Владимир Корнилов - Мои невесты (Сборник рассказов)

— Даже среди своих детей у меня будет любимчик!..

Как-то, возвращаясь с рыбалки, застал я Аллочку на озере. Свесив с мостков босые ноги, она отчищала песком сковороду. Я подогнал лодку к мосткам, повинился:

— Сегодня я — неудачник, — ни рыбешки!..

— Велика беда, завтра поймаешь! — успокоила Аллочка. — Светка вон грибов насобирала!

Под моим взглядом она подобралась, усерднее стала чистить сковороду. Я смотрел на ловкие движения ее рук, на посмуглевшее от летнего загара лицо с поджатой от старания губой, на стопку уже отмытой, чистой посуды, и не мог не залюбоваться деятельной ее работой. Вспомнил свое холостяцкое жилье с шатким столиком в углу, электроплиткой, раскладушкой, с обедами в ближайшей столовой, и позавидовал счастливчику-летчику, у которого будет такая вот хозяйственная жена.

Аллочка как будто уловила мой сожалеющий взгляд, отвела со лба волосы, спросила:

— Когда на лодке покатаешь?..

Вздохом, подавляя тоску по семейному своему неустройству, ответил шутливо:

— Когда прикажет ваша светлость!.. — Аллочка посмотрела внимательно, сказала:

— А вот прикажу. И скоро!..

Оказываемое мне внимание не прошло мимо Аллочкиной мамы. В один из дней, когда девчата ушли на полевую практику, а я сидел в холодке, разбирая спиннинговую катушку, она подошла ко мне с нескончаемым своим вязанием. На правах матери, заботящейся о судьбе дочери, стала, выспрашивать, где, как я живу, есть ли перспективы в моей работе, почему так затянулась моя бессемейная жизнь, и были ли у меня на фронте и в послевоенной жизни женщины. Под требовательным ее напором, я как-то даже растерялся, смущенно отвечал, стараясь быть деликатным и не отходить от правды. И не мог не почувствовать по характеру разговора, выражению ее лица, нервному движению пальцев, что прожитую мной жизнь она не одобряет, что комнатка в 14 квадратных метров в квартире-коммуналке, где я после окончания института проживал, не лучший вариант для обустройства семейной жизни, что перспективы литературной моей работы крайне зыбки, и заводить семью мне действительно рано.

— Я хотела бы предупредить вас, Володя, Аллочка воспитана в строгости и невинности. Вы меня понимаете? При ее излишней мечтательности, она может наделать глупостей.

Спицы в ее руках дрожали:

— Я давно наблюдаю за вами. Вы человек благородный. У вас опыт жизни. Я бы попросила, очень попросила. Не могли бы Вы, Володя, дать мне слово, что поможете уберечь Аллочку от самой себя?.. — Почти с мольбой смотрели на меня такие же темные, как у Аллочки глаза.

Оказанным доверием я был польщен и уверил Аллочкину маму и подтвердил это словом, хотя и бывшего, но офицера, что к Аллочке у меня не более чем дружеские чувства.

— Я очень надеюсь на Ваше благородство, Володя! — проговорила Аллочкина мама с видимым облегчением. Закрепила нитку, вынула из вязанья спицы, расправила на своей ладони крохотный, на детскую ножку носочек. Дала возможность издали полюбоваться трогательным изделием.

— Это для будущей Аллочкиной семьи! — пояснила она.

2

У Аллочки, однако, были свои соображения. За вечерним ужином она объявила:

— Завтра едем на тот берег озера. Площадки заложим там. Надеюсь, мужчины нас перевезут? — она вопросительно посмотрела на Лёничку, и внимательно на меня.

Аллочкина мама уронила вязанье на колени:

— Солнышко, это же опасно!.. — запротестовала она.

— Мамочка! Жизнь вся состоит из опасностей. Если бояться, лучше не жить! — Аллочка произнесла это с такой категоричностью, что никто не решился возразить. Ее нежные, наверное, еще не целованные губы самолюбиво поджались.

Лодка лесника, которой мы пользовались, явно не была рассчитана на пятерых. С низкими бортами, плоским дном, она легко кренилась и при неумелом обращении так же легко переворачивалась.

Но утро выдалось на удивление тихим. Ни морщинки на озерной глади, ни облачка в небе. Даже чайки без обычного крика спокойно облетали свои владения.

Двухкилометровый путь одолели благополучно, обогнули остров с молчаливыми соснами на обнаженных гранитных нагромождениях, пристали к пологому берегу.

Аллочка распорядилась: меня оставила в лодке, девчат и Леничку увела в лес. Я собрал спиннинг. Не успел сделать, несколько забросов, увидел Аллочку: с берега она наблюдала за моими рыбацкими стараниями.

— Я жду! — позвала она.

Мы плыли по курье, так на Урале называют узкие озерные заливы. Я неторопливо греб, Аллочка сидела на корме в неловкой напряженной позе, пальцы ее нервно поигрывали сорванной тростинкой.

Почему-то здесь, в уединении, пробудился у нее интерес к моей жизни. Она отрывисто выспрашивала где, как я живу, и что это такое — писательская работа? Я предпочел бы не разговаривать, просто любоваться великолепным днем, гладью вод, соснами на каменистых берегах, но, как и маму, терпеливо посвящал в подробности своего бытия.

— Все-таки, почему ты до сих пор один? — все так же отрывисто спрашивала она. — У тебя есть невеста?

— Была.

— Ну, и что? — в видимом напряжении Аллочка ждала. Я не знал, как объяснить, почему невеста не стала женой, ответил неопределенно:

— Хотела видеть во мне спортсмена.

— Она что, глупая была?

— Может быть, — засмеялся я.

Аллочка задумчиво покусывала кончик тростинки: в девчонке явно зрел дерзостный порыв. И точно. Я услышал требовательное:

— Можем мы где-нибудь остановиться? Хочу рядом посидеть!

Предупредить ее порыв я не успел: она вскочила. Лодка накренилась, черпанула низким бортом воды. Аллочка упала на сиденье.

Стараясь казаться спокойным, я молча вычерпывал воду. Аллочка с досадой сошвырнула с ног мокрые туфли, упрекнула:

— Все ты виноват!

Мы вернулись к острову. Я думал, прогулка наша на этом закончилась. Но Аллочка вдруг распрямилась, взглянула дерзко, с каким-то даже вызовом, сказала:

— Хочу искупаться! — Её руки уже ухватили край платья в желании раздеться, я остановил ее.

— Здесь нельзя. Глубоко…

— Ну что ты за человек! — чуть не в слезах воскликнула Аллочка. — Здесь нельзя, там нельзя! Где же можно?! А почему нельзя? Здесь мелко! Дно — вот оно! Каждый камушек видать! — Оскорбленное девичество бунтовало в ней.

Я нашарил в кармане монетку, оставшуюся от расчета за молоко, бросил в воду. Серебрушка, качаясь, посверкивая, тонула долго, пока, наконец, не легла на дно.

— Так глубоко?! — потрясенно выдохнула Аллочка. — Что же там, посреди озера?..

— Там, вообще, бездна! — успокоил я ее.

Не отрывая взгляда от воды, она задумчиво проговорила:

— Вот так и в жизни: плывешь и не знаешь, что под тобой бездна!

Рассудительность ее, меня тронула. Я знал песчаную косу на выходе из курьи, молча подплыл к мелководью, сказал:

— Купайся. Здесь можно.

Она в готовности сбросила платье. Решительно шагнула из лодки в воду. Я видел Аллочку во всем великолепии молодости. Как ни старался смотреть на небо, вдаль на горные хребты, все равно видел, как ласкала ее плечи голубая озерная вода, видел плавные взмахи золотисто-темных рук, видел в слепящем свете солнца радостный блеск ее глаз.

Ногами буровя воду, освещенная, возбужденная, она подошла к лодке, повернулась ко мне спиной, расстегнула, скинула мокрый лифчик, старательно выжала, просунула под лямки руки, сказала буднично:

— Сзади там пуговки. Застегни.

Пальцы не слушались, пуговки не застегивались, я делал все возможное, чтобы не прикоснуться к влажно-золотистой ее спине. Откинув голову с капельками воды в свисающих колечках волос, напряженно улыбаясь, она смотрела на меня поверх плеча.

Я едва сдерживал себя: еще одно зовущее движение, и нежные её губы вспухли бы от моих поцелуев!

С берега, из-за острова, донеслось:

— О-го-го! Ого!.. Алла, мы ждем!..

Аллочка повернулась, положила руки мне на плечи, прошептала:

— Ты ничего не понял, Володичка? Или ты все понял? — мокрой щекой она прижалась к моей щеке.

3

Пока мы рассаживались в лодке, протяжно, напористо, прошумело в мохнатых вершинах сосен. На Уральских озерах погода меняется вдруг: перевалит через хребет, скопившийся у подножья тяжелый ветер, и гладкая голубизна вод тут же взрябит, вспухнет перекатами волн, и озеро, протянувшееся между гор на многие километры, превращается в адскую кипень, в которой не устоять ни лодке, ни человеку.

Я правил прямиком к дому. Ветер напирал в бок. Волна шла быстрая, но мелкая, и была надежда, что пересечь открытое пространство мы успеем.

Туча надвинулась, озеро придавило хмарью, ветер лепил к телу рубашки, трепал волосы на головах девчат. Волна пошла круче, с силой ударяла в борт. Плыть вперед в перегруженной лодке мы уже не могли, не могли и вернуться назад. Оставалась рискованная, но единственная возможность пустить лодку по волне. Стихия разворачивала нас прочь от дома.