Ясуси Иноуэ - Рассказы о любви

Сюнкити заворчал было: мол, раз уж они отправляются в путешествие, можно позволить себе раскошелиться в дороге на чашку горячего риса. Но Канако возразила, что приготовит хотя бы суси[2], а сэкономленные на обеде деньги они лучше истратят в отеле.

В конце концов Сюнкити согласился, и Канако, опасаясь, как бы соседки опять не уличили ее в скупости, еще затемно спустилась в кухню.

Она осторожничала не напрасно: соседки с нескрываемым интересом следили за их приготовлениями к поездке, чему немало способствовала сама Канако, обсуждая с ними всевозможные детали. Так получилось, что приуроченное к годовщине свадьбы путешествие Сюнкити и Канако стало для жильцов самым важным событием со дня окончания войны. Стоило Канако выйти из комнаты, как подкарауливавшие за дверью соседки сразу набрасывались на нее: «Значит, завтра?», «Ну, счастливо съездить!» В их словах чувствовались одновременно и зависть, и доброжелательство, и насмешка.

Они выехали восьмичасовым поездом на Нумадзу. К счастью, пассажиров было немного, и Сюнкити с Канако удобно устроились у окна друг против друга.

Когда миновали Офуна, городской пейзаж сменился сельским, воздух стал чище и прозрачнее. Нежаркие лучи утреннего солнца освещали дома, дороги, поля и холмы. За окном проносились, сменяя друг друга, картины: желтые мандарины и красная хурма на ветвях деревьев, светлые бамбуковые рощи, соломенные крыши домов, деревенская детвора, зябко кутающаяся в кимоно, синее море, отвесные скалы. Каждый новый пейзаж вызывал в душе Канако ликование. Не отрываясь, она глядела в окно словно завороженная.

На одной из станций Сюнкити собрался было купить мандаринов и сидра.

— Не надо, к чему лишние траты,— остановила его Канако.

Ее сердце и без того было переполнено, и она вполне могла обойтись без мандаринов и сидра, они ничего не прибавили бы к ее радости.

«У нас ведь целых пять тысяч, чего она жадничает?»— подумал Сюнкити, но спорить с ней не стал. Собственно, особой жажды он не испытывал, просто хотелось что-нибудь купить — ведь, кроме билетов на поезд, они еще ни на что и гроша не истратили.

Они вышли в Одавара. К тем, кто остался в вагоне, Канако испытывала легкое презрение, смешанное с жалостью. Необычной походкой, свойственной, как она считала, лишь тем, кто собирается остановиться в отеле на горячих источниках, Канако прошла к платформе, от которой отправлялась электричка на Хаконэ. Кондуктор и пассажиры, станционные киоски и продавцы в них — все, что попадало в поле зрения Канако, казалось ей исполненным особого смысла.

Наконец раздался пронзительный гудок, и она задрожала от радостного волнения. Электричка, окруженная в ее глазах неким загадочным ореолом, двинулась в сторону Хаконэ.

Был уже час дня, когда они вышли на конечной станции. Автобус в сторону Мото-Хаконэ отходил через час, и супруги решили перекусить в маленькой закусочной близ станционного здания. Канако развязала шелковый фуросики[3] и достала две коробочки с приготовленными дома норимаки[4], ломтиками красного имбиря и омлетом. Потом они еще поели крутых яиц, которые она сварила утром.

Когда с завтраком было покончено, Канако собралась было купить в подарок соседкам несколько открыток, выставленных в витрине закусочной, но Сюнкити возразил:

— В отеле, где мы остановимся на ночь, можно будет подобрать и получше.

— И то верно. Хорошо бы, чтоб на открытке был изображен бассейн, принадлежащий отелю.

Они с самого начала собирались купить соседкам каких-нибудь сувениров, и Канако признала, что идея Сюнкити лучше. В свою очередь она не позволила мужу купить бутылочку виски в баре.

— Зачем? — сказала она.— Оставим это удовольствие на ужин. Я тогда тоже капельку выпью.

В конце концов Сюнкити и Канако вышли из закусочной, уплатив только за чай, и сели в автобус, отправлявшийся к горячим источникам Мото-Хаконэ. Они предполагали остановиться там на ночь, а утром осмотреть озеро Асиноко и через перевал Дзиккоку добраться до Атами.

Подсчитав, что они прибудут в отель несколько раньше намеченного срока, Сюнкити и Канако решили сойти за две остановки и пройтись пешком.

Место было безлюдное, угрюмые горы подступали прямо к автобусной остановке. Сюнкити и Канако пошли по каменистой дороге, которая то терялась в рощах криптомерии, то поднималась на голые холмы, откуда открывался широкий обзор.

Дул холодный ветер, но быстрая ходьба согревала. Мягкий солнечный свет озарял дорогу и идущую по ней пару. Вскоре они подошли к развилке. Сюнкити высказал предположение, что дорога, идущая вдоль подножия горы, более короткая. Канако же считала, что ближе идти по той, где ходит автобус.

— Давай пойдем каждый по своей дороге — все равно они сойдутся. Вот и проверим, какая короче,— предложил Сюнкити.

— Идет,— согласилась Канако.— По своей я все равно доберусь скорее.

На этот бессмысленный спор их толкнуло владевшее обоими приподнятое настроение. Когда Сюнкити уже скрылся за деревьями, Канако громко и задорно, как школьница, крикнула ему вслед:

— Только, чур, не бежать!

А сама чуть не бегом поспешила вперед. Вскоре Канако вышла к месту пересечения дорог. Сюнкити еще не появился. Она присела на камень и стала дожидаться. Прошло десять, двадцать минут, а его все не было. Недоумевая, Канако пошла ему навстречу. Пройдя с полкилометра, она повернула обратно — туда, где соединялись дороги,— и подождала еще минут двадцать.

Тем временем начало смеркаться, холодный ветер зашумел в зарослях кустарника.

— Сюнкити-и-и! — в страхе закричала она, приставив рупором ладони ко рту, и прислушалась. Ей отозвалось только раскатистое эхо.

Вне себя от охватившего ее страха, Канако помчалась обратно по автобусной дороге. Когда она добралась до развилки, Сюнкити уже был там. Он стоял, подняв воротник пальто и зябко поеживаясь.

— Что случилось? — визгливо закричала Канако. Страх прошел, и в ней сразу же закипела злость.

— Это я у тебя хочу спросить! Куда ты подевалась? — в сердцах крикнул Сюнкити.

Оказывается, дороги, по которым они шли, сходились на несколько сот метров дальше. А там, где Канако поджидала Сюнкити, с шоссе пересекалась другая дорога.

— Идиотка, я так устал из-за тебя, что едва держусь на ногах.

Не найдя Канако в условленном месте, он тоже вернулся назад, отмахав попусту километра два.

— Но ведь это тебе пришла в голову такая дурацкая затея. Я сама совершенно выбилась из сил,— возмутилась Канако.

От быстрой ходьбы оба вспотели и теперь, стоя на месте, начинали мерзнуть. Некоторое время Канако и Сюнкити еще переругивались, дрожа от холода. В конце концов злость у обоих прошла, и они, устало волоча ноги, побрели к следующей остановке автобуса. Желание поскорее добраться до гостиницы и согреться в горячей ванне заставило позабыть о размолвке.

Отель, в котором посоветовал остановиться один из сослуживцев Сюнкити, оказался роскошнее, чем они предполагали. Едва переступив порог просторного холла, Канако ощутила беспокойство.

По длинному коридору с натертым до блеска — того и гляди поскользнешься — полом их проводили в номер. Не выпуская фуросики из рук, Канако подошла к окну и молча уставилась в крутой склон горы, подступавший к самому зданию. Она не могла понять, почему ей вдруг стало не по себе. Но факт оставался фактом — радостное настроение исчезло без следа.

— Здесь все так шикарно. Ох, чует мое сердце, влетит нам эта ночь в копеечку,— шепнула она подошедшему мужу.

— Мой коллега говорил, что этот отель не из дорогих.

— Может, для кого и не из дорогих. Ты погляди, как обставлена комната.

Канако обвела подозрительным взглядом новые циновки, зеркало в красной лакированной раме, стол сандалового дерева, яркие дзабутоны[5], причудливой формы вешалку для одежды... Ей почудилось, будто все эти вещи уставились на нее жадными глазами и готовы прямо сейчас выудить из ее кошелька все наличные деньги.

Догадавшись, что ее беспокоит, Сюнкити самодовольно сказал:

— Ничего, у нас ведь пять тысяч.

— Знаю, но за эту комнату сдерут добрую половину всех наших денег.

— А ты как думала? Ведь мы приехали не куда-нибудь, а на курорт.

— Что-то мне расхотелось ночевать в этом отеле,— хмуро пробормотала Канако, потом обернулась к мужу и решительно сказала: — Послушай уйдем отсюда, пока не поздно.

И, не дождавшись ответа, поспешно вышла из номера. Провожаемые недоуменными взглядами прислуги, Канако и Сюнкити покинули отель.

Когда они снова оказались на улице, Сюнкити вздохнул с облегчением и не стал бранить жену за своеволие. Он ощупал спрятанные во внутреннем кармане пять тысяч. Они спокойно лежали на месте, а ведь чуть было не уплыли из рук.

— Потратить столько денег на гостиницу! И как такая глупая мысль могла прийти нам в голову? — удивлялась Канако.