, как будто я постоянно чем-то удивлен, – но все нормально в том плане, что поправлять нечего.

Убежище – это захудалый бар, деревянная постройка, втиснутая между фабрикой и каким-то зданием министерства транспорта. Никаким стилем он похвастаться не может, тем не менее, даже несмотря на то, что сейчас всего семь, у входа собралась очередь. Мы с Тайни пристраиваемся в конец и ждем, когда нарисуются Гэри и, возможно, лесбиянка Джейн.

У нее под расстегнутой курткой оказывается футболка с треугольным вырезом и сделанной от руки надписью «Ньютрал Милк Хоутел». Джейн вошла в жизнь Тайни примерно тогда же, когда я из нее выпал, так что мы с ней друг друга едва знаем. Тем не менее я бы сказал, что на данный момент она в моем списке лучших друзей занимает четвертое место, и, по всей видимости, у нее хороший вкус в музыке.

Мы все стоим на улице возле Убежища, холод такой, что уже все лицо застыло, Джейн здоровается, даже не глядя на меня, я ей коротко отвечаю.

– Группа просто гениальная, – говорит она.

– Ага, – киваю я.

Пожалуй, это наш с Джейн самый длинный диалог за все время нашего знакомства. Я легонько тюкаю носком грязный, усыпанный гравием тротуар, вокруг моей ноги поднимается миниатюрное облачко пыли, после чего я сообщаю Джейн, что мне жутко нравится «Голландия, 1945».

– А я люблю их вещи посложнее. Полифонические, нойзовые.

Я лишь снова киваю в надежде, что это выглядит так, будто прекрасно знаю, что значит «полифонический».

Есть у Тайни одна особенность: совершенно невозможно прошептать что-либо ему на ухо, даже если ты довольно высокий, как, например, я, потому что этот гад просто квадратный, два с половиной на два с половиной метра, поэтому для начала надо постучать по его громадному плечу, потом типа кивнуть, намекнув ему, что тебе кое-что шепнуть надо, после чего он к тебе наклонится, а ты скажешь:

– Слушай, а Джейн в вашем Альянсе геев и гетеро кого представляет, геев или гетеро?

А Тайни склоняется ко мне и отвечает:

– Не знаю. Мне кажется, у нее в прошлом году был парень.

Я напоминаю, что у него самого в прошлом году было около 11542 девушек, в ответ на что Тайни хлопает меня по руке, он-то думает, что в игривом жесте, а на самом деле это наносит непоправимый ущерб моим нервным окончаниям.

Гэри растирает Джейн руки, чтобы она не замерзла, и тут вдруг, наконец-то, очередь начинает продвигаться. Секунд через пять мы замечаем несчастного на вид парнишку, худенького-загорелого-блондинистого, во вкусе Тайни Купера, который, конечно, интересуется:

– Что случилось?

– Младше двадцати одного не пускают.

– Слышь, ты, – заикаясь, говорю я Тайни, – жопохрюк ты этакий. – Я до сих пор не понял, что именно это слово означает, но, по-моему, в данной ситуации более подходящее и не придумать.

Тайни поджимает губищи и хмурит бровищи. Потом поворачивается к Джейн.

– У тебя ай-ди-карта поддельная есть?

Она кивает.

– И у меня, – вставляет Гэри.

А я сжимаю кулаки, челюсти свело, хочется орать, но вместо этого говорю спокойно:

– Ну ладно, я тогда домой. – Ведь у меня поддельной ай-ди-карты нет.

Но тут Тайни очень быстро и очень тихо говорит:

– Гэри, когда я буду свою карту показывать, врежь мне что есть силы по морде, а ты, Грейсон, в этот момент входи сразу за мной, как будто ты с нами.

После этого все какое-то время молчат, и тут неожиданно Гэри чересчур громко заявляет:

– Гм, я, вообще-то, не умею бить.

А мы уже все ближе к вышибале с татуировкой на лысой голове, поэтому Тайни произносит едва слышно:

– Умеешь. Просто двинь посильнее.

Я, чуть отстав, наблюдаю за ними. Джейн подает ай-ди-карту вышибале. Он светит фонариком, смотрит на нее, возвращает. Потом наступает очередь Тайни. Я делаю несколько быстрых коротких вдохов – прочитал однажды, что если как следует насытить кровь кислородом, выглядишь спокойнее, – и вижу, как Гэри встает на цыпочки, заносит руку и фигачит Тайни в правый глаз. Башка Тайни дергается, а Гэри принимается верещать:

– О, господи, ой-ой, моя рука!

Охранник подскакивает к Гэри, сгребает его в охапку, а Тайни Купер поворачивается, прикрывая меня телом от глаз вышибалы, и пока он продолжает крутиться вокруг своей оси, я прохожу в бар, как будто бы Купер – вращающаяся дверь.

Попав внутрь, я оборачиваюсь и вижу, что охранник держит Гэри за плечи, а тот, скривившись, смотрит на свою руку. Тут Тайни кладет на вышибалу ладонь со словами:

– Чувак, да мы просто дурака валяем. Но врезал неплохо, Двайт. – До меня даже не сразу доходит, что Гэри и есть Двайт. Или Двайт и есть Гэри.

– Он же тебе в глаз звезданул, – напоминает вышибала.

– Я заслужил. – Тайни объясняет, что они с Гэри/Двайтом оба игроки футбольной команды Университета Де Поля, и чуть раньше в тренажерке он неправильно нагрузку поставил или типа того. Вышибала отвечает, что он в старшей школе тоже в нападении играл, и у них внезапно завязывается свойский треп, в то же время он смотрит на нереальную поддельную карту Гэри, и вот мы все в Убежище, наедине с «Ньютрал Милк Хоутел» и сотней незнакомцев.

Людское море у барной стойки расступается, Тайни берет пару пива и предлагает одно мне. Я отказываюсь.

– А почему именно Двайт? – интересуюсь я.

– В ай-ди-карте у него записано, что он Двайт Дейвид Айзенхауэр Четвертый.

– И где вы все эти кретинские карты понабрали?

– Есть специальные места, – отвечает Тайни, и я вознамериваюсь тоже туда наведаться.

– Давай, вообще-то, пиво, – говорю я, в первую очередь ради того, чтобы чем-то занять руки. Тайни отдает мне уже начатое, и я ухожу поближе к сцене без Тайни, без Гэри и без, возможно, лесбиянки Джейн. Остаемся только я и сцена, она в этой дыре всего-то на полметра над полом приподнята, так что если вдруг вокалист «Ньютрал Милк Хоутел» окажется совсем невысоким, в районе полутора метров, я вскоре посмотрю ему прямо в глаза. Другие тоже подбираются к сцене, и вскоре перед ней уже яблоку негде упасть. Я в Убежище уже бывал на всяких тусовках без возрастных ограничений, но именно так все впервые – у меня в руке потеет бутылка с пивом, из которой я не отпил еще ни глотка и не собираюсь, а вокруг незнакомые чуваки с многочисленными татуировками и пирсингом. На данный момент каждый из собравшихся здесь куда круче, чем любой из Компании друзей. Тут никому не кажется, что со мной что-то не так – меня даже не замечают. Все принимают меня за своего, я, по моим ощущениям, достиг вершины своих школьных амбиций. Вот он я, стою на ночной тусе для совершеннолетних в лучшем баре второго города Америки, и вскоре окажусь одним из двух сотен зрителей реюнион-шоу величайшей малоизвестной группы последнего десятилетия.