Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

Оторвавшись от документа, она вновь взглянула на него:

– И даже те, кто работает в службе персонала намного дольше меня, и то никогда не видели, чтобы студента рекомендовали настолько обстоятельно, подробно и положительно, и притом чтобы рекомендацию давала персона такого уровня, как губернатор. В общем, ты парень с мозгами, сам понимаешь – такую рекомендацию от подобного клиента воспринимать просто как пожелание невозможно.

Хойт в очередной раз посмотрел ей в лицо; он был совершенно сбит с толку.

– Слушай, Рейчел, скажи прямо: это все-таки была шутка? Ну, она удалась, но скажи, ради чего ты устроила эту комедию?

Она одарила его очередной мудрой и всепонимающей улыбкой и сама чуть не рассмеялась.

– Один из братьев Пирс – основателей «Пирс энд Пирс» – Эллис Пирс, если быть точной, как-то раз употребил в разговоре слово «неудачник». Когда его спросили, кто такой неудачник, он сказал: «Это такой же человек, как и все другие, с той лишь разницей, что, даже встретившись с самой Фортуной, он откажется пожать ей руку».

По крайней мере, эта байка приводится в биографии братьев Пирс, написанной Мартином Майерсом. Не читал?

Хойт отрицательно покачал головой.

– Она называется «Фирс энд Фирс»,[29] – сказала Рейчел. – Согласись, довольно прозрачный намек… И хватит так на меня пялиться! Мы говорим о работе с начальным окладом девяносто пять тысяч долларов в год. По-моему, для начала неплохо.

– И что же это за работа такая? Делать-то что? – спросил Хойт, изо всех сил постаравшись изобразить, что эта тема его не так уж и интересует. Совсем задавленное в последние минуты ощущение собственной крутизны начало просыпаться в нем вновь.

Рейчел объяснила, что при приеме на работу ему будет предложена специальная восьминедельная программа по профессиональному тренингу; по окончании такой стажировки новый сотрудник определяется в отдел продаж, аналитический отдел, маркетинговую службу и так далее – в общем, туда, где от него будет больше толку.

– Ну хорошо, – сказал Хойт. – А теперь сделай одолжение, ответь мне на один вопрос, только пожалуйста, ответь прямо. Допустим, губернатор Калифорнии считает меня таким клевым парнем – я с этим спорить не буду; но скажи, какого черта он так озаботился моей судьбой? Что за приступ благотворительности? – Хойт просто впился в Рейчел взглядом, рассчитывая поймать ее хоть на каком-то малейшем намеке, что ей известно больше, чем она говорит.

Не сработало. На лице Рейчел не дрогнул ни один мускул.

– А мне почем знать? Я и сама удивилась. Я думала, что наоборот, ты сам в курсе.

Хойт многозначительно, слегка иронически улыбнулся и постарался придать лицу таинственное выражение. Он ждал, что Рейчел улыбнется в ответ, дав тем самым сигнал, что его намек понят правильно. Но она не улыбнулась. Казалось, Рейчел совершенно искренне не понимала, чего это Хойт придуривается и почему так ошеломлен. Он тем временем перевел взгляд на ее губы, на тонкую, такую невероятно хрупкую золотую цепочку с маленькой жемчужиной – ту единственную преграду, которая останется между ними, если… если… и вдруг обнаружил, что на этот раз остался совершенно спокоен. Если что-то в нем и проснулось, то это был трезвый рационализм игрока в покер, у которого во время игры отмирают любые эмоции. Больше никакой иронии… Парень снова посмотрел Рейчел в лицо и кивнул – с достоинством, не слишком сильно нагибая голову, но так, чтобы нельзя было усомниться в его согласии… «Пирс энд Пирс», девяносто пять тысяч долларов в год для начала… Хойт кивнул еще раз – многозначительно и в то же время бесстрастно, как подобает профессиональному игроку.

«Ну, Вэнс, расскажу я тебе, что со мной сегодня случилось! Ты просто охренеешь! Это же твоюматьохренетькакневероятно!»

Рейчел наконец снизошла до того, что сложила накрашенные темной помадой губы в улыбку – проникнутую сладострастием.

– Я жду, Хойт. Пожмешь ты руку Фортуне или нет? У этой дамы очень вредный характер. Это не я сказала, а Ивлин Во.

Хойт протянул руку, и Рейчел подала ему свою. Они посмотрели друг другу в глаза, и Хойт по привычке сжал женскую ладонь чуть крепче, чем положено при деловом рукопожатии. В ответ – никакой реакции: бизнес, бизнес и только бизнес. Ничего личного. Эта рука не собиралась сообщать ему номер комнаты, ни тем более давать ключ от нее. Она говорила только одно: «Ну что ж, юноша, будем считать, что договорились».

Оказавшись в кабине лифта, Эдам стал вслух уговаривать самого себя: «Ну-ка давай соберись… Возьми себя в руки…» Умом он действительно понимал, что даже такой жлоб, как Бастер Рот не рискнет ударить студента прямо на рабочем месте… но ведь у главного тренера баскетбольной команды есть много других способов стереть этого самого студента в порошок, правда? Возьмет, например, и сделает так, что крайним в этой истории окажется именно он, Эдам. Он сам написал этот реферат за Джоджо и втюхал его простодушному спортсмену, надоумив выдать за собственный… Может, Бастер Рот вообще собирается записать весь их разговор на пленку… Черт, надо было взять с собой для поддержки кого-нибудь… вроде Камиллы… Вот она бы за словом в карман не полезла. Бастер Рот узнал бы много нового о том, насколько глубоко в прямую кишку может быть засунута его голова. Камилла! Да уж, при одном воспоминании о ней уровень смелости Эдама повысился на пару вольт.

Молодой человек даже вздрогнул от неожиданности, когда двери лифта открылись и он оказался в логове Бастера Рота… Эдам обратил внимание на то, что в приемной на кожано-стальных креслах и диванах сидят еще четверо или пятеро… судя по возрасту, явно не студенты. Это еще кто такие?

Несколько ошарашенный блеском стекла и металла, он подошел к стойке, отделявшей приемную от рабочего места… у Эдама язык не повернулся бы назвать секретаршами этих шикарных женщин. Четыре изящных, в высшей степени эргономичных кресла, как будто обитых телячьей кожей, новейшие компьютеры с новейшими мониторами, а в каждом кресле – изящная, стройная, холеная молодая красотка. Эдам просто глазам своим не верил. Ну и роскошь. Особенно разителен был контраст между холодным великолепием современного интерьера в стиле хай-тек и совершенно осязаемым теплом, исходившим от этих вполне земных, цветущих девушек – что называется, кровь с молоком. Две из них – брюнетка с разделенными на прямой пробор длинными волосами и светлая шатенка с такой же прической – подняли головы и вопросительно посмотрели на Эдама. По правде говоря, ему было страшновато даже подойти к ним ближе. Они ведь ненамного старше него (если вообще старше), и в то же время как будто относятся к совершенно другому миру, где все человеческие существа невероятно гламурны и сексапильны.

Брюнетке наконец удалось перехватить блуждающий взгляд Эдама. Тот вздрогнул и не без труда сформулировал причину своего появления в таком роскошном месте:

– Я к тренеру Роту.

Девушка обернулась к своей напарнице и, назвав ее, если Эдам не ослышался, Селестой, передала полученную от посетителя информацию, а Селеста повернулась к компьютеру, затем к Эдаму, вежливо улыбнулась и сообщила, что ему придется немного подождать. Легким движением руки она указала на постмодернистскую кожано-стальную мебель. Да, улыбаются они вежливо – но и только. После первого взгляда он уже вычеркнут из их списков. Девушки не рассматривали даже теоретической возможности, например, слегка пофлиртовать с новым посетителем… куда там! Эдам был уверен, что стоило ему только выйти из лифта, как они мысленно уже нацепили на него бирку с надписью «девственник». Конечно, это же просто у него на лице написано! Попробуй тут держаться уверенно, если ты ни разу в жизни не… И ведь чем старше Эдам становился, тем больше он боялся того дня, когда ему придется в этом признаться – будь то на словах или на деле, обнаружив полное незнание необходимой техники и попытавшись решить проблему с наскока, неуклюжим экспромтом.

С этими мыслями он и опустился на диван, над которым витал едва уловимый аромат дорогой, тонко выделанной кожи. Умом Эдам понимал: лучше всего ему сейчас полностью сосредоточиться на предстоящем разговоре с Бастером Ротом, но одно и то же видение всплывало перед ним, разрушая все способности логически мыслить – Шарлотта, бегущая по тренажерной дорожке, без капли грима на лице и вообще без всяких специальных ухищрений, воплощенная невинность и естественность, и темная полоска ткани на спине, под которой божественная влага ее тела стекает вниз, в расщелинку между ягодиц.

В этом странном состоянии, когда сладострастные ощущения пробивались сквозь логические размышления, Эдам провел довольно долгое время, поскольку по милости тренера Рота ему пришлось прождать вовсе не «немного».