Эйсукэ Накадзоно - СВИНЕЦ В ПЛАМЕНИ

Почувствовав атмосферу напряжённости, воцарившуюся в коридоре, европейцы и американцы подняли шум. Послышалась обычная хоровая декламация: «К чёрту обезьянник!» Вторя ей, наверху запели китайскую песню. Отряд Куросимы не спеша приближался к лестнице. Зловоние не становилось сильней. Куросима оглянулся. Охранники, уже в противогазах, посмеивались друг над другом, показывая на карикатурные «хоботы». «Неужели провал?» — подумал он с горечью.

Но снизу раздался голос начальника отделения: «Берегись газа!» Караульный, стоявший на посту у задних ворот, карманным фонарём просигнализировал о химической атаке.

Не успев надеть противогаз, Куросима почувствовал тот же отвратительный, тошнотворный запах, от которого он чуть не задохнулся возле канала. Взмахнув рукой, он дал команду следовать за ним и начал быстро подниматься.

Пение прекратилось. Раздался крик. Затем всё смолкло. Хоровая декламация на первом этаже тоже прекратилась, и здание погрузилось в тишину. Когда открыли железную дверь и стали разбирать баррикады из столов и матрацев, никто не оказал сопротивления. Из распахнутых зарешечённых окон в коридор вливался молочного цвета туман. Охранники осветили коридор карманными фонарями, и все начали приходить в себя от первого шока, от внезапного вторжения газа. Раздавались стоны. Некоторые в гневе потрясали кулаками. Иные, схватившись за грудь, опускались на корточки. Иные катались по полу. Другие мужественно вставали, с трудом расправляли обнажённые спины и, пошатываясь, уходили в камеру, но там сразу же валились с ног. Все двигались словно тени.

Картина, которую охранники наблюдали через пластиковые стёкла противогазов, напоминала сцену в аду.

Охранники быстро превратились в санитаров. Куросима подавал команды. Он сразу же приказал распахнуть все окна, выходившие во внутренний двор, наглухо закрытые, когда начался ветер и дождь. Необходимо было устроить сквозняк, чтобы проветрить помещение. Всех лежавших в коридоре отнесли на кровати. Старосту Чэнь Дун-и, которого мучила рвота, двое охранников, поддерживая с обеих сторон, отвели в отдельную камеру во втором корпусе. Чэня уже заранее решили изолировать, чтобы расследовал инцидент.

Всё делалось молча и в строгом порядке. Дышать в маске становилось трудно. Напряжённость ослабла. Куросима медленно вошёл в третью камеру… Фукуо Омура лежал на нарах. Он едва дышал от страха, но против ожидания не казался ослабевшим. Куросима дал знак охранникам поднять его и заставить обуться. Сейчас, несомненно, самое время перевести его в больничную палату, чтобы больше никто его не трогал.

Когда Куросима возвращался из больницы, снова завыл ветер и начал хлестать косой дождь. Тайфун, видимо, прошёл стороной. Ещё в больнице, почувствовав ветерок, Куросима снял противогаз. Сперва стояло страшное зловоние, но потом оно вдруг развеялось. Он словно очнулся от кошмара.

Перед караульным помещением выстроилось более десятка охранников, и Итинари держал перед ними речь.

— …Достойно всяческого сожаления, что у нас произошла эта злосчастная забастовка. Но, к счастью, благодаря вашим самоотверженным усилиям она не переросла в нечто более серьёзное… Я доволен, что вы сумели в столь короткий срок навести порядок. Благодарю вас. В соответствии с указаниями, которые даст нам начальник лагеря, мы займёмся обстоятельным изучением причин инцидента. Но сейчас, господа, я хотел бы повторить то, о чём уже неоднократно говорил. Мы должны постоянно чувствовать себя дипломатическими работниками переднего края и, следовательно, со всей осмотрительностью и с полным достоинством обращаться с нашими заключёнными… Нельзя допустить, чтобы нынешний печальный инцидент стал предвестником ещё более сильного «тайфуна».

Итинари широко заулыбался, в ответ послышался весёлый говор и смех охранников. Лишь Куросима не разделял общего веселья.

ОСТРОВОК ПАМЯТИ

1

Психоневрологическая больница «Кэммин» в Иокогаме стояла на тихой улице Яматэ, спускавшейся с холма. Сюда не долетал шум прибоя, разбивавшегося о волнорез в порту.

Стоя на покатом дворе больницы, Куросима пристально всматривался в полуденное синее море, спокойное и гладкое после недавно пронёсшегося тайфуна. Доктор Тогаси, высокий мужчина средних лет, прекрасно говорил по-китайски и в переводчике не нуждался. Он был не чета Куросиме, который с грехом пополам мог вести разговор лишь на обыденные темы. Куросима даже надеялся, что врачу удастся выведать у Омуры что-нибудь новое. Вид синего моря проникал в самую душу и успокаивал, навевая тихую грусть. Почти три недели возился он с человеком без подданства, и тот остаётся такой же загадкой, как глубины моря, с грустной иронией думал Куросима.

— Куросима-сан! Вас приглашает доктор, — позвала его с террасы приёмной медсестра. Голос был молодой, сильный.

Психоневрологическая больница вопреки общему представлению о такого рода лечебницах имела отнюдь не мрачный вид, была выкрашена в кремовый цвет и больше походила на первоклассный жилой дом.

Уверенный в благоприятных результатах экспертизы, Куросима вернулся в здание. На пороге приёмной, улыбаясь, его поджидал долговязый доктор Тогаси. Он ввёл Куросиму в небольшую комнату, зажатую между первым и вторым врачебными кабинетами.

Когда они вошли, доктор поманил его рукой к стене и сказал:

— Вот здесь особое зеркальное устройство, позволяющее видеть всё, что происходит за стеной. Пациент же оттуда нас не видит.

В стене было углубление размером примерно 30x30 сантиметров, и внутри, вероятно, находилось зеркальное стекло. Освещённый флюоресцентными лампами, врачебный кабинет был виден отсюда как на ладони.

В отличие от других медицинских кабинетов этот скорее напоминал большой, хорошо обставленный служебный кабинет солидной фирмы. Стены и потолок обтянуты зелёной звуконепроницаемой тканью. Всё расставлено в строгом порядке, и во всём атмосфера спокойствия и ясности. Не было ничего, что отпугивало бы или казалось таинственным.

Тем не менее человек, сидевший за столом, напоминал вспугнутого зверя, это был Фукуо Омура. Он оглядывался по сторонам и дрожал. Потом вдруг зевнул. Затем свесил голову, будто задумался, и сразу же вскочил. В следующее мгновение он снова плюхнулся в кресло с подлокотниками. Лицо его сейчас не было похоже на бесстрастную свинцовую маску. Он действительно походил на охваченного беспокойством зверя.

— Вы тоже считаете его сумасшедшим? — рассеянно спросил Куросима.

— Видите ли, — отвечал доктор Тогаси, — господин Ханагаки обнаружил у него разность полей зрения… Но я произвёл проверку с помощью измерителя мозговых волн, и различия в их форме не вижу. Ни сумасшедшим, ни эпилептиком, по-видимому, его признать нельзя. Нет никаких оснований говорить об органических мозговых изменениях… Следует полагать, что причины скорее всего психического, душевного свойства.

Когда доктор Тогаси говорил, у него приподнималась верхняя губа. Чувствовалось, что он чрезвычайно осторожен в своих выводах. Медлительность и неуверенность доктора были совершенно непонятны Куросиме, и он спросил:

А в чём же всё-таки дело?

Видите ли, сегодня я сумел лишь провести тесты на способность запоминания и элементарные умственные способности, а также проверил реакции на наркоз. Чтобы выдать вам письменное заключение экспертизы, необходимо произвести более всестороннюю проверку умственных способностей, анализ характера по методу Роршаха[11]. Только сопоставив и обобщив эти данные, можно будет прийти к заключению.

— Но вы, доктор, наверное, уже составили себе определённое мнение? — настойчиво допытывался Куросима.

Омура с усталым видом поднялся с кресла. Медленно передвигая ноги в шлёпанцах, он дошёл до противоположной стены, у которой стоял обитый чёрной кожей лежак, и растянулся на нём, повернувшись к стене.

— Он не хочет вспоминать своё прошлое, — сказал врач. — Говорит, что это опасно для жизни.

— Вот как? — проговорил изумлённый Куросима. — Любопытно.

— Фукуо Омура впервые приподнял завесу над своей тайной. Это удивило и обрадовало Куросиму.

— Но это вовсе не значит, что он может всё вспомнить, — холодно сказал доктор.

— То есть?

— По-моему, мы здесь имеем дело со случаем забвения прошлого.

— Забвения прошлого?

— Да. Он, по-видимому, начисто забыл свою прошлую жизнь. Это так называемая амнезия. Есть такое заболевание. Если бы вокруг были люди, которые его раньше знали, можно было бы сразу прийти к определённому выводу. Но в отношении иностранца вынести такое заключение, разумеется, очень и очень трудно.

— Понимаю, — сразу сник Куросима.

Ему был нанесён жестокий удар. Казалось, цель уже совсем близка и тайна Омуры вот-вот раскроется, а теперь она вдруг снова отодвигалась в бесконечную даль, словно предмет, долгое время рассматриваемый в перевёрнутый бинокль, стал постепенно увеличиваться и вдруг опять уменьшился до едва различимых размеров. Это было похоже на обман.