Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

Потом Хойт, все еще глядя на приятелей, мотнул головой в сторону носильщика и лаконично сказал:

– Этого на хрен.

Развернутый смысл столь лаконичной фразы заключался в следующем: «Обойдемся без помощи этого парня и сэкономим на чаевых». Впрочем, Шарлотте показалось, что она сумела понять и скрытый смысл, зашифрованный в этих словах: «Я снял свою шапку вовсе не из-за этого черного парня, а просто не хочу портить себе настроение и трепать нервы…» Вот только она готова была поспорить, что на самом деле все обстоит как раз наоборот…

Едва машина остановилась, как Крисси и Николь выскочили и направились в вестибюль отеля. Шарлотте ничего не оставалось, как последовать за ними. Парни тем временем отшили предлагавшего свои услуги носильщика и теперь, лениво переругиваясь, перегружали сумки из необъятного багажника «субурбана» на плечи и в руки друг другу. Почему так медленно? Шарлотта чувствовала себя неловко и, по правде говоря, действительно не знала, что делать. Крисси и Николь, решительно игнорируя ее, погрузились в увлекательное обсуждение того, кто что наденет на ужин.

Шарлотта поняла, что не в состоянии больше находиться рядом с ними, и, подумав, решила немножко прогуляться по вестибюлю. Для начала она напустила на себя, как ей казалось, совершенно индифферентный вид, но буквально через минуту от ее равнодушия не осталось и следа. Вот это роскошь! Никогда в жизни она не видела такого холла. Девушка сделала несколько десятков шагов – и вдруг заметила, что над большей частью холла нет потолка. Шарлотта изумленно глядела вверх. Оказывается, центральная часть башни была полой, это было огромное цилиндрическое пустое пространство, обрамленное кольцами балконов и окон. Лишь на самом верху – она даже не могла представить, на высоте какого этажа – над этим пространством завис ажурный, почти прозрачный купол. Здесь же, внизу, на дне исполинского цилиндра перед Шарлоттой раскинулся внутренний дворик, превращенный не то в оранжерею, не то в настоящий зимний сад. Выложенные керамической плиткой терракотового цвета дорожки веером расходились в разные стороны, огибая огромные – да-да, действительно огромные – пальмы и другие тропические деревья. Шарлотта терялась в догадках, как можно вырастить такие гигантские растения в кадках, пусть и здоровенных. Откуда-то снизу доносилась музыка… да, нормальная музыка – фортепиано, бас-гитара и ненавязчивые ударные играли приятную латиноамериканскую мелодию, звучавшую негромко, в самый раз, чтобы приглушить звук искусственного водопада и перезвон столового серебра в примыкающем к оранжерее ресторане. Шарлотта как завороженная смотрела на этот сад. Она поймала себя на том, что мысленно пытается вычислить, куда ведут и где снова пересекаются разбегающиеся дорожки, которые начинались прямо у ее ног, огибали столики, проходили под деревьями и маленькими мостиками и вели в вестибюль по выложенным изразцовыми плитками, причудливо изогнутым лесенкам, заканчиваясь на больших площадках, тоже выложенных плиткой.

Такого роскошного здания Шарлотта, естественно, никогда не видела В прошлый раз, когда она приезжала в Вашингтон со своей учительницей, они останавливались за казенный счет в гостинице на N-стрит. Назывался тот отель «Гросвенор» и, конечно, не шел ни в какое сравнение с пятизвездочным «Хайяттом». Им достался маленький двухместный номер, и… как же мисс Пеннингтон храпела И все равно Шарлотта была в восторге. До этого она никогда не останавливалась в гостиницах. На завтрак им подали вафли – таких она в жизни не ела, – и настоящий кленовый сироп, совсем не похожий на ту ароматизированную искусственную жидкость «Каро», которую они обычно покупали в универсаме. Но, конечно, тот скромный отель по сравнению с тем, что открылось ее взгляду сейчас… о чем тут говорить! Шарлотте захотелось хоть с кем-нибудь поделиться своим открытием. Забыв об осторожности и уже полученном горьком опыте, она решила осчастливить Крисси и Николь. Ну не могут они не порадоваться, увидев такую красоту.

Поспешив обратно в холл, Шарлотта застала их на том же самом месте, где оставила. Девушки о чем-то оживленно болтали и не заметили ее появления – или, по крайней мере, сделали вид, что не заметили. Но Шарлотта решила не обращать внимания на их спесь и хамство. Она с сияющими глазами подошла прямо к Николь, которая во время поездки почему-то показалась ей все-таки чуть более доступной для общения, чем Крисси, и с улыбкой сказала:

– Ой, ты бы видела, какая здесь кра-со-та! Вон там, – она махнула рукой, – настоящий внутренний дворик, с деревьями и даже с водопадом, а наверху над ним… пространство, огромное пустое пространство, и оно идет до самой крыши, но оно внутри здания! Пойдем посмотрим, там так здорово, так красиво!

Блондинка Николь прервала свой разговор и посмотрела на Шарлотту терпеливым – на грани скуки – взглядом, как на несмышленого ребенка.

– Ты имеешь в виду атриум?

– О, – воскликнула Шарлотта, – я даже не вспомнила, что это так называется! Ты имеешь в виду – как в древнеримских виллах? Да, на самом деле похоже, но только здесь ведь этажей тридцать, не меньше. Пойдем посмотрим!

– Да я таких уже десяток видела, – невозмутимо сказала Николь. – Во всех «Хайяттах» есть атриумы. – Потом она повернулась обратно к Крисси: – Ну так вот, с одной стороны каблуки действительно слишком высокие, но с другой – да пошли все на хрен! Нам что, танцевать до утра, что ли, придется? Парни вообще в танцах не сильны, а уж наши придурки, пока до танцпола доберутся, и на ногах стоять не будут…

Шарлотта так и осталась стоять, глядя на Николь, прерывисто дыша чуть приоткрытым ртом. У нее было такое ощущение, будто ее со всего размаху ударили в живот. Ее великое архитектурное открытие… оно только открыло – если это все еще нуждалось в подтверждении, – какая она серая неотесанная деревенщина по сравнению с этими девушками. Николь и Крисси стояли прямо перед ней в своих безупречных джинсах, безупречных рубашках, безупречных сапожках, безупречно отставив (или выставив?) бедро, и игнорировали ее существование с безупречным знанием дела.

Наконец к ним подошли Хойт, Вэнс и Джулиан, нагруженные багажом. Слава Богу, больше не придется стоять здесь, как одинокой страннице.

– Ну вот, банда, дело сделано, ключи у нас, – радостно заявил Хойт. – Пошли наверх. – Потом он взглянул на Шарлотту. – Слушай, сделай одолжение, – сказал он, поворачиваясь к ней левым боком, причем поворачиваться ему пришлось всем телом, потому что повернуть только голову или верхнюю часть туловища он не мог – на руках, в руках и под ними у него были сумки и пакеты, – не донесешь свою сумку сама? А то у меня такое ощущение, что палец сейчас на хрен отвалится.

Шарлотта поспешила снять свою парусиновую сумку, висевшую на согнутом мизинце левой руки Хойта. По-видимому, именно ее сумка могла оказаться той самой соломинкой, грозившей переломить спину верблюда, но сейчас ей было не до того, чтобы копить обиду на Хойта.

– Спасибо, – сказал он. Затем обернулся к Крисси и Николь и со смехом пояснил: – Я говорю – палец чуть, на хрен, не отвалился!

Что ж, Шарлотте оставалось только стоять посреди этого великолепного холла гостиницы, похожей на дворец, и наслаждаться завершенностью своего образа – кеды, джинсы, футболка и дешевая стеганая куртка на синтетическом утеплителе, в которой она походила на ходячую ручную фанату на тоненьких ножках. Небольшая парусиновая сумка – единственный предмет багажа – была как раз достойной недостающей для полноты впечатления деталью. «Как, интересно, эта деревенщина оказалась здесь, посреди всей этой роскоши, кто же это так прикололся, пригласив ее сюда в качестве своей подруги?» Тихо-тихо, уже смирившись со своим поражением на всех фронтах, она спросила у Хойта:

– А мой ключ тоже у тебя?

– Твой ключ? – Похоже, этот вопрос застал парня врасплох. После некоторого замешательства он напустил на себя занятой вид и сказал: – Да, конечно. Все ключи у меня. Пошли.

Крисси посмотрела на Шарлотту со знакомой ледяной улыбкой, а затем обратилась к Николь:

– Смотри-ка, соображает. Я вот даже не знаю, зачем притащила с собой столько всякой… хрени.

«Соображает». Не «Шарлотта» и даже не «Шарли…как ее там». Вообще никак.

Следующий вопрос застал Шарлотту врасплох, несмотря на то, что она была готова к подвоху, хотя сарказм третьей степени и не был написан на лице у Николь, а чувствовался только в голосе, когда та спросила:

– А ты что наденешь сегодня вечером?

По правде говоря, Шарлотта не знала, что ответить. Больше всего она боялась, что в разговоре как-нибудь выяснится, что платье она одолжила у Мими. Показывать его раньше времени тоже не входило в ее планы – по крайней мере, в виде свертка, вытащенного со дна сумки. Пришлось ограничиться максимально индифферентной фразой: