Алексей Слаповский - Качество жизни

— Я.

— Нет, в газете, на фотографии, это ты?

— Я.

— Как ты с ней познакомился? Как вообще попал в эти круги?

— Попал вот. Ты меня поздравить хочешь?

— А разве есть с чем?

— А разве не с чем?

Потом звонил недоумевающий Костик. Я сказал, что, да, застукали, Ирина Виленская моя любовница. Каюсь.

— Вообще-то для издательства скандал не помешает. Но не знаю, как Щирый посмотрит. Для нашего нового дела — ты понимаешь? — для нашего нового дела нужна как раз тишина. А где ты с ней познакомился?

— Мы вместе в школе учились.

— Ясно… Постой, ты же, вроде, не москвич?

— Ну и что? Она тоже.

— Да? Ясно… Постой, а ей сколько лет?

— Сколько и мне. Просто пластическая операция.

— Да? Ясно…

Ну, и другие звонили.

Сам я купил газеты в метро. Стоял в углу вагона, стиснутый, читал, рассматривал фотографию. Раздраженно скомкал, сунул в сумку.

Напротив стояла женщина, тоже с газетой в руках. Рассеянно глянула на меня. И — в газету. И опять на меня. И вдруг улыбнулась — как знакомому. И я понял, что человек, чье лицо становится известным, тут же делается для всех — а это миллионы! — своим, близким, кем-то вроде соседа или доброго приятеля. Потому что не близкому, не соседу и не приятелю не будешь же вот так улыбаться! Эта мысль меня, грубо говоря, потрясла. А женщина порылась в сумочке, достала ручку и протянула ее вместе с газетой. Я взял газету и расписался под фотографией. Она хотела что-то сказать, но я приложил палец к губам. Она поняла и кивнула, очень довольная. И даже отошла, оттиснулась от меня, чтобы удобней было хранить тайну. Я отвернулся.

В издательстве меня встретили, как именинника.

— Кто бы мог подумать! — воскликнула Гурьева, женщина из бухгалтерии, очень простая на язык.

— Неужели нельзя подумать? — галантно спросил я ее.

Она оценила меня взглядом, словно впервые видела. И сказала с оттенком удивления:

— Можно…

— Спасибо.

А Костик, улыбаясь, спросил:

— Нет, а как это делается вообще?

— Что?

— Ну, такая женщина — и ты!

— Если отбросить социальные и другие причиндалы, она просто женщина, я просто мужчина.

— Это ты прав! — одобрил Костик.

17

Пока я раздумывал, позвонить ли Ирине, она позвонила сама и назначила встречу в «…». Это подвальный клуб-ресторан на Никольской, там большей частью обретается небогатая молодежь интеллектуального пошиба.

Мы конспиративно сели в углу, она, как всегда, была в темных очках, я тоже напялил очки шпионского фасона: «я тебя вижу, ты меня нет»; при покупке они мне понравились возможностью незаметно и безнаказанно наблюдать за людьми.

Я огляделся.

— Тут всегда народ, есть места тише.

— Зато этот народ не смотрит телевизор и не читает желтых газет.

— А Интернет? Мне вот сын сообщил, он там увидел. И просил, кстати…

— Знаю! Просил о встрече. Чтобы сказать мне, что я ему не нужна. Сколько можно?! Ладно, давайте о деле.

Ирина рассказала, что у нее с утра был неприятный разговор с телевизионным начальством. Она ведь в определенным смысле лицо канала. Его репутация. Его респектабельность. Это лицо должно быть безупречным, ибо у канала большие планы, он стремится из дециметрового стать метровым и вещать на всю страну. Дециметровые девочки и мальчики могут в эфире фигурять голыми животами, татуировками, пирсингами, могут хихикать и отпускать уличные словечки; Ирина — категорически не может. Ее имидж оригинален: радость жизни, сексуальность, но при этом деловитость и серьезность.

— Сексуальная деловитость? — уточнил я. — Или деловитая сексуальность?

— Вы хамите или шутить пытаетесь?

— Извините.

Так вот, продолжила Ирина. Здоровый, приличный скандал, сказало ей начальство, никогда не помешает. Ну, то есть, когда, например, все знают, что ведущая собирается замуж. Но что-то разлаживается. Не сошлись характерами. Или милый изменил. Вся страна сочувствует ей. Нажимают на кнопку канала, чтобы увидеть на ее лице следы переживаний. И так далее. Нездоровый скандал тоже вызывает интерес, но у него иное качество. Привлечение зрителей еще не всё. Важно привлечь серьезных инвесторов, рекламодателей, участников передач и т. п. На канал с подмоченной репутацией солидные люди не придут. Здоровый скандал, резюмировало начальство, мы всегда поддержим, мы даже, если нужно, его организуем. А вот скандала мелкого, мутного, глупого надо чураться. Если же он уже случился, надо что-то делать, надо его микшировать. Или, возможно, использовать во благо, превратив в здоровый. Неплохо бы встретиться со вторым его участником, сказало начальство.

— Вам еще не звонили? — спросила Ирина.

— Нет.

— Думаю, позвонят и позовут. Поэтому я и попросила о встрече. Вы должны понять, что многое от вас зависит. Они будут делать различные предложения…

— Какие?

— Не знаю. Но я вам советую: говорите, что вы хотите опровержения. Сами вы от газет ничего не добьетесь, а канал в силах помочь. Пусть дадут опровержение или просто опишут все так, как было. Вы работаете в издательстве, вам захотелось издать мою книгу, вернее, уговорить меня написать книгу.

— О чем?

— Какая разница? О жизни, о себе!

— Вам есть что сказать о жизни и о себе?

— Наверно, это смешно, — оценила Ирина, — но давайте я в другой раз специально найду время послушать, как вы умеете острить. В общем, вы пришли насчет книги. Вам стало плохо. Чуть не упали. Я вас поддержала. Все. Тут и врать ничего не надо, так оно все и было.

Я понимал: Ирина предлагает верный вариант. Но слишком уж она холодно и неприязненно говорила со мной. Во мне взыграло мелкое самолюбие, захотелось перечить.

— Врать все-таки придется, — сказал я.

— В чем это?

— Придется умолчать, что я в вас влюблен.

— Ой, ради бога! Охота вам, честное слово!

— Я не шучу.

— Еще хуже! Зачем вам это? Вы только представьте, каким я вас вижу, и сразу пройдет!

— А каким вы меня видите?

Ирина помолчала: официантка в это время принесла кофе и минеральную воду. Потом сняла очки, осмотрела меня. И сказала:

— Самое гадкое: у вас волосы в носу и на ушах.

Я рассмеялся. Я постарался рассмеяться.

— Что, правда?

— Неужели не замечали?

— Нет.

— Это ужасно! Из ноздрей у вас прямо-таки два пучка торчат, — со сладострастным отвращением начала описывать Ирина. — А на ушах пух курчавится. И коронку золотую вам давно поменять пора на что-нибудь приличное.

— Ее разве видно?

— Когда улыбаетесь, видно. И на шее у вас красные пупырышки, шея вообще красная, после сорока это часто бывает. Седина у вас пегая какая-то, клочками. Знаете выражение — благородная седина? Это не о вас. А руки! — вы свои руки видели?

Я растопырил над столом пальцы.

— Вот, вижу.

— Морщины сплошные — как кожа ящерицы! Кошмар! Вы не обижайтесь. На самом деле вы вполне обычный мужчина. Не очень даже старый для своего возраста. Но для меня вы, простите за откровенность, ужасающее зрелище. У вас и изо рта наверняка уже пахнет.

— Никто не жаловался.

— Ну, значит, скоро. Неизбежно. Теперь как? Все еще хочется говорить о влюбленности?

— Не очень.

— Вот и хорошо.

… Шебуев, Панаевский и другие мои авторы часто описывали ситуации, когда встречаются двое и вдруг неожиданно появляется третий. Двоим он, как правило, напрочь не нужен, зато авторам обычно позарез необходим. Для сюжета. Для обострения. И т. п. Сочиняя это, я всегда посмеивался. Нет, жизнь, конечно, богата неожиданностями, но не такими нарочитыми и специальными.

И вот не в детективно-любовном романе, а в совершенно реальном подвале нарочито и специально, детективно-любовно появился господин Беклеяев, которого я до этого не раз видел в газетах и телевизионных ток-шоу, посвященных большому бизнесу. А поодаль сели два молодых человека в черных костюмах.

Баязет Бекмуратович в свои пятьдесят с чем-то лет был хорош: строен, темноволос, глаза карие, большие, движения плавные.

— Иринушка! — сказал он ласково, сев рядом с Ириной и поцеловав ее в щеку.

— Здравствуй, Бек, — улыбнулась Ирина, погладив его по руке. — А это вот…

— Неужели ты думаешь, что я не знаю? Ты представляешь, эти глупые газеты продаются даже в Женеве. И есть люди, которые их читают! Прочли, доложили мне. Я только что прилетел — и вот, нашел тебя.

— Я не скрываюсь, Бек.

— А зачем тебе скрываться от своего жениха? — удивился Беклеяев. — Вы уже придумали, как будете объяснять это недоразумение?

— Но это действительно недоразумение, Бек! — смущенно оправдывалась Ирина — так, как добропорядочная невеста оправдывалась бы перед ревнующим женихом. — Посмотри на него!