Валерий Шелегов - Санька — добрая душа

К родителям Санька прилетел с тремя детьми. Кольку узнать — мать не могла: грудным был, когда с Тонькой уехали на Север.

— Ну и дурачок же ты у меня, — стала бранить Саньку мать. — Своих тебе мало. А ну как заболеет в дороге. Горя потом не оберешься, с чужим дитём, случись, что… Добрая ты душа, сынок у меня…

Хорошая у Саньки мать. Когда сходились с Тонькой, ворчать ворчала, но вечеринку честь по чести справили. Только не полюбилась Тоня матери.

Тонька была приезжей. В магазине работала. Многое про продавщицу трепали, про дела её «хорошие»… Только Санька не знал. Служил. Приехал. Увидел. Женился. И вот…

Галина — жена его теперешняя, женщина серьезная. А главное — надежная. Для Саньки честность — главное в человеке. Не легко ему далась эта вера в женщин после Тоньки. До армии толком бабу не попробовал, после службы — «оголодавший», сразу и женился. Галина дочку ему родила. Старшая дочь Галины — от первого мужа; привязалась к Саньке, как к родному отцу. Осенью в школу пойдёт. Всё как у людей.

На обратном пути Санька зашел в медпункт. Пусть знают, что с маленьким Колькой всё в порядке. И в Магадане их ждут. Телеграмму отослал.

— Молодцы! — медсестра словно и не покидала медпункта все эти дни. — Быстро вы обернулись. А папа мальчика улетел. Не захотел лечиться. Сказал, что отпуск полгода, в Рязани подлечится. Ну что, малыш, не обижает тебя дядя?

— Это не дядя, это — папа, — насупился Колька.

— Как, уже и папа?! А как же тот папа? — развеселилась медсестра.

— Тот папа — не папа. Он плохой, водку пьёт, маму обижает. Мама плачет. Этот папа лучше. Он добрый… — слова ребёнка кольнули Саньку: забрать бы мальца. Да кто отдаст…

— Они там с моей старшенькой уже и бабушку делить начали. Ехать не хотел, — вздохнул Санька. — Улететь вот не можем. Транзитного билета нет, а в кассах всё продано.

— Что вы говорите? И телеграмму уже дали? — взялась за телефон медсестра. — В Магадане вас будут ждать, а вы не прилетите. Поможем…

В Магадане Санька намеренно вышел последним из самолёта. На руках он нёс спящего Кольку, которого закутал в меховую свою куртку. В пальтишке Колька мёрз и там, в Красноярске. На Колыме же мела ещё позёмка по взлётной полосе.

Намеренно, последним вошел Санька и в здание аэровокзала. Обшарил взглядом встречающих. Тоньки не видно. Облегченно вздохнул. Боялся он встречи с Тонькой.

Обошёл нижний этаж. Мест свободных в креслах нет. Сквозняки. Людно. Решил подняться на второй этаж — там теплее.

Тоньку он узнал в спящей женщине сразу. Вернее не её, а другую, измождённую молодую женщину, так похожую на Тоньку.

Или от пристального взгляда, или от предчувствия, Тонька открыла глаза.

— На вот… Кольку тебе привёз, — вяло сказал Санька. — Спит. Пусть спит.

Тонька поспешно уступила кресло. Положили в него Кольку.

— А куртка? Подожди, я его раскутаю… — заискивающе забормотала Тонька.

— Не надо. Разбудишь. Так похожу. Всё равно до утра ждать.

— Добрая ты душа, Саша. Какой был, таким и живешь. А я вот…

Санька дальше не слушал. Вялой походкой спустился на первый этаж, вышел на улицу и подставил лицо упругому весеннему ветру.

Белая ночь яснела, полоскала своим чистым светом сопки. Тихо шипя шинами, к автобусной стоянке подходил первый рейсовый до Магадана.